— Очень похоже что была. По крайней мере, эта для них не была она сюрпризом.

— Ну допустим, что была, хорошо. И? Ты бы простил курги и стал с ними жить, зная, что они до этого вырезали твоих братьев и не сильно изменили своё отношение к вам? Поверил без доказательств, что они другие и больше не хотят сражаться, а не обманывают, чтобы нанести удар в спину? Нужны какие-то железные доказательства того, что вы действительно теперь на одной стороне. Например, предательство своих.

— У нас нет ни единого доказательства.

— Кроме тех, что похоронены.

— Ты раскапывал их? — спросил я.

— Нет, естественно. Они бы могли и закопать меня, попытайся я сделать это. Но знаешь, как я вижу, что произошло? Они встретились, они воюют, потом сражаются против той твари и продолжают противостояние. И в какой-то момент Тагера переклинивает. Со всеми это может случиться, сколько предателей было среди космодесантников? Его переклинило: решил, что они поступают неправильно, или просто влюбился, после чего бах… — Зигфрид поднял палец, делая вид, что стреляет, — бах. И всё. Он убил своих ради них. Доказал, что для него курги оказались выше, чем его собственные идеалы. А Император и верность Империи… где они, и где он?

Не хочу признавать, но его версия звучала достаточно правдоподобно, чтобы просто так от неё отмахнуться. Убить своих, чтобы доказать свою верность другим, да так, что курги приняли его к себе.

Нет, ну согласись, он мог сделать это. У нас уже есть пример того, как человек меняет своё отношение к происходящему.

Например?

Ты? Разве ты не так же поступил?

У меня не было выбора.

У тебя был выбор. И ты его сделал.

Возможно. Однако я без имплантов и пси-обработки, поэтому…

Я говорю не о сейчас. Я говорю о том, что ты сделал с собственным отрядом, Элиадирас. Было ли это предательством или ты какой-то момент осознал, что всё зашло слишком далеко?

Я помассировал виски, пытаясь отогнать нехорошие мысли.

Не вини себя. Ты сделал выбор. И Тагер, возможно, сделал свой. С этими примочками вы оградились не только от нас, демонов, но и от самих себя. От того, что вас делает людьми. Кто-то это осознаёт. А кто-то остаётся Зигфридом.

Ты меня так успокаиваешь?

Тебе это не нужно. Просто я всё равно останусь на твоей стороне при любой глупости, которую бы не выкинул.

Почему?

Пройдёт лет восемнадцать, и ты поймёшь, Элиадирас. И… если хочешь дожить до того мгновения, самое время вернуться обратно к своей Катэрии и забыть о том, чтобы вернуться.

Я нахмурился.

Что ты знаешь о том корабле?

Ничего.

Он смолк. А мне нечего было добавить. Я бросил взгляд на экраны. Если увеличить изображение максимально, то можно будет заметить едва заметную точку среди непроглядной тьмы.

— Грог.

— Слушаю.

— Следи, чтобы мы не подошли слишком близко. Будем заходить на той же скорости, что и в прошлый раз, чтобы успеть уйти из-под обстрела, если план не сработает. Зигфрид, следи за сигналами. Может, ещё что поймаем около него. Какую-нибудь передачу или типа этого.

— Понял. Но знаешь, что меня волнует?

— Что?

— Почему они сами не послали сигнал о помощи на главную базу? Сам линкор.

— Может не успели? — предположил я.

— Может не успели. А может отсюда сигнал не пробивает.

— Сейчас смысла гадать нет. Зайдём на борт — узнаем.

Хочется верить, что у нас всё же получится, потому что я даже не представляю, что делать дальше, если у нас не получится.

Тем временем мёртвый линкор на экранах становился всё больше и больше.

— Внимание, подходим на дистанцию выстрела, — объявил я. — Всем приготовиться. Грог, следи за линкором. Зигфрид, что в эфире?

Глядя на мёртвый линкор, внутри возникало ощущение, что ты смотришь на склеп. Большой тёмный склеп, парящий во тьме без каких-либо признаков жизни кроме автоматики. Ни света, ни сигналов, ничего.

— Эфир чистый. Всё тот же ответ на сигнал бедствия. Попробуешь выйти на связь? — спросил Зигфрид.

