Десма не выглядела убеждённой.

– Неужели хочешь всю жизнь убегать от самой себя и прятаться?

– Я не…

– А как иначе это зовётся?

Сказать было нечего. А что делать, если вся её суть – прятаться и ненавидеть, быть несчастной? Так какой смысл? Разве это тоже не она?

– Я хочу помочь тебе…

– Думаешь, мы с первой встречи не поняли, что ты постоянно притворяешься? – жёстко спросила Аделина. – Такая же, как Аврелий, выставляешь напоказ только хорошее, а гнилую подкорку прячешь, и прячешь причём себе во вред. Помогаешь, если попросить, сделаешь всё ради похвалы, и совершенно точно не умеешь отказывать. Ты постоянно улыбаешься и делаешь вид, что всё хорошо. Но ведь не хорошо, да? Как наступает ночь, и мы выключаем свет, я иногда слышу твои тихие всхлипы. Всегда ждёшь, пока я усну, и даже в этом больше думаешь о других. Серьёзно, как вообще такая как ты связалась с нами?

Интересно, её так хвалили или принижали? Но до чего же странно слышать от Аделины такое. Как будто всё это время ей было не всё равно.

– Я правда думала, что ты – одна из тех тепличных цветочков, верящий в «мир, дружбу и жвачку». Не знающих настоящей жизни. Вся такая правильная и идеальная. Меня это бесило до жути. Но хорошо, я поняла, что ошибалась. И даже не сейчас, не из-за этого вот, а всей той истории с Кириллом. Просто…скажи честно, ты что правда настолько ненавидишь себя?

Как на такое вообще можно ответить? Подтянув колени к груди, уткнувшись в них лбом, прячась, Элина собиралась молчать, но кажется вино развязало язык, а может забродившие чувства разъели-таки плоть.

– Что ты хочешь услышать? Правду? – не выждав и секунды, продолжила. – Да, я ненавижу себя. Да, отдала бы всё на свете, лишь бы стать кем-то другим и жить счастливо. Я провал по всем пунктам, самый неудачный образец человека. Внешность – ноль, ум – ноль, общение – ноль, талант – ноль. Я понимаю, почему родители разочаровались, почему возненавидели. Кому нужен бракованный ребёнок, ненормальный и бесполезный? Любовь – заслуга тех, кто выступает на сцене, кто не боится и не заикается, у кого есть мечты и цели, кто оправдывает ожидания и вложенные деньги. Я же вообще не должна была рождаться. Но даже на это у меня не хватает сил…

Голос давно сорвался, меж всхлипами слова терялись. Горячие слёзы текли по щекам, а она никак не могла остановить их, справиться с волной, потопившей и утянувшей на дно. Что за дурная привычка появилась – давить на жалость? Остаться бы сейчас одной и никогда никого больше не видеть, но это – не дом, где хлопни дверью, закройся и все забудут о твоём существовании.

– Хватит, хватит, причинять себе боль, – по спине прошлась чужая ладонь, легонько поглаживая, неуверенно даже, совершенно не сочетаясь с грозным тоном. – Ты знаешь, что мысли отравляют хуже яда? Поэтому каждый новый день нужно начинать с добрых слов, с похвалы. Ведь пусть хоть весь мир дарит тебе любовь, пусть каждый восхищается – ничего из этого неважно, пока сама не поймёшь и не изменишься. Исцелишь своё сердце, а не переломаешь, лишь бы соответствовать глупым стандартам. Чему вас вообще учат на этих созидательных занятиях? Никто другой кроме тебя самой не сможет помочь полюбить себя и показать красоту мира. Любовь к себе – это тяжёлый труд, каждодневный, утомительный, но правильный и нужный. Так хватит же!..

– Не твои ли слова, что даже здесь, в академии, где должны бы учить любви и терпимости – тоже ранят и калечат? Такова жизнь, и нам в первую очередь надо научиться защищаться. А как выстроить крепкую стену и брать оружие, если главный враг – ты сам? – над самым ухом раздались слова Аделины.

От поддержки всегда становилось хуже. Проще оставить рану в покое и не забивать голову, чем вспоминать и натирать мазями, которые лечат, но делают ещё больнее. И всё-таки… Всё-таки хотелось верить – ты не одна, всё будет хорошо.

– Я понимаю всё это, – в конце концов смогла выдавить из себя. – Но что могу сделать?

