Если брать «как есть» — то получается так, что у нас построено сильное государство, и оно и есть не средство — а цель. Веками сильное государство осваивало эти земли, как то обороняло их (неплохо получалось), развивало промышленность, контролировало общественные нравы, и вообще делало многое из того что на Западе предпочитали отдавать частной инициативе. Будем честными — без государственной воли мы бы не стали тут Европой. Государственной волей, в конце концов, были освобождены крестьяне, демократического мандата на это не было. Государственной волей построены железные дороги. С государственной во многом подачи развивалась промышленность — хотя и немало частных хороших инициатив загубила бюрократия. СССР не достиг ни одной цели, которая декларировалась при его создании — но провёл индустриализацию, и построил инфраструктуру вполне соответствующую уровню ведущих стран мира. И это на огромных пространствах.

Так что можно и сказать: государство, в котором спокойно жить это не средство, а цель и ничего другого не ждите.

Вопросы только другие встают. За какой счёт, получается, держать союзников и чем их привлекать, если мы больше не идём к социализму. В какой мере разрешается частная инициатива — ведь если мы больше не строим социализм то — в любом. А ведь у нас есть теневая экономика, и мы по опыту девяностых знаем, насколько дикий в реальности будет построенный бывшими советскими людьми капитализм. Абсолютно диким, без малейшей солидарности, с грохотом взрывов и автоматных очередей и нищими старухами на улицах.

И почему бы в таком случае другим национальностям СССР не хотеть заиметь своё сильное государство, а?

И главный вопрос, на котором тут веками спотыкались — как обеспечить, чтобы государство служило народу, а не бюрократии. Ведь Милован Джилас прав, фактически бюрократия сформировалась как эксплуатирующий класс, а все остальные — эксплуатируемые. То есть мы сами того не замечая, воспроизвели капитализм только юридические лица в нём — министерства, отрасли, области целиком, и находятся они в коллективной собственности контролирующей их номенклатуры, а не народа. И чем дальше — тем больше.

Да…

Сегодня уже голова не варит. Надо идти спать…

Ночь, когда в городе был погром — они банально проспали, потому что тётя Манана жила далеко от центра, а Никифор, то ли умышленно, то ли просто из желания оберечь гостей — ничего не сказал о происходящем в центре.

Тётя Манана жила в старом, большом доме, какие были в изобилии настроены во времена имперского расцвета этого города — самое начало двадцатого века. Тифлис тогда был деловым центром всего Закавказья, в городе был трамвай, построили театр и синематографы, замостили центральные улицы, появились высшие учебные заведения. Грузии повезло с имперским администратором — одно время им был князь Воронцов, один из самых способных администраторов своего времени. Когда его спросили, зачем строить в Тифлисе театр, он ответил — для того чтобы в Тифлисе был театр. Через Грузию проходил один из первых в мире нефтепроводов от Баку до порта Батуми, построенный инженером Шуховым, этот же город был центром кредитования всего региона — кстати, в Тифлисе было больше армян, чем грузин[66]. Тогда же очень активно шла застройка города, ранее совершенно азиатского — и на свет появились типично тифлисские двух и трёхэтажные дома. Их характерной особенностью были широкие балконы, часто с отдельной лестницей на улицу — из-за долгих периодов жары и духоты. Вот в одном из таких домов жила тётя Манана, одна в двух больших комнатах. Энергичная старуха которая имела вполне дореволюционного уровня образование, профессионально рассуждала о литературе и о театре.

Утром она подала на стол чай и грузинские постные лепёшки чвиштари. Было холодно, но она явно не замечала холода.

— Тётя Манана — осмелев, спросил её Мазур — а что у вас тут происходит? Я имею в виду в городе…

— А… — отмахнулась старуха — власть делят.

— На улице?

— А на улице — мальчишки, которые от белого порошка почувствовали себя мужчинами.

