Когда я не продолжаю, Деклан говорит:
— Боюсь, ты меня где-то потеряла.
Я тяжело выдыхаю и собираюсь с духом.
— Вот на что это похоже для меня. Стою ошеломленная и подавленная на краю Гранд-каньона, смотрю на всю эту невозможную красоту почти ослепшими глазами и с открытым от благоговения ртом.
Тишина.
Долгая, мертвая тишина, нарушаемая только звуком собственного бешено бьющегося сердца в ушах.
Как раз в тот момент, когда я собираюсь попытаться скрыть эту ужасную ошибку смехом и обозначить ее всего лишь шуткой! Деклан переворачивает нас обратно, закидывает тяжелую ногу на обе мои и целует меня так страстно, что у меня на мгновение отключается разум.
Он отстраняется, прерывисто дыша.
— Почему ты не отвечаешь на мой поцелуй?
— Я пытаюсь понять, что происходит.
— Происходит то, что ты разбиваешь мое чертово сердце. А теперь, черт возьми, поцелуй меня.
Я так и делаю, главным образом потому что все еще нахожусь в режиме послушания, и неизвестно, сколько еще пройдет времени, прежде чем песок в этих песочных часах закончится.
Когда мы отрываемся друг от друга, чтобы вдохнуть воздух, Деклан смотрит на меня сверху вниз с таким выражением, словно испытывает мучительную боль. Это не совсем утешительно.
— Может быть, ты мог бы сказать что-нибудь приятное прямо сейчас, чтобы я перестала чувствовать себя такой большущей идиотиной.
— Ты - не идиотка, девочка. Это я - идиот.
— Почти сработало. Так что давай заливай тут.
Деклан опускает голову мне на плечо и прячет лицо в изгибе моей шеи.
— О боже мой. Ты даже не можешь придумать, что мне сказать после того, как я окатила тебя переживаниями моего сердца? Дай мне встать. Я ухожу.
Корчась от унижения, я пытаюсь подняться, но мое тело расплющивает под его огромным весом.
Деклан хватает меня за подбородок и крепко держит мою голову, затем хрипло говорит на ухо:
— То, что ты только что сказала, - лучшее, что кто-либо когда-либо говорил мне. В моей жизни. Черт возьми, это самое лучшее. И знаю, что буду думать об этом до конца своих дней, еще долго после того, как ты забудешь меня. Ты молода и красива, и в твоем будущем тебя ждут десятки мужчин, которые безумно влюбятся в тебя...
— Сотни. Как минимум.
— ...и я буду для тебя всего лишь далеким воспоминанием. Но я все равно буду пытаться стереть твое лицо, твой вкус и твой сладкий голос из памяти через пятьдесят лет, потому что я уже знаю, что ничто другое никогда не сможет сравниться с тобой. Ничто и никто никогда не приблизится к тебе.
Сердце наполняется теплом. Я медленно вдыхаю, чувствуя, как его слова проникают мне под кожу и оседают в костном мозге.
— Не уверена, что тебе осталось жить пятьдесят лет, старина, — говорю дрожащим голосом.
— Нет, если буду проводить гораздо больше времени в твоей компании, чертовка.
Деклан берет мое лицо в ладони и глубоко целует, позволяя почувствовать все, что чувствует он. Затем снова переворачивается, так что оказывается лежащим на спине, а я оказываюсь в его сильных руках, прижимаясь щекой к груди, слушая, как колотится его сердце.
Мы лежим так долго, пока эмоции, разрастающиеся внутри моего тела, не становятся слишком невыносимыми.
— Последняя крупица честности.
Он издает стон.
— Не знаю, смогу ли я это вынести.
— Ты сильнее, чем думаешь. Итак, вот оно. Я никогда тебя не забуду. И я никогда не буду называть другого мужчину «сэр». Даже если кто-нибудь попросит меня об этом - чего они не сделают, я слишком пугающая, - это слово всегда будет принадлежать тебе и только тебе. Никому больше.
Его выдох - это большой, внезапный выброс воздуха.
— Черт возьми. Не знаю, смеяться мне, расцеловать тебя или выпрыгнуть из ближайшего окна.
— Ты можешь решить позже. А пока, почему бы тебе просто не приготовить мне что-нибудь поесть? Я бы с удовольствием съела салат.
