— Прости. Я правда не знаю, что происходит… Не понимаю и… Едва могу это контролировать — он говорил тихо, словно боясь, что они обе исчезнут.

— Я пытаюсь помочь… Но я не знаю как. Подскажи — и я всё сделаю, правда… — она продолжала тихо касаться его кожи.

— Если бы я знал, я бы уже всё сам сделал… Я не знаю и не понимаю это, прости…

— Помоги с Лари, мне тяжело её на одной руке держать. Тяжеленькая стала… — Сира подошла ближе. Огонёк улыбнулся ему внутри. Мелкая, уже наевшись и выпустив мамину грудь, тянула ручки, исследуя мир.

Он аккуратно забрал мелочь к себе на ручки, вручив контейнер жене.

— Ну что, троглодитка, наелась и любопытствуешь? — он честно пытался переключиться, хотя это странное ощущение всё ещё не покидало его.

— Ну, она как и ты на голодный желудок часто капризничает, а на полный готова к великим свершениям, — Сира коснулась пальцами его шеи. — Я не знаю, правда ли это… Пожалуйста, только не злись на то, что я сейчас скажу… Я прошу…

— С ней на руках злиться вообще проблематично… — он старательно улыбался и ребёнку, и Сири.

— Психологи говорят, что если поделиться страхом с кем-то, то будет не так страшно…

Она видела как он медленно перевёл на неё испуганный взгляд и как невольно задрожали руки, но отвечать он не хотел. Лишь медленно отрицательно покачав головой, он заставил себя не закрывать глаза.

— Пойдём, пожалуйста… Это моё. Ваши психологи много чего говорят, а Эра они похоронили живым.

— Но мы же тоже твоё… Твоя семья. И мне страшно в какой-то момент тебя потерять. И никто Эра живьём не хоронил. Если не забыл, он всех своих сам послал… А про тех, кто в форте был из подчинённых… — Она лишь выдохнула и замолчала, понимая, что зря вообще начала говорить — Прости, пойдём, конечно, — и взяла его под руку.

— Вы не моё, вы вольные. Просто я вас люблю. — буркнул он, покорно идя следом.

— Мы семья, Сём. Мы просто вместе. До конца. И мы — твоя семья, никого больше.

Он слушал её, понимал, хотел верить и не мог.

— Вы не семья… — он говорил едва слышно, нехотя, словно боясь, что его услышат — Вы любимые. А семья… Они мёртвые. Тоже мой косяк…

Она сглотнула, сдерживая слёзы. На мгновение она отпустила свою руку, чтобы вытереть слёзы. Его слова больно ударили по Сире.

— Я не хочу чтобы и вы стали мёртвые… Лучше так, но живыми…

Сиру трясло. Накатывала какая-то постоянная боль. То жар, то холод.

— Да лучше сдохнуть, чем видеть, как ты то нас, то себя хоронишь! — и выбежала прочь, вниз, по лестнице, куда-то из дома, оставив затаившуюся, немного испуганную дочь у него на руках.

— Сири! Стой! — от его вскрика на руках расплакалась дочь, а из комнаты выскочила удивлённая Талли. Сёма стоял в коридоре совершенно потерянный, озираясь по сторонам. «Если сейчас с ней хоть что-то случится — это будет только твоя вина» — мысль пронеслась в голове с лёгкой ехидной интонацией ушедшей сестры.

— Талли, пожалуйста… Присмотри за Лари. — он заметил девушку и теперь хотел передать ребёнка ей и рвануть следом за женой.

Талли мгновенно чуть испуганно подскочила, беря ревущую девочку, которая, покинув руки отца разревелась пуще прежнего, потянув руки к нему.

— Лари, лучик мой… Я скоро вернусь. Может даже не один… — «Если успеешь в этот раз…» он поцеловал её и, кивнув служанке быстро удалился. Талли попыталась успокоить девочку, но та всё не унималась, кричала, словно от боли, но в конце концов замолкла, словно охрипнув.

Выскочив во двор, он огляделся, ища Сири.

«Сири… Где ты? Отзовись…»

Она молчала, но по всхлипам, доносящимся откуда-то из глубины сада было не трудно догадаться, где сейчас жена. Сёма рванул на звук куда-то в сторону деревьев. Пометавшись между ними, он наконец нашёл маленькое плачущее создание прямо у корней.

