Я нажал на кнопку, и дверь из бронированного стекла отъехала в сторону. Вошёл внутрь, огляделся и вдохнул полной грудью, будто мог через фильтры почувствовать запах этого помещения. Судя по пыли, в эту камеру давно никто не заходил, и в ней точного никого не содержали после нас, иначе бы стёрли записи с информационного экрана.
Значит здесь мы были? Здесь жили некоторое время, пока нас не доставили на планету Параллакс? Скорее всего, там была какая-от база, но я этого и не помню. Просто не вспомнить, хотя стоило мне увидеть имя моей матери, как её лицо всплыло в моей голове. Как я вообще мог забыть всё это? Мне отчистили воспоминания после этого?
Наверное, потому что есть вещи, которые тебе лучше было не помнить ради твоей же безопасности. Ради того, чтобы оградить от прошлого.
Она… кем была моя мать?
Одной из лучших и смелых воительниц Дочерей Войны, и одной из самых заботливых матерей.
Откуда ты о ней знаешь?
Просто я знаю. И теперь знаешь ты. Они толкнули её на это сами, а потом сами же всё и отобрали. И им было плевать, что это они повинны во всём, заставив расплачиваться её. Не этого она хотела для своих внуков.
Тебе-то откуда знать, чего она хотела?
Сложно догадаться, чего хочет мать для своих внуков?
Не сложно.
Мои товарищи стояли на входе в камеру, пока я оглядывался внутри. Возникло какое-то странное чувство, будто я оказался дома. Словно вернулся в то место, которое ещё помнило прошлое и могло каким-то образом передать воспоминания мне, чтобы я тоже смог вспомнить. Но вместо облегчения мне почему-то от всех этих воспоминаний стало только хуже.
Словно что-то внутри меня надломилось в этот самый момент.
— Это камера особого содержания, — тихо произнёс я, сев на кровать. Провёл по ней зачем-то ладонью.
— Те имена, это совпадение? — Грог явно пытался откинуть очевидную мысль.
— Нет никакого совпадения, мы все это знаем, — вздохнул я. — Каймерия — это моя мать. Она была из ордена Дочерей битвы.
— Как она оказалась здесь?
— Иногда не нужно много поводов, чтобы оказаться на подобном корабле. Достаточно лишь попасть в поле зрения инквизиции, — пожал плечами Зигфрид.
Инквизиция. Иммунная система Империи, которая работала в обе стороны. Чаще всего она защищала людей от опасности, но в некоторых случая сама по себе представляла ту самую опасность. В моём случае…
Не хочу об этом думать.
— Надо уходить, — со всей невозмутимостью произнёс Грог. — Опять слышны эти твари. Второй раз может не повезти.
Я вздохнул и огляделся. Да, время поджимает так или иначе. Но уходить отсюда было подобно тому, словно я выбрасывал в океан что-то важное.
— Да, уходим… — я медленно поднялся и, протиснувшись мимо Зигфрида, вышел в коридор. — Может приходить сюда было действительно ошибкой…
Зигфрид посмотрел на меня, но ничего не сказал.
В коридоре действительно было слышно местных обитателей. Откуда-то раздавались истерические смешки, а корабль стонал будто ещё больше, чем обычно.
— Грог, веди нас, — кивнул я ему на коридор.
Бросив прощальный взгляд на камеру, я зачем-то закрыл её и отправился следом за остальными, возвращаясь тем же путём, что мы сюда и пришли.
— Мы можем попытаться добраться до вагонетки нижнего уровня.
— Да, давай.
Я тоже сверился с картой. Если ей верить, до станции было не так уж и далеко.
Вернувшись к коридору, с которого мы свернули, Грог повёл нас дальше. По правую сторону выстраивались камеры для людей. Их было здесь такое количество, что вполне бы хватило на какое-нибудь поселение, чтобы полностью погрузить его на борт. Возможно, именно так иногда и происходило.
Это место угнетало. Но угнетало немного иначе, чем те же подвальные помещения. Оно скорее давило на душу, заставляя задуматься, как много людей погибло в стенах линкора инквизиции. Раньше я бы даже думать об этом не стал, но сейчас эти мысли не покидали меня ни на секунду. Говорят, что у каждого человека есть слабое место, и кто бы мог подумать, что моим окажется собственное прошлое.
