Не думал, что скажу когда-нибудь это, но я бы хотел взглянуть напоследок на Катэрию с её пугающей двойней, которую я породил. Увидеть, годен был ли я вообще на хоть что-то, кроме убийств и разрушения. Может ли вообще такой человек, как я, быть на что-то способен, кроме как убивать. А ещё увидеть свою мать и услышать её голос…

Но я не увижу. У меня её тоже отобрали. Отобрали ради какой-то надежды, что что-то вдруг в мире изменится.

Мои мысли раз за разом возвращались к моей матери. Они крутились вокруг неё и того, что произошло и во что по итогу это вылилось. Теперь я понимал, почему отступники разочаровывались в Империи. Прочувствовал это на себе. Зачем бороться за тех, кому плевать на тебя и дорогое твоему сердцу, когда можно бороться за себя. Возможно, Тень был в какой-то мере прав насчёт всего этого, я боролся ради человечества, но демоны оказались не самым худшим врагом человечества.

Одиночество и отсутствие каких-либо дел порождает много свободного времени, за которое ты успеваешь обдумать очень многое. Оттого мне просто некуда было спрятаться от вездесущих мыслей про случившееся: инквизицию и мою мать.

Если ты подумал раз об этом, то отмахнёшься или попытаешься забыть, убеждая себя, что всё не так просто, как кажется. Если ты подумаешь об этом несколько раз, то тебя будут мучить сомнения, которые укоренятся в твоей душей, и каждый раз, сталкиваясь с этой ситуацией ты будешь возвращаться к ним.

У меня было слишком много свободного времени, чтобы раз за разом возвращаться к этим мыслям. Каждый день, раз от раза, и я уже не мог избавиться от чувства, будто меня предали, использовали и ударили в спину. Обманули и потом улыбались в лицо, смеясь в спину и используя в своих целях. Вряд ли мне выдастся возможность однажды ответить тем же, но эти мысли были единственным, что грело меня, спасая от апатии.

Пару дней я просто сидел и смотрел потолок, иногда засыпая, но вновь просыпаясь от боли во всём теле. После сражения тело выглядело как сплошной синяк, рука в двух местах и нога были сломаны, я это осознал, как прошли действия обезболивающего, но у меня не было ни сил, ни желания что-либо предпринять. Я просто сидел и думал…

Думал, что меня лишили всего. Эти лицемеры, что вдруг решили, что имею право решать, кому жить, а кто-то должен умереть, если это не они. Готовые отдать миллиарды в жертву, если только сами не находятся там.

Ненавижу.

Я их всех ненавижу…

Ненависть будто зажгла во мне огонь к сопротивлению, и я всё же заставил с трудом заняться делом. Заставил себя двигаться и продолжать бороться, когда всё тело и душа кричали, что пора просто отступить. Но желание жить было сильнее, ненависть и нежелания сдаваться были сильнее…

Первым делом я нашёл аптечку и сделал себе шины на сломанные конечности, предварительно вколов обезболивающее и вправив кости в нужное положение. После сразу проверил капсулу на герметичность и лишь после начал проводить инвентаризацию.

Оружия не было. Нож, плазмострел, гранаты, градомёт — всё было потеряно на корабле. Лазерный пистолет в капсуле был уничтожен шальной пулей. У меня осталась лишь активная броня, у которой работали лишь одна рука с ногой, были повреждены привода, а энергоячейки теперь не выдавали полной мощности. Она спасла меня, приняв чудовищный урон на себя, показав, что есть на самом деле активная броня, но теперь без ремонта мало на что была способна.

Провизии было немного. Питательные вещества на броне, которые мы пополнили перед высадкой, невкусные и мерзкие по консистенции. И схожие запасы в самой капсулой, где отличием было наличие вкуса. Таких запасов могло хватить, если сильно не тратиться, на месяц и ещё около недели из костюма. Но если очень экономить, то думаю, можно растянуть и на два с половиной месяца и даже на три, но это самый максимум.

Воды хватало, но в броне была система фильтрации для мочи, поэтому это была наименьшая из проблем.

