Дина долго ревела, не могла остановиться. Она не хотела верить в чудовищную ложь, хотя доля правды в словах Германа есть, она это понимала.

— Как друг твоего отца, я готов оставить тебе жизнь, отпустить… Ты ведь не пойдешь против отца?

Дину тошнило. Она не могла осмыслить то, что услышала и принять какое-то решение. Она с жалостью подумала обо всех тех мужчинах, которых используют, как рабов. Изрядное количество их убили и будут дальше убивать. Жалко родных, которые ищут и ждут каждый день домой пропавших без вести. Но и отца жалко. Он — монстр, если верить словам Германа. Но Дина не могла собственными руками отдать родного отца под суд.

— Дина, не верь ему. Не верь! Ему нужна лишь информация от нас, вот и добивается разными путями, он нас убьет! Пока мы молчим, мы живы. Позже, может, помощь от Жени подоспеет, — чуть слышно проговорил Евдоким.

— Что ты там шепчешь? — Главред подошел ближе. — Ну как, Дина, ты принимаешь мое предложение?

— Мне надо подумать…

— Некогда думать. Принимай решение сейчас. Ну?

— Хорошо. Я скажу. Против отца не пойду, все доступы к файлам и бумажные копии отдам.

Евдоким тяжело вздохнул, он не ожидал, что Дина примет подобное решение. Это же верная погибель. Альтовский этого и ждет.

— У меня одно условие. Вы отпустите Евдокима тоже! — выкрикнула Дина.

Главред задумался.

— Ох, и ушлая ты, Стрельцова. На твое условие я не согласен. Не в твоем положении торговаться.

— В таком случае я ничего не скажу! — стояла на своем Дина.

Альтовский вышел из подвала, ничего не ответив.

— Что за игру ты ведешь? — шепотом спросил Евдоким.

— У нас есть единственный, крохотный шанс сбежать. Но, не будем об этом. Давай лучше помолчим, — чуть слышно ответила Дина. Она опасалась, что их могут подслушать. Потому не стала посвящать Евдокима в свой план.

Через полчаса Альтовский вернулся и согласился на предложение Дины. Он пообещал сохранить жизнь Евдокиму тоже.

— У нас два тайника, — стала говорить Дина. — В ячейках разных банков. Там же и все пароли от файловых хранилищ. Делаем так, как я сейчас озвучу, иначе никаких данных не получите, — уверенно произнесла Дина. — Сначала все вместе едем к банку, где ячейка Евдокима, он отдает вам документы прямо в банке, там и остается. Мы уезжаем. Евдоким спокойно уходит. Когда приедем к банку, где в ячейке хранятся мои копии документов, я сначала звоню Евдокиму по видеосвязи. Убеждаюсь, что он жив и на свободе, отдаю копии вам и там же остаюсь. Свои условия я вам сказала. Со своей стороны мы обещаем, что будем молчать. Я буду молчать ради папы, Евдоким… — Дина замялась. Она не смогла придумать, с чего вдруг Евдоким станет молчать. Ведь если он будет молчать, его посадят за двойное убийство.

Вместо Дины ответил Евдоким:

— Я стану молчать ради Дины. Я…Я её люблю. Чтобы избежать тюрьмы, мы сменим фамилию, уедем из страны. Есть знакомые, которые смогут нам помочь с новыми документами.

— Прямо сладкая парочка, я сейчас расплачусь, — сморщившись, ответил Альтовский. — Хорошо, я вам поверю. Сейчас поздно, завтра с открытием банков выдвинемся.

Дина дала названия банков Альтовскому и он вышел из «райского» уголка отдыха, оставив пленных связанными.

Дина и Евдоким стали переговариваться шепотом.

— Зачем ты навыдумывала с три короба? Ты же понимаешь, что они не дадут нам уйти?

— Уверенна. Но у нас появится шанс сбежать по пути в банк, либо привлечь внимание уже на месте. В банках надежная охрана. Здесь у нас сбежать не получится.

— Заведомо провальная идея. Документов-то там никаких нет. Как тебе такое безумие в голову пришло? Шанс успеха минимален.

— Но он есть! — обижено ответила Дина.

Оба замолчали. Тишина подвала давила.

— А ты правду сказал про меня, ну про то, что… — Дина засмущалась. Ей очень хотелось узнать, правду ли он сказал, что любит её и ради неё готов на всё.

