– Серьёзно? За слова цепляться будешь? Я просто ляпнул, не подумав, а ты уже…

Да как мог говорить такое, даже не стыдясь смотреть ей в глаза? Чего вообще хотел? Зачем увёл, если только что сам сторонился? Зачем делает всё это?

Она ничего не понимала! Чему верить? Его словам? Глазам? Поступкам? В ней уже не осталось терпения разбираться. Точно не сегодня.

Элина хотела уйти. Казалось, слова бессильны и сделают только хуже. Лучше проветриться. Даже развернулась и прошла пару шагов, но Севериан вновь решил по-своему. Схватив за руку, он потянул её на себя, будто заранее зная результат. С координацией было туго, и она пошатнулась, костеря и Щепки, и Кассиана, и Измагарда сразу.

Они опять стояли слишком близко. Он удерживал её, хотя, честно говоря, сам был не лучше. Элина шумно выдохнула и задрала подбородок, пытаясь состроить уверенность и грозность. Ждала.

Севериан молчал. Лишь взглядом уставился пристально, льдом примораживая к месту. С лица его медленно уходила злоба, поддаваясь другой непонятной эмоции: брови надломились, а искусанные губы дрогнули.

Только Элина уже безумно-безумно устала от всех этих игр.

– Не молчи. Я не умею читать мысли. К сожалению.

Он чуть отстранился, почти робко, но кто в такое поверил бы? Уставился в пол. Может, искал слова? Одного Элина боялась: промедли ещё немного, останься в этих полуобъятьях – и начнёт сама теряться, даст слабину.

– Ладно, понимаю, слова даются тяжело. Мне ли не знать, – неуклюже улыбнулась. – Но если всё же хочешь что-то добавить, подожди, может, хотя бы до завтра? Не то что бы я стану соображать лучше. Но на сегодня, кажется, мы достаточно наговорили всякого неприятного и злого… Второго признания в ненависти я уже не выдержу.

Она сделала свой максимум. Никто не мог сказать, что не старалась. Почти привычно вежливая и весёлая.

– Опять цепляешься к словам…

– Ты сам сказал это! – быстро же кончилось наигранное спокойствие. – Я не цепляюсь, а факты привожу! Что ещё мне думать тогда?

– Это случайность. Я не…

Севериан поднял голову и тотчас запнулся.

– Я не хотел, – и не давая ни ей, ни себе и шанса, спешно заговорил. – Знаю, звучит глупо. Знаю «слово не воробей» и прочее, прочее, прочее. Но ты и представить не можешь, сколько раз я уже успел пожалеть о том, что наговорил тебе. Да я постоянно говорю вещи, не подумав! Это хуже рефлекса! Всегда вертится на языке одна гадость, а когда надо сказать что-то приятное – просто немею. Знаю, это не оправдание. Знаю. Просто прошу каждый раз дели на два мои слова. Или лучше вообще не верь. Принимай только поступки.

Он осторожно потянул ладонь к её лицу и большим пальцем огладил кожу. Элина не могла отстраниться. Чувство надвигавшейся катастрофы не покидало, но не в её силах было бежать.

– И я не ненавижу тебя. Это попросту невозможно.

Знакомо зажгло глаза. Она сама не ожидала, как глубоко к сердцу кровоточили раны. Как больно было упиваться его ненавистью, вспоминать их разговоры и встречи и подставлять меж смыслов «я ненавижу тебя». Лишь бы не проронить и слезинки, Элина опустила взгляд и часто заморгала.

– Иногда ты умеешь быть искренним.

– Только иногда, – слабо улыбнулся.

Пришлось напомнить себе, что это ничего не меняет. Ссора не взялась с пустого места, и по прихоти сегодняшнего вечера не могла Элина всё разом простить и отпустить.

– Но я-то говорила то, что думаю.

– Знаю.

– И как бы ни хотел, не отступлю от своего.

– Знаю.

– Не соглашусь с тобой и поступать буду по-своему.

– Знаю.

– Вот заладил, – невольно засмеялась.