— Как же вы до такого дошли? — поинтересовался Мазур

Старуха достала портсигар и закурила

— Этот народ — сказала она, голос звучал зловеще, хрипло — всегда искал свой путь к небесам. Раньше это был путь к Богу. Теперь про Бога забыли… благодаря одному негодяю отсюда родом. Но в небеса хочется. Теперь веру заменил дурман. А когда власть отняла у них этот дурман, они пошли бунтовать. Они думают, что у них по две жизни. Но нет, только одна…

Московские корреспонденты переглянулись — и ничего не сказали

Едва появившись на улице — журналисты поняли, что они попали. Две Волги — одна белая и одна жёлтая, такси — стояли к обочины, около них — стояли боевики. Они оглянулись — путь назад был тоже перекрыт.

Мазур шагнул вперёд, доставая удостоверение журналиста

— Мы журналисты центральной прессы.

Стоящий у Волги мускулистый, лет сорока водитель осклабился

— Мы знаем дорогой. Левон Аронович приглашает тебя и твоего друга в гости

— А Левон Аронович это кто?

Один из бандитов хмыкнул, другие — переглянулись

— Левон Аронович это Левон Аронович. Стыдно не знать.

— У нас тут работа.

— Это тоже работа дорогой. Ты же журналист, так? Съездить к Левону Ароновичу — самая твоя работа, да?

— Это надолго?

— Как поговоришь с Левоном Ароновичем, отвезём, куда скажешь, тебя и твоего друга.

Мазур сдался

— Ладно, поехали.

Волги шли быстро.

Уже из окон было видно, что ночью в городе творилось что-то неладное. Одна из улиц была перегорожена тяжёлыми Камазами, милицейские машины, военные — всего хватало. Горелое здание — и у него нет пожарных, а здание сгорело полностью. Пейзажи за окном были пропитаны бедой как бинты — кровью…

Мазур не решился спросить, что произошло.

Потом — Волга замедлила ход… стояла очередь.

— Обгоняй.

Взревел мотор, Волга пошла по обочине, обгоняя колонну. Втиснулась на первое место, обойдя всю очередь.

Солдаты проверяли документы. Им никто не сказал, какие они должны быть да они и сами не знали. Пассажир махнул корочкой, даже не открывая её — и машину пропустили. Судя по виду — солдаты после бессонной ночи еле держались на ногах.

— Что произошло — всё-таки спросил Мазур

Ему не ответили, просто мафиози на переднем сидении переглянулись и усмехнулись…

Привезли их в какой-то посёлок, с виду типично грузинский, пригородный — но с асфальтом и дома побогаче. Самый богатый — походил на швейцарское шале, если не считать высокого, выше человеческого роста бетонного забора. Во дворе стояли ещё одна Волга, чёрная на сей раз и УАЗик.

Хозяин дома, сухощавый мужик за пятьдесят — ждал на широченной, крытой веранде. Было холодно, на нём была шапка, которую в народе уже прозвали «горбачевка» и меховой жилет из овчины поверх дорогого костюма.

Мазур с первого взгляда понял, к кому их привезли…

Советские воры в законе — старались держаться в тени, но уже тогда было разделение на тех, кто не вылезал из зон и тех кто старался держаться на свободе. В семидесятые годы — усилиями милиции воров в законе свели почти на нет, осталось всего несколько десятков человек и то в зонах в основном. Но стоило только Андропову разгромить милицию…

И именно с этого момента — начинается преобладание кавказских воров в законе. Основной удар милиции пришёлся как раз на русских воров, в то время как кавказские репрессий часто избегали. Сам Эдик Шеварднадзе просил этапировать воров для отбывания наказаний на родину, а тут были зоны где они жили в соседнем селе и приходили только на построения. Кавказские воры в законе уже тогда брали на абордаж Москву, контролировали угоны машин, азартные игры, обирали цеховиков и спекулянтов. Наркотиками тогда не занимались — слишком маленький был рынок, на всю Москву было несколько сотен наркоманов.