– А я знаю что! – излишне воодушевлённо Десма хлопнула в ладоши. – Мы сделаем тебя наипрекраснейшей девушкой на зимнем балу! Такой, что все парни свернут головы и будут жалеть, что не пригласили раньше. Такой, что заполучит титул не то что принцессы, а Королевы! Чтобы даже ты сама взглянула в отражение и влюбилась, увидела, наконец, какой на самом деле являешься! Такой какой все мы видим тебя!

Чем ближе подбирался день бала и зимнего равноденствия, тем отчаяние становились некоторые ученики. Академия полнилась историями о безумцах, что пели серенады под окнами общежитий, запускали «фейерверки» с очевидным: «Ты пойдёшь со мной на бал?» и даже срывали уроки, вставая на одно колено и делая «предложения». Как будто вдруг наступила весна – всеми завладела любовная лихорадка. Даже учителя попали под удар: им то и дело приходилось выбрасывать розовые конверты с признаниями. Конечно, смельчаков вместо ответов ждало наказание.

И вот когда пресловутое двадцать второе декабря наступило, предвкушение и нервозность окутали всю округу. Часы пробили восемь.

– Так, смотри вверх.

Оставалась всего пара завершающих штрихов. Аделина вызвалась помочь с макияжем. Элина побаивалась даже ненароком смотреться в зеркало – вдруг свалится в обморок.

Десма крутилась рядом, любуясь белым шлейфом платья. Её маска – аккуратный лебединый клюв – небрежно лежала на кровати. Аделина расстаралась и для Десмы: белая подводка расходилась узором подобно перьям, тени и румяна почти не оставили следа, уступая идее естественности. Мастерица на все руки! Поэтому сегодня, начиная с пяти часов вечера, в дверь постоянно кто-то стучался и молил о помощи. Но не каждый удосуживался вниманием местного божества – только те, кто этого заслуживал.

Повертев её лицо то вправо, то влево, Аделина, наконец, удовлетворённо заключила, протягивая круглое зеркальце:

– Готово!

Десма тут же обернулась, и по одной её реакции можно было сделать выводы.

– И чего ради мы тут стараемся? Ты нас всех затмишь! Мальчики точно уронят челюсти. Ну Деля, ну руки золотые! Бросала бы грезить о Канцелярии и переходила к Материалистам – центры красоты всегда в спросе!

Аделина на это лишь закатила глаза и отмахнулась. Элина же всё никак не решалась заглянуть. Сама не знала, чего боялась – того, что слишком хорошо или слишком плохо?

– Давай, давай, смотрись и оценивай. Или сомневаешься во мне?

Деваться некуда, и словно совершая подвиг, встретилась глазами с отражением.

Вау.

Она точно зеркалом не ошиблась? Кто это по ту сторону?

Аделина расстаралась, даже слишком, иначе как назвать то, что ей как будто удалось вылепить новое лицо? Макияж и правда творил чудеса. Акцентом были «кошачьи глаза»: тёмные тени и подводка приподняли уголки, подарив взгляду хищность. Даже появился намёк на скулы. Куда же подевался наивный оленёнок?

Ей нравилось. И не нравилось. Одновременно. Зачем же опять пряталась в чужом облике?

– Ты и правда волшебница, – выдавила Элина.

– И на том спасибо. Теперь пошлите. А то ещё в дверях полчаса простоим, весёлое будет начало.

Бал действительно обещало посетить множество людей, особенно после известий о намерениях имперской семьи. Не только ученики и их родители, но и гости: все значимые лица трёх орденов. Севир даже выдвинул на обсуждение вопрос, хватит ли Зимнего дворца, но директриса в свою очередь заверила – волноваться не о чем.

На улице ожидаемо образовался затор. Десятки учеников в масках зверей и птиц дрожали от предвкушения. Когда Элина наконец пробралась внутрь зуб на зуб не попадал. Красота требовала жертв, и первым стало тепло. Сбросив накидку, она осталась в одном платье. Таком, как хотела Десма: болезненно открытом. Пышная юбка доходила до пола, блестящая сеточка мерцала золотым, а голые руки и плечи то и дело покрывались мурашками. С каждой новой минутой желание переодеться становилось сильнее. Элина ощущала себя самозванкой, лишь выдающей за изящную леди. Фальшивкой. А маска рыси, якобы её ипостаси, и того усугубляла – как из травоядной сделали хищника?