— Жаль… много потерял… мальчик. Такое… как в космос летаешь… без скафандра
Снова злобный истерический смешок
— Где вы берёте… наркотики
— Где брала там уже нет. Убили его…
Она снова жадно посмотрела на него.
— Доза есть? Я за дозу ноги лизать тебе буду. А захочешь и не только ноги.
Этот дикий разговор внезапно прервался — хлябнула входная дверь, послышались начальственные голоса, потом ещё раз — дверь, ведущая из предбанника. В помещении сразу стало тесно, вошло сразу несколько человек, в форме и в штатском
— Эт-то что тут…
— Задержанных привезли…
— Кто привёз?
— Габерия…
— А ты какого хрена их принял? Пусть и вёз бы к себе в город…
Начальственного тона мужик посмотрел на них
— Кто такие? — спросил он по-русски
— Журналисты.
— Не местные?
— Человек и закон.
Начальственного тона мужик развернулся и влепил пощёчину тому кто оправдывался. Мазур вздрогнул… если бы это было скажем в Чили или в ЮАР. Но это был Советский союз. Советская страна. Родина.
Последовал краткий, но экспрессивный диалог на грузинском. Резанула слух промелькнувшая фамилия — Сталин. Потом мужик развернулся, показал на журналистов
— Этих — ко мне в кабинет. По одному
— А эту?
— Девайте куда хотите…
— Фамилия
— Мазур
— Имя…
— Ян. Ян Кириллович
— Родился?
— гэ Ленинград
Начальственный мужик заполнял протокол допроса не на машинке — от руки. Писал усердно, по-ученически. То ли не привык, то ли рука была более привычна к грузинскому письму.
— Судим?
— Нет.
— Член партии?
— Кандидат.
Начальственный мужик взглянул на него по-новому. В таком возрасте, даже кандидат в члены партии, если ты не рабочий — а служащий, «человек интеллигентного труда» — это что-то. Некоторые специально два года отрабатывали рабочим на заводе чтобы стать кандидатом. Значит, есть «мохнатая лапа». Он не знал, что прошло распоряжение, и процентные квоты для рабочих отменены, а публично вопрос о расширении приёма в партию интеллигенции будет поставлен на Съезде.
— В Грузию когда приехал?
— Вчера. То есть — позавчера уже.
— Зачем?
— С редакционным заданием
— Где оно?
— На квартире осталось.
Начальственный мужик что-то прикинул про себя, отложил лист протокола
— Зачем приехал? — по-простецки спросил он, но Мазур чувствовал опасность. Он уже достаточно видел — когда они шли сюда, он краем глаза видел в одном из кабинетов, в приоткрытую дверь, как на решётке висит, прикованный наручниками человек с вывернутыми за спину руками. Репортаж сделать не дадут, да и пойди найди этого человека — но этого было достаточно для того чтобы таким отделением заинтересовалась прокуратура, и не местная, а союзная, и всем кто тут работал — хорошо если в колонии надзирателем дадут доработать. Он уже понял систему — внизу все заодно, но как только про беспредел становится известно в Центре, включается другой закон — каждый сам за себя
— Дали задание — я приехал.
— Кто дал?
— Редактор.
Мужик достал сигареты
— Куришь?
— Нет.
— У тебя пачку нашли.
— Это не для себя
— Смотри-ка… какие журналисты пошли.
Мужик убрал пачку
— К вору в законе ты как попал?
— К какому вору в законе?
— Не крути! На чьей хате тебя взяли? Анзор Тбилисский!
— Какой вор в законе?
— Ты не знал, что он вор в законе?
— Нет.
Мужик снова достал пачку. По-блатному прилепил сигарету к нижней губе, закурил
— Не верится что-то. Лучше по-хорошему скажи. Тебя из Москвы договариваться послали?
— С кем?
— С Анзором!
— Да я то кто! Я журналист!
— Ну, ваш Человек и закон. Поговаривают, где вы там день разбоя с мордобоем.
…
— Раньше если надо было руководство где-то поменять — посылали проверяющих. А теперь вот посылают журналистов. Так?
— Я просто журналист — упрямо сказал Мазур
— Да нет, милый — сказал мужик — не просто. Как ты попал к Анзору?