— Ни один здравомыслящий человек не мечтает о салате.
— Кто сказал, что я в своем уме? Очевидно, что это не так. Я лежу здесь с пожилым гангстером, который похитил меня и чье представление о романтике сводится к тому, что он называет меня верблюдицей.
— Сколько раз ты использовала тезаурус14 для поиска альтернативных вариантов к слову «старый»?
— Ни разу. Я просто сидела и смотрела на тебя, когда проснулась в твоем самолете после того, как ты впервые похитил меня, и составила список в голове.
— Очень забавно. Сорок два - это еще не старость.
— Нет, если ты черепаха. Или гигантская секвойя. Или одна из тех стеклянных губок в Восточно-Китайском море, которые могут дожить до десяти тысяч лет. Но по человеческим меркам ты уже более чем наполовину мертв.
Деклан лишь смеется.
— Мы только что занимались любовью, а ты говоришь мне, что я более чем наполовину мертв? И ты обвиняешь меня в том, что я не романтичен.
Занимались любовью.
Не трахались, не занимались сексом или какими-либо другими менее очаровательными вариантами. Занимались любовью.
Я не буду называть эту эмоцию. В любом случае, сомневаюсь, что для ее обозначения найдется подходящее слово.
Деклан снимает с меня наручники ровно настолько, чтобы одеть меня в одну из своих белых рубашек на пуговицах, затем снова надевает на меня наручники и натягивает пару черных джинсов. Босой и с обнаженной грудью, Деклан ведет меня на кухню, сажает меня на табурет у огромного мраморного островка и целует в лоб.
Затем начинает рыться в своем огромном холодильнике в поисках чего-нибудь, чем можно меня покормить.
Я наблюдаю за ним, восхищаясь шедевром архитектуры, который находится у него за спиной.
— Как часто ты занимаешься спортом?
— Ежедневно. Ветчина?
Он держит в руках пластиковый пакет с мясными деликатесами.
— Она со вкусом салата?
— Нет.
— Вот именно.
Деклан смотрит на меня через плечо.
— Ты - вегетарианка?
— А что ты узнал, проведя проверку в отношении меня?
— Много разных вещей, ни одна из которых не касалась твоей диеты. Так ты - вегетарианка?
— Нет. Я просто очень люблю овощи. Раньше я ела много вредной пищи, но я привела в порядок свой рацион. Сейчас чувствую себя намного лучше. Разве ты не купил мне кучу зелени, когда только приехала сюда?
Деклан поворачивается обратно к холодильнику, кладет ветчину обратно в ящик и открывает другой. Уставившись в него, Деклан вздыхает.
— Ага. Я надеялся, что она каким-то образом испарилась, пока ты была в больнице.
— Я могла бы приготовить тебе что-нибудь, если хочешь. Обещаю, ты подумаешь, что это вкусно.
Когда Деклан снова смотрит на меня через плечо, на его лице отражается сомнение.
— Ладно, может, и не очень вкусно. По крайней мере, съедобно. Я посыплю блюдо большим количеством картофельных чипсов M&Ms и Lay's. Это должно тебя осчастливить.
— Я не ем эту гадость. Я храню их для Кирана. Он любит сладкое. И соленое. И жареное. В принципе, все, что доктор не хотел бы, чтобы человек включал в свой рацион.
— Неудивительно, что Киран посмотрел на мой поднос так, словно его вот-вот стошнит.
Деклан хихикает.
— Это не помешало ему попытаться убедить меня, что я обязан пустить тебя на кухню, чтобы ты могла приготовить порцию корма для кроликов для него и моих парней.
— В этом моя суперсила. Кстати, о парнях, где все?
Деклан отворачивается от холодильника с кучей овощей в пакетиках. Он позволяет двери захлопнуться и ставит все на стойку напротив меня. Достав из ящика разделочную доску и нож, он говорит:
— Внизу.
— Что там внизу? — спрашиваю я.
Деклан замирает с ножом, зависшим над огурцом.
— У входа в здание.
Типа Киран - телохранитель. Он работает телохранителем.
— Киран когда-нибудь возвращается домой?
— Парни работают посменно. Я не держу их прикованными, — с лукавой ухмылкой он нарезает огурец ломтиками.
— Ах. Я знаю, что ты тут делал. Умный гангстер.
