Она бросается за мной внутрь… и не дотягивается каких-то сантиметров.

Демон появляется в коридоре прямо за ней и выдёргивает тварь из спасательной капсулы, отбросив её в сторону к чёртовой матери. Его массивная туша полностью закрывает меня собой от пуль. Он протягивает руку внутрь и дёргает за единственный рычаг жёлтого цвета одним пальцем.

Одна-единственная дверь с хлопком закрывается, отрубая демоническую руку, которая растворяется, даже не успев упасть на пол. Доли секунд, и моя туша перелает из одного края спасательной капсулы в другой, врезаясь в дверь, когда она отстреливается, набирая чудовищную скорость.

От перегрузки не спасает гравитационная система, которая должна уравновесить резкое ускорение. Всё, что я вижу через маленькое окошко — это быстро удаляющийся линкор, на котором остался весь ужас, что нас преследовал последние часов пятнадцать. А вместе с ним и какую-либо надежду выжить.

Меня только что отстрелило в бесконечность Альта Семиты.

Но я не способен это осознать в данный момент, потому что теряю сознание и проваливаюсь во тьму.

— НЕТ! НЕТ-НЕТ-НЕТ! ГРОГ!

Зигфрид с ужасом наблюдал, как совершенно другая капсула отстреливается из линкора, и подобно пуле улетает во тьму Альта Семиты.

­— ГРОГ! ЗА НЕЙ!

Но Грог и без команды уже выжал полный газ, резко уходя в маршевый ход, отчего Зигфрид едва не падает в кабине.

Разведывательно-десантный корабль мог похвастаться достаточно резвым ускорением для своих размеров, позволяющим быстро улетать из-под огня, но он уступал многим другим кораблям, которые были заточены на скорость и манёвренность. И тем более он не мог угнаться за капсулой, которая улетала во тьму, пока за несколько секунд не растворилась в ней, покинув зону визуального контакта. Радар ещё ловил её, однако вскоре и он начал терять капсулу из виду.

— За ней! — Зигфрид сел в кресло второго пилота, до последнего пытаясь удержать её в зоне видимости, но уже через несколько минут они потеряли её.

Зигфрид обессилено осел в кресле.

— Как же так…

— Он улетел.

— Да я заметил… — он бросил взгляд на экраны, которые больше не показывали капсулу. И ещё хуже было то, что наступала ночь, и свет газового облака переставал освещать округу, делая просто-напросто невидимым любой объект.

— Неловко вышло, — прогудел Грог.

— Да не то слово…

— Сигнал бедствия тоже не ловится.

— Ну тогда можно попрощаться с ним… — выдохнул Зигфрид.

После последних событий он всё больше и больше терял доверие к Гранту, однако при любом раскладе он оставался их товарищем, и вопрос спасать его или нет, не стоял. Оттого он чувствовал, как его душу сковывает чувство вины.

Что теперь делать? Преследовать его? Высчитать траекторию и лететь, покуда не найдут его? Это попросту бесполезно. Альта Семита явно немаленькое пространство, и даже если они будут лететь за капсулой, не смогут никогда её догнать, если оно бесконечно. А если нет, то сколько лет это займёт, прежде чем они достигнут края, когда даже эта цивилизация не смогла справиться с этой задачей? К тому моменту к Гранта просто закончатся запасы. Это уже не говоря, что у них самих запасов было на два месяца.

Зигфрид смотрел туда, где исчезла капсула, скрипя зубами. Долой разногласия и обиды, он знал, что даже при вражде внутри группы Грант строго бы следовал принципу «своих не бросать». Как следовал бы и инструкциям, которые на подобные ситуации тоже существовали, не сулившие ему ничего хорошего, а именно…

— Грог.

— Да?

— Разворачиваемся, — глухо произнёс он.

— Оставляем преследование? — спокойно спросил Грог.

— Мы всё равно не сможем догнать капсулу, и у нас не хватит припасов тогда вернуться.

Зигфрид издал протяжный вздох. Всё внутри требовало продолжить бессмысленное преследование, однако он понимал, что теперь это уже было бесполезно. Надо спасать тех, кто ещё имел на это шансы.

— Разворачиваемся. Бери курс на Тринианское государство.