— Нет, я импровизировал на ходу. Иначе бы нам не поверили. Нет, ты симпатичная, воспитанная, современная, отличная помощница. В тебе много хорошего. Ты мне даже нравишься. Может, у нас что-то и вышло бы… — Евдоким немного помолчал. — Нет. Однозначно. Тебе нужен другой мужчина, посерьезней. Я заранее предупреждаю своих женщин, что не готов на серьезные отношения. Зачем я тебе это рассказываю?

Дине стало неприятно от слов Евдокима и стыдно за свои чувства. Она-то давно тайно в него влюблена.

— А тебе я зачем? Могла бы меня здесь оставить.

— Всю оставшуюся жизнь я бы чувствовала себя убийцей, соучастницей, — ответила Дина. По её щекам катились слезы. В своих чувствах она не решилась признаться.

— Ты чего молчишь? — Евдоким попытался повернуть голову, посмотреть, в порядке ли Дина. — С тобой всё в порядке?

— Да, в порядке, — еле сдерживая рыдания, ответила Дина.

— Почему плачешь?

— Больно, я наверное сейчас похожа на бездомную пьяницу, в синяках вся, губа разбита, нос.

— Закопаю его! Вот выберемся отсюда, закопаю! — дернулся всем телом Евдоким.

— Ты что! Не надо самосуд устраивать, пусть всё будет по закону. Я не только из-за боли реву. Устала сильно за неделю. Слезы помогают снять нервное напряжение. А тебе надо учиться сдерживать ярость, гнев. Это до добра не доведет.

— Это единственное, что мне от отца в «наследство» досталось — вспыльчивость, — обреченно пробормотал Евдоким.

— Ты говорил, что не знал отца.

— Мать кое-что успела про него рассказать.

«Может вот сейчас. Признаться, что люблю его? Вдруг не выберемся живыми отсюда?»

— Евдоким. Я хочу тебе сказать. Я…

Дина не успела договорить. Дверь в подвал с грохотом распахнулась.

Герман Эдуардович Альтовский вышел от Дины и Евдокима удовлетворенным. «Пусть они думают, что будет так, как они хотят. Пусть».

Герман отпустил охрану. Для сотрудников службы безопасности на территории коттеджа есть небольшой домик. Там охранники круглосуточно контролируют дом и участок через камеры видеонаблюдения, которые установлены по периметру территории и внутри коттеджа. Там же они едят и спят, подменяя друг друга. Орлы, надежные защитники. Под крылом Германа. Он их взял к себе на работу, хорошо платит. Лишь бы не пропали ребята. Он давно помогает выходцам из детского дома.

Альтовский снова окунулся в воспоминания невеселого детства.

До пяти лет Герман жил с дедом. Так он считал в детстве, когда всё время видел перед собой бородатого, почти всегда пьяного, мужчину. Позже Герман узнал, что это не дед вовсе, а отец. Воспоминаний мало о том времени, только плохие. Как отец-дед наказывал его, крыл нецензурной бранью, не кормил, выгонял из дома, не пуская маленького Германа до позднего вечера обратно.

Так продолжалось, пока не появилась женщина, которая на короткое время заменила Герману мать, а позже… Отец её убил на глазах сына. Отца посадили в тюрьму, Германа отправили в детский дом.

В детском доме тоже не лучше. Чего только стоит эксплуатация детского труда заведующей детского дома. Естественно бесплатно… Избиение, голодание, психбольница за неповиновение…

В шесть лет Герман чего только не натерпелся от отца. Герман перестал разговаривать, увидев жестокое убийство матери отцом. В детском доме решили, что Герман немой и умственно-отсталый.

Воспитатели сами сделали Германа объектом травли и насмешек. Его били, морили голодом за малейшую провинность. Когда Герман стал старше и мог дать отпор, его стали привязывать к кровати. И били, били. Все били. Даже дети. Озлобленные на весь мир, никогда не знавшие любви и заботы. Они думали, что так нужно.

Когда не получалось «выбить дурь» из Германа побоями и голодом, отправляли в психиатрическую лечебницу. У заведующей там были свои люди. Эта жестокая женщина периодически отправляла туда детей «подлечиться», особенно часто — трудных подростков.

В одно время Германа настолько запичкали лекарствами, что он чуть не умер. И чудом не свихнулся.