Севериан не ответил, только взгляд поменялся, и вместе с тем он опустил ладони и обнял её за плечи. Медленно, даже бережно, словно опасался навредить лишним движеньем. Совсем на него не похоже. Элина обхватила за спину, волнуясь, как будто то их первое объятие.

– Этот вечер. Подари лишь один этот вечер, – шёпот коснулся её волос. – Я боюсь думать о завтра. Пусть у нас будет хотя бы сегодня.

Щекой касаясь груди, она чувствовала, как быстро бьётся его сердце. Или своё? Уже неважно.

Завтра спишет всё на алкоголь и праздник. Завтра будет ругать себя и сожалеть.

Но то будет завтра, верно?

Carpe diem.

(Элина открыла глаза. И тут же закрыла. О Боги, почему так ярко? Попыталась пошевелиться, но не смогла. Тот, кто придумал утро, явно хотел всеобщих мучений и страданий. В горле было ужасно сухо, хотелось провалиться обратно в сон, но головная боль как нарочно усиливалась едва удавалось задремать.

Она как будто умерла и вернулась к жизни. Абсолютно точно зря.

Второй раз приоткрыв глаза, Элина поняла, что лежала прямо напротив окна. Настоящее самоубийство. Зато солнце пригревало. И, похоже, не только солнце.

Щёки пылали так, что вместо человека превратилась в один сочный помидор.

Её придавили с двух сторон. Одинаково не верящим взглядом она металась от одного лица к другому. Как, скажите на милость, это произошло? Что вчера вообще было?

Слева, уткнувшись ей в плечо, спал Демьян. Чужое дыхание ласково щекотало шею, но в этом была лишь половина беды. Рукой обхватывал поперёк живота, а ноги запутались где-то в её собственных. Он лежал так близко, что легко стало разглядеть маленькую родинку под глазом.

Справа же ничуть не лучше лежал Севериан. Даже во сне держался чуть на расстоянии, но это не мешало его ладони мягко сжимать её, а левой руке и вовсе послужить подушкой. Он будто так и продолжал смотреть на неё, хотя грудь вздымалась ровно, а глаза закрыты. Элина не помнила, когда так беспрепятственно могла разглядывать его, умиротворённого и абсолютно перед ней беззащитного. Теперь точно знала, как много веснушек пряталось на прекрасном лице.

Вечность она могла наслаждаться этим моментом. Это казалось таким правильным, нужным ей, что стало физически больно. Внутри всё дрожало, разрывалось от невысказанного, от сдерживаемого так долго. Постаралась не дать слезам воли.

Но Элина точно не помнила, как оказалась в таком компрометирующем положении.

Помнила только, как танцевали, как после десятка песен гудели ноги, и они завалились на подушки, наблюдать за вялотекущей игрой.

Помнила, как Дёма чуть не разбил гитару со злости на Давида. И как она потом сыграла «» только для них двоих – Севериана и Демьяна.

Помнила: «Это впервые чтобы мне нравилось всё, абсолютно всё в тебе… Я хочу, чтобы говорила со мной больше и больше, постоянно. Как навязчивая мелодия. Я всегда хочу слышать твой голос. Есть что-то такое в тебе, что привлекает меня… Я словно схожу с ума, попал в ловушку и никогда не смогу выбраться»

И другое: «Если не справлюсь, если потеряю тебя – умру сам. Ты изменила меня, перевернула всю жизнь. Я должен спасти тебя тоже… Не верь мне, не верь, ты слишком сильно веришь в меня. Я боюсь того будущего, что…»

Голова разболелась с тройной силой. Ясный намёк, что не стоило напрягать извилины, когда даже дышать не получалось с трудом. Лишь бы не скрежетать зубами, Элина прильнула к плечу Севериана и попыталась очистить голову методиками Фёдора Васильевича. Не помогало.

«Фу! Мерзость, мерзость!» – вскричал противный голос в голове.

Вернулся…

Вернулся и всё испортил!

Элина постаралась сделать вид, что ничего не слышала. Досада разрасталась усиливающимся эхом, рябью.

«Не духовно, не церковно! Или сестрица-таки оставить мир решила ради них? Фу!»

Не мог что ли ещё пару часов поболтаться где-то? Именно сейчас надо было объявиться?