— Нет, приготовь щиты и следи за эфиром. Грог, как и в прошлый раз, на тебе турели.

— Принял.

— Отлично. Тогда сближаемся.

Я дал самый малый газ, следя за дистанцией до линкора, который завис перед нами. На экране неторопливо, словно время замедлилось, сокращалась дистанция между нами. Достаточно большая для обычного человека, но отнюдь не для боя в космическом пространстве.

Немного понемногу, и я с замиранием сердца вхожу в зону прямого огня в то время, как Грог неустанно следит за линкором. Ещё мгновение, наш корабль пересекает рубеж. В любую секунду я готов резко вывернуть штурвал, чтобы начать манёвры, вцепившись в рычаг тяги мёртвой хватки. Жду, что вот-вот, вот прямо в это мгновение, в эту секунду Грог выкрикнет предупреждение, готовый вдавить полный газ, чтобы уйти из-под обстрела.

Проходит секунда другая в полной тишине, пропитанной напряжением. Рука нетерпеливо поддёргивается на рычаге газа, но Грог молчит, как и молчит система предупреждения огня. Линкор будто уснул, не замечая нас.

В такой тишине мы пролетаем пару минут, прежде чем Грог негромко произносит:

— Вроде всё тихо.

— Вроде… — отвечаю медленно я. — Зигфрид, что в эфире?

— Тишина. Но если всё сработало, система стыковки судов должна будет автоматически ответить на наше приближение.

— Может нас подпускают ближе, чтобы нанести удар? — предполагает Грог.

— Может. Но мы всё равно не сможем ничего сделать.

Дистанция сокращается, и линкор растёт в размерах. Он отличается от своих собратьев размерами. Более скромный размером вблизи он всё равно вызывает ощущение, что ты просто песчинка на его фоне. Те, у кого есть фобия больших предметов, были бы в панике.

— Попробуй отправить запрос, — прошу я, наблюдая, как тот увеличивается перед нами в размерах.

Зигфрид возится около минуты.

— Нет. Всё как в прошлый раз, мёртвая тишина.

— Как, наверное, и на линкоре, — бормочет Грог.

— Если на линкоре действительно ни единой живой души, то это даже к лучшему.

— Если только мёртвые не становятся живыми.

Вскоре мы уже настолько близко, что линкор возвышается перед нами подобно самой планете. Несколько километров в длину от носа до двигателей, он занимает почти весь обзор перед нами, возвышаясь своей величественностью и мощью. Его металлические конструкции создают своеобразный готический узор, вызывая в душе трепет и своеобразный страх, смешанные с восхищением, а орудия будто напоминают, кто здесь действительно настоящий хозяин космоса.

Когда мы оказываемся достаточно близко, линкор внезапно вспыхивает светом, освещая из тысяч ламп все самые тёмные уголки борта корабля.

Я заметно напрягаюсь.

— Зигфрид?

— Включилась система стыковки судов. Так, ловим автоматический сигнал и… — его и становится подозрительно длинной.

— И?

— И… битый сигнал. Опять.

— Брось на мои экраны, — прошу я, и через мгновение мне выпадает на экран что-то наподобие «*%-!_»№*@*$()!^⁈/!№;+_)±%*(!!#|?|''.

— Это можно как-то расшифровать?

— Пробую. Но это должно быть указание, куда нам двигаться, а так будем искать место посадки сами.

— Пролетим вдоль борта, посмотрим, какой из ангаров открылся, — предложил я, разворачивая машину вдоль борта линкора.

Вблизи он был ещё больше, будто занимал целый мир по левую сторону от нас. Мы проплывали вдоль спасательных капсул, вдоль внешних стыковочных платформ и орудий, которые покоились на месте. Вскоре мы дошли до посадочных антенн, которые помигивали красными огнями, по идее корректируя твой курс перед посадкой, чтобы ровно войти в ангар.

Не найдя открытых ворот с одной стороны, я обогнул линкор снизу, заходя на другой борт.

— Он точно передаёт координаты стыковки?

— Больше нечему быть.

— Кроме предупреждения с ним не стыковаться, — говорит Грог скорее сам себе, но мы оба смотрим на своего товарища с, наверное, одинаковой мыслью «а что, если так оно и есть».