По итогу, если ужаться, есть раз в два дня, и по большей части лежать, учитывая моё телосложение, наетое за всё время, три месяца были реальным сроком.

Теперь оставалось лишь ждать чего-нибудь.

И я ждал.

Первые недели меня продолжали терзать мысли о произошедшем, но потом душевные терзания улеглись. Осталась лишь ненависть. К ним, к их работе, к их методам. Если мне выпадет случай, которого уже не будет, я вытрясу из них абсолютно всё. А так я просто существовал, сидя на месте и ничего не делая — экономил энергию как мог, да и делать было нечего.

Тяжело ничего не делать. Тяжело ничем не заниматься и просто сидеть или лежать на креслах. Это сводит с ума, то заставляет тебя забываться, иногда произносить что-либо просто для того, чтобы разрушить гнетущую тишину. Это была пытка не для тела, но для сознания — ожидание без каких-либо надежд.

С трудом я продержался месяц, стараясь держать себя в руках и повторяя, что ещё ничего не кончено. Хотя смешно звучит, учитывая обстоятельства. Не кончено… Зачем я вообще борюсь? Зачем экономлю еду? Сопротивляюсь неизбежному? Впереди не ждёт никакого чуда кроме голодной смерти, где меня встретит не свет Императора, а демоны. Или обитель душ, если верить некоторым.

Последнее было бы лучшим вариантом. Я бы встретил свою мать и спросил, гордится ли она мной и почему шагнула на этот бесславный путь.

И вот ровно месяц. Ровно один месяц, в который я старался экономить по максимуму, лишь отсрочивая конец. Меня не найдут, я уверен в этом. Маяка нет, а Зигфрид и Грог попросту не догонят меня. А если и догонят, то очень нескоро, обрекая уже себя на голодную смерть.

Начался второй месяц, который продолжал меня сводить с ума. Ничего не делать оказалось сложнее, чем бросаться в лобовую атаку на противника.

А на первой неделе второго месяца меня посетил внезапный гость, которому я даже был отчасти рад, учитывая, что у меня появился хотя бы такой собеседник, способный хоть как-то развеять тишину.

Утречка…

Он издевательски сладко зевнул.

— Утречка… — пробормотал я.

Ну ничего себе! Ты мне ответил! Раньше бы промолчал или послал, а тут… что случилось, выглядишь счастливым.

— Готов сдохнуть от радости, — выдохнул я.

Тень появился передо мной всё в том же обличии человеческой тени, сидя на креслах напротив. Лёжа на сидениях напротив, я повернул голову, глянув на него.

— Так, я вижу, что обстановка тут угнетающая.

— Всё, как любят демоны.

— Тоже верно, — оскалился он. — Так что, спасение, как я понимаю, оказалось не таким уж спасением?

— Ты сам всё прекрасно видишь. Мы выскочили не в той спасательной капсуле, и у них не было шансов ни перехватить нас, ни догнать, не обрекая себя на голодную смерть.

Он пробежался взглядом по припасам.

— Не густо. На сколько этого хватит? Месяц? Два?

— Скорее всего, если сильно ужаться, то на три.

— Иначе говоря, твои товарищи бросили тебя. По сути, обрекли на смерть.

— Они сделали то, что сделал бы я. Это не личное — это банальная логика, Тень, — ответил я, повернув голову обратно к потолку.

Тень слегка склонил голову вбок.

— Вижу, в тебе прибавилось ненависти. Посещение исторических мест не прошло бесследно.

— Не прошло.

— Да, стоит взглянуть в разрез инквизиции, как сразу станет видно лицо всей Империи. Особенно, когда это касается тебя лично. Это уже не выглядит столь необходимым злом, как когда это тебя затронуло лично, верно?

К сожалению, он был в этом полностью прав. Горе, что коснулось тебя лично, заставляет воспринимать всё в ином свете.

Теперь каждый день у меня по крайней мере был хоть какой-то собеседник, с которым я мог развеять скуку. Медленно день за днём у нас находились какие-то темы для разговора, которые касались или ерунды, или чего-то важного.

— Кто ты? — спросил я как-то.

— Демон.

— Кем ты был? Имя или хоть что-то о себе можешь сказать?