— Пригласили.
— Вот так — просто пригласили?
— Да.
Мужик покачал головой
— То ли ты дурак, то ли ты умный слишком. Ну, допустим. И о чём вы говорили с Анзором?
— Да мы не успели толком поговорить — вы ворвались!
— То есть, прибыли сотрудники милиции.
…
— Хорошо. Допустим. Анзор похитил человека. Ты с ним говорил об этом?
— Нет.
— А знаешь, что он похитил человека?
— Нет
…
— Да я увидел, как кого-то из подвала ведут! И всё!
— То есть ты с ним не говорил?
— Нет!
Начальственный мужик смотрел на него, явно размышляя, что делать. Потом покачал головой
— Нет. Не верю.
— Да что здесь вообще происходит?! — психанул Мазур — вы что!? Мы что-то нарушили!? Позвоните в Москву, в редакцию!
— Позвоним, обязательно позвоним — мирно сказал мужик и, перейдя на крик, заорал — встать! Встать я сказал!
…
— Из карманов всё на стол! Живо!
Мазур принялся выкладывать всё из карманов. Ключи, портмоне, журналистское удостоверение, пачка сигарет, зажигалка, жвачка и…
Какой-то пакетик.
— Это что? — зло сказал мужик
Мазур не понимал, как это оказалось в его кармане. Вот тут он понял — когда его ударили по почкам — это для того чтобы он отвлёкся на боль, а в это время и подсунули
— Это не моё.
— Все так говорят. Где взял?
— Не моё.
— Ничего. Экспертиза установит. А такой молодой. Пять лет обеспечено.
Мужик снял трубку
— Давайте понятых…
— Да это не моё!
— Твоё — не твоё, экспертиза установит.
— Я не употребляю наркотики!
— Значит, продавать нёс. Анзор дал?
…
— Ну, смотри. Молодёжь пошла. Бездельники, одна половина танцует, другая поёт. К станку вас надо, к станку. Когда Иосэб Бессарионович был, порядок был, не то, что сейчас. Распустились. К ворам в законе ездят. Но ничего…
…
— Наведём порядок.
Далёкое прошлое
1958 год, Москва
Мой милый Ангел, ты снова здесь.
Проснись, поведи крылом.
Мой милый Ангел, ты был и есть.
И мы теперь никогда не умрём.
Дорогой дальней среди холмов.
Мой Ангел, веди меня
И да, оставь хоть немного слов
Для меня…
Кошка Сашка
Кабинет, в котором всё происходило, был свежим — совсем недавно провели субботник, убрались, покрасили всё. Всё было по новой моде — белёный верх, низ либо крашеный, либо отделан деревом. Здесь — крашеный, кабинет не начальства. Но дверь утеплённая, с прослойкой ваты, дермантином и фигурными гвоздями. Всё это было совсем ни к чему — был май, только что прошли праздники, в окна било почти летнее солнце и в лужах купались радостные, дожившие до тепла воробьи.
Задержанный был свежим, ещё не пропитавшимся духом тюремной камеры. Не сломленным. У него не было ремня, во всём остальном — он был ещё в гражданском. Содержали его в одиночной камере, если бы не это — с ним в первую же ночь расправились бы уголовники. Здоровый, красивый ещё — правильно товарищ Сталин говорил, чекистская работа мужицкая. Наглый, вызывающий взгляд, усмешка на губах. Хозяин. Победитель — из той уже уходящей породы победителей.
Они ещё не поняли, что времена их — прошли и пришли другие времена. Времена серых, лысоватых, средних лет бюрократов, неспешно решающих судьбы людей. И новой поросли — молодёжь с комсомольскими значками.
Среди последних — на Ставрополье есть парень по имени Миша. Плоть от плоти. Его только что не взяли в прокуратуру, и он решил пробиваться по комсомольской линии…
— Доставили, товарищ старший следователь — отрапортовал старший конвоя
— Спасибо, свободны. Присаживайтесь. Наручники с него снимите.
Щёлкнул замок. Задержанный с кривой усмешкой помассировал запястья — он сам привык заковывать людей в наручники, а тут вот — нате! Пришлось и самому.