Им предстояло принести домой плохую новость, и это угнетало Зигфрида ещё больше.

Я приходил в себя и отключался несколько раз подряд и не знаю, сколько провёл в бессознательном состоянии. Но где-то на четвёртый раз организм перестал проваливаться во тьму, наконец позволив мне осознать одну неприятную вещь.

Меня выстрелило в открытый космос, где на пути не было ничего.

— Вот хрень… — пробормотал я, пытаясь встать, но активная броня не отзывалась. — Тень? Тень, ты здесь?

И тут тишина. Видимо, он ещё не пришёл в себя после использования своей формы. И быть честным, в этот момент я почувствовал одиночество. Даже Тень, эта еретическая тварь разбавила бы немного ситуацию, которая выглядел безнадёжной, а так я остался совершенно один.

С пятой попытки мне удалось вернуть в движение левую руку и через час мучений открепить часть пластин на груди, после чего дело пошло легче, и я смог выбраться из своего саркофага. И первым делом тут же прильнул к стеклу единственной двери спасательной капсулы.

Снаружи меня встретила абсолютная тьма, где не было видно даже газового облака. Непроглядная неприветливая тьма Альта Семиты.

— Прилетели… — пробормотал я и обернулся к аппаратуре в капсуле, где меня приветствовала не менее безрадостная картина.

Спастись-то я спасся, но выпущенные вслед пули разнесли внутри всю наружную аппаратуру, которая была встроена в стенки. А среди неё, что самое важное, была и радиостанция, совмещавшая с собой маяк, который должен был подавать сигнал бедствия.

— Да чтоб вас… — пробормотал и принялся рыться в отсеке, ища ящик инструментов, что был обязательной частью любой спасательной капсулы.

Нашёл его буквально через пару минут и принялся выкручивать маяк. Нет маяка — нет меня, всё достаточно просто. Меня не найдут, не поймут, что я в принципе жив. Однако, когда я выковырял рацию из обшивки, понял, что чинить там попросту нечего. Она была разорвана снарядом, внутри всё превратилось в труху. Будь у меня паяльник и запасные детали, я бы смог что-то сделать, а тут от платы остался лишь одна треть, а всё остальное осталось в корпусе.

А у меня же нет и в активной броне рации или маячка.

— Свезло… — пробормотал я, бросив её на пол.

Помимо рации они разнесли и один-единственный экран, который показывал, что происходит снаружи. При этом центральный компьютер, что отвечал за управление и поиск места для посадки капсулы, был цел. Но он-то и не сильно мог помочь мне, так как я летел в сторону, где не было ничего кроме пустоты. Я это понимал настолько же отчётливо, как и то, что Зигфрид и Грог не смогут меня догнать, а если и будут искать, то без маячка или сигнала бедствия просто не найдут.

Здесь ещё были запасы еды, которых для одного человека хватит на месяц, и лазерный пистолет, у которого отсутствовал половина корпуса после шальной пули, но это было таким себе успокоением.

Я сел на одно из сидений и откинулся на спинку, глядя в потолок. Теперь мне оставалось просто лететь и ждать, когда я помру с голоду, едва закончатся припасы. И чем дольше я сидел, тем больше погружался в неприятные мысли, единственное, что осталось со мной, где тоска и депрессивное состояние впервые обняли меня с нежностью, заставляя погрузиться в пучину бессилия и злости на весь мир.

Я чувствовал опустошение. Чувствовал бессилие и боль от осознания безвыходности ситуации. В первый раз в жизни я чувствовал абсолютное желание просто сложить руки и дожидаться своего конца, которое опутывало меня с той же скоростью, с которой я терял надежду.

Я так и остался сидеть, пялясь в потолок. Бессмысленно дёргаться теперь. Я приговорён к медленной смерти, и всё что оставалось — оттягивать её до последнего, пока всё не будет кончено.

Время лишь усугубляло моё состояние апатии, в которое я погружался всё сильнее и сильнее. Навалившееся за последнее время, включая новости о моей матери лишали вообще каких-либо сил. Становилось горько, что я помру вот так, как какое-то запертое в коробке насекомое без какой-либо возможности сопротивляться. Помру, так и не узнав, стоило ли это всё того или нет.