Я знал, что надо собраться, что надо взять себя в руки и действовать, но сказать всегда легче, чем это сделать. Это с имплантами и пси-обработкой мы идеальные машины для убийств без сомнений и жалости, а убери их, и от нас останутся обычные люди со своими пороками.
Мы пересекли почти весь сектор содержания заключённых, когда удалось наконец найти лестницу наверх. Поднялись выше на один уровень, и вышли в стандартные оббитые металлом коридоры, которые испещряли весь линкор.
Здесь Грог свернул налево и повёл дальше, пока не вывел нас на станцию вагонетки.
— Ну хоть она не пропала… — выдохнул Зигфрид, подойдя к пульту управления. — Я вызову.
— Далеко она? — я бросил взгляд в коридор, откуда иногда доносились леденящие душу звуки.
— Крайняя станция. Придётся подождать немного.
— Грог, тыл. Только не выходи за пределы зала.
Он кивнул и занял позицию около входа в коридор, контролируя проход. Хотя это было бессмысленно. Был ещё туннель вагонетки в обе стороны, откуда могло вылезти всё, что угодно, от ещё одной человеческой многоножки до толп экипажа, что попытаются нас взять количеством.
— Ты как? — поинтересовался Зигфрид, держа наготове градомёт.
— Никак, — глухо ответил я, стараясь держать себя в руках. — Не каждый раз узнаёшь, что твою мать утащила инквизиция, которая решила поиграть в бога.
— Возможно и была какая-то причина…
— У инквизиции-отступников? — кисло хмыкнул я.
— Ну… раньше, это была просто инквизиция, — пожал он плечами.
— Просто инквизиция… Мы оба знаем, что она не особо разборчива в выборе врагов народа. Достаточно просто заподозрить что-то, чтобы подозрение превратилось в приговор для всех.
— Ты слишком утрируешь.
— Утрирую? — хмыкнул я.
— Меня они спасли, когда в моём городе начала распространяться ересь. Возможно, именно сейчас я здесь лишь потому, что они прибыли в тот момент, чтобы остановить распространяющуюся по улицам грязь.
— Как скажешь, — пожал я плечами.
Шум приближался, но к тому моменту, когда он, казалось, был уже за поворотом, подъехала вагонетка. Она была гораздо больше, чем те, что на верхних уровнях специально для перевозки громоздких грузов по кораблю на технических палубах. Когда мы отъезжали, я бросил взгляд в коридор, из которого мы вышли — там стояли люди. Голые и обезображенные, словно тени, они провожали нас пристальным взглядом, от которого мороз шёл по коже.
Вагонетка набирала скорость. Мы мчались через туннели, которые через равные промежутки освещали лампы. Они мчались нам навстречу, словно вспышки при варп-прыжке. Стоял вой двигателя вагонетки, который нарушался лишь шумом ветра.
— Следующая станция наша, — предупредил Грог, стоя у пульта управления.
— Приняли, — отозвался я, глядя вперёд.
Через несколько минут вагонетка начала тормозить, пока окончательно не остановилась на нужной станции. Мы быстро покинули её, держа наготове оружие. Вряд ли линкор позволит нам так просто покинуть его. Я подозреваю, что и у него есть какие-то запасы сил или определённые правила, по которым он действует. Иначе объяснить, почему некоторые отсеки становились непроходимыми, а другие мы проскакивали без особых проблем, я не мог.
Спрашивать, как далеко нам идти, было без надобности. Я просто бросил взгляд на карту, которая высветилась у меня в визоре. Нам следовало подняться выше, пройти через палубы эвакуационных капсул, где должна была быть ещё одна лестница и там по коридорам пройти дальше.
Друг за другом, держа оружие в руках, мы быстро продвигались вперёд, и сейчас только наши тяжёлые шаги отдавались эхом по пустым коридорам линкора.
Всё это время меня терзала мысль насчёт проекта «Грязная кровь», о которой упоминалось несколько раз как в дневнике капитана, так и на экране около камеры. Сейчас, уже зная правду, я понимал, почему название корабля и планеты Параллакс показались мне смутно знакомыми. На линкоре нас перевозили, а на планете и был тот самый проект, который потерпел неудачу. Три года — это достаточный возраст, чтобы хоть что-то запомнить.