— Сири, пожалуйста… Не надо. Не плачь — он содрал с себя куртку и накинул ей на плечи — Ну… Я понимаю что опять косячу, но я боюсь тебя потерять. Пожалуйста…

Она от него попыталась слабо отбиться, потом внезапно закопалась в него. Её трясло, из глаз лились слезы:

— Я тоже бббоюсь… Что ты просто нас бррроссишь…

— Ну куда я вас брошу, дурочка… Я же тебя люблю! Да и охранять поклялся… — обняв её, он уселся на землю, перетащив жену к себе на коленки — Хорошь реветь, а то Лари без молока оставишь. Нашла ты себе, конечно, дракона глупого и косячного. Прости…

— А если оставишь? Вон Кару муж тоже оставил. И? К другой ушёл…

— Я Слово дал… Я уйду только если ты прикажешь. — «Правда недалеко и ненадолго»

— Ты думаешь, что эльфы при заключении брака слово не дают? А ты нас с Лари даже семьёй не считаешь… — она отвернулась и снова заревела.

— Конечно не считаю… У меня все, кого я семьёй звал, из-за меня и умерли. А я вас люблю. Если и вы умрёте, что мне делать? Я же не переживу…

— А кто тогда мы? Просто с боку припёку?

— Любимые… Незнаю я ваших слов. Просто, наверное, цель жизни… А ещё живые. — он обнимал её, не давая вырваться или отстраниться — Главное живые. И любимые…

— Правда не уйдёшь? — с тихой надеждой спросила дрожащая в его руках Сира.

— Куда? Ты же опять расплачешься… А я не умею успокаивать плачущих женщин.

— От нас… Не бросишь ведь? Никогда? Правда?

— Лучик… — его трясло настолько, что у него дрожали руки — Я могу тебя бросить только на кровать или в бассейн. И то только по приказу.

— Идиот! — её всё ещё трясло, она пыталась в него зарыться, укрыться от холода и, казалось, от всего мира. Его сильная, умная, добрая девочка тоже иногда нуждалась в защите. Его защите.

— Если прикажешь… — он уже заговаривался и отвечал невпопад.

Она впечаталась кулачками ему в плечо и просто ревела, уже ничего не говоря. Сил не было.

Тяжело вздохнув, он крепче прижал её к себе. Немного погодя он начал чуть покачиваться и петь ей на ухо песню, которая всегда его успокаивала. Устав реветь, она, икая, начала засыпать. Он покачивался, пел, укутав её в свою куртку и не давая сползти на землю, пока не заснул сам. Во сне она снова его обняла и тихонько чесала по волосам, чуть потеревшись о его щёку своей.

Эрлонд, прикрыв глаза, вышел из машины, около ресторана. То, что место было дорогим говорили неброская вывеска, отсутствие кричащего пафоса и лишь вышколенный швейцар, открывающий двери посетителям. Внутри также было все обставлено с достоинством и выдержанно в черно-серебристой, иногда переходящей в коричнево-серебристую (там, где отделка была натуральным деревом) гамму. Его проводили за столик, за которым уже сидели Рем и темноволосая драконица. Он помнил расписание дежурств Лис, поэтому специально попросил назначить встречу чуть раньше, чтобы иметь возможность поговорить без неё.

К Рему он претензий, если честно, давно не имел, но не хотел, чтобы кто-то из его родни высказывал претензии к нему лично при Лис. Наверное, очень повезло, что она на приёме не услышала той грязи, что вылил этот старый хрыч…

Увидев лорда, Рем поднялся, приветствуя его уважительным поклоном.

— Лорд Эрлонд, приветствую Вас. От лица нашего Дома я вынужден принести извинения за инцидент на приёме.

— Благодарю, не переживайте, я давно не обращаю внимания на подобные выпады в свой адрес… Возраст, сами понимаете не способствует такому поведению, — он повернулся, поклонившись женщине. — Миледи.

И только сейчас до него дошло, что это была его вчерашняя собеседница. Внутренне он чуть огорчённо выдохнул, но внешне привычно ничего не отобразилось.

— Лорд, прошу простить меня. Нас не представляли на приёме. Я — Лирмайён Кадарриен Драгон. Но можно просто Майи — она вежливо наклонила голову и улыбнулась.

— Моё почтение Леди Лирмайён, — он поклонился, беря её руку и скорее обозначая положенный по этикету поцелуй.

Когда Эрлонд сел и им принесли аперитив, Майи, немного склонив голову, улыбнулась.