Смотритель, ставший невольным слушателем, никак не выказал недовольства и не влепил заранее ещё по наказанию сверху. А, напротив, даже потворствовал, отпустив на полчаса раньше. Такое случалось всего раз, когда Элина простыла и весь патруль шмыгала носом. Поэтому больше она удивилась тому, по какой причине отпустили. А вот Кирилл от такого выпал в осадок и отказывался верить, хоть и произошло это на его глазах.

– И чего он такой странный? При мне только первоклашек успевал отправлять к Трофимычу, а тут – ангел воплоти.

– Наверно, просто нужно нормально к нему относиться?

Чем ближе они подходили к общежитию, тем сильнее росла нервозность. Правильно ли поступает? Почему просто не может сказать «нет», не влипать в очередные неприятности. Если их поймают, что сделают? Выгонят из академии? До конца учебы влепят наказаний? Привяжут к позорному столбу и забросают помидорами? Ни одной радужной перспективы.

Пройдя мимо Сипухи, которая стала ещё ворчливее из-за снега и натасканной с улицы грязи, они разместились в общей гостиной. Здесь собирались все три класса, общались и учились. Стояло несколько столов, кресел и диванов, но наибольшей популярностью пользовались места у камина – нужно было либо успевать вперёд других, либо договариваться. Людей собралось много. Пусть им привычно в ноябре встречать снега и вьюги, но воспоминания об осеннем тепле ещё жили в сердце, от чего «зиму» эту встречали тёплыми свитерами, пледами и горячим чаем. Гвалт стоял такой, что можно не переживать, если кто-то решит подслушать – просто невозможно. Сев за самый отдалённый столик в углу, Кирилл ещё раз подытожил:

– Они всегда следуют одному графику. После занятий идут на дополнительные, потом сюда, развлекаются до ужина, общаются, со всеми идут в столовую и до отбоя сидят на собрании «сборища богатых детишек». Как раз в этот промежуток мы и пойдём. Соседка Лили на ужинах не задерживается, у неё какая-то диета или вроде того, поэтому разобраться надо быстро. У Вадима проще, его сосед тоже член общества и вернётся с ним. Как увидим, что они встают – бежим на второй этаж. Комнаты 227 и 309. Запомнила?

Элина кивнула. Она и сидеть ровно не могла – вдруг кто заподозрит неладное. Достала тетрадь и учебник по литературе, но сосредоточиться не получалось. Кирилл рядом молча смотрел в одну точку. Лиля и Вадим заняли диван в центре, перекидывались фразочками со всеми, подзывали к себе – настоящие звёзды вечера. В какой-то момент в гостиную ввалилась «фантастическая четвёрка» и присоединилась к ним. Лиля сразу прилипла к Севериану, стала что-то настойчиво рассказывать, а тот в ответ улыбался ласково, но совершенно точно её не слушал.

Элина уставилась в учебник. Нечего пялиться. Нечего злиться и обижаться.

Чем ближе подходило к восьми, тем стремительнее гостиная пустела. И вот, наконец, поднялась Лилиана, следом за ней остальные ребята – уходили они самыми последними. Стоило двери хлопнуть, Кирилл тут же вскочил.

– Идём. Скорее!

Элина побросала вещи в сумку и побежала вслед за ним. На радость, в коридоре никого не было. Стандартная белая дверь с табличкой 227 нашлась едва не в самом конце – никаких тебе путей отступления, даже окно без задвижек. Кирилл приложился ухом и, убедившись, что в комнате тихо, достал знакомый ключ – такие выдавали лично в руки при вселении.

– Ты что у Лили его стащил? – напугано зашептала она.

– У Сипухи, – так это было ещё хуже! – Надо вернуть до того, как в обход пойдёт.

– И на что я только согласилась?

Отворив дверь, он заглянул в комнату и отошёл.

– Иди.

– В смысле? А ты?

– А я на стрёме. Если что задержу.

– Ты сейчас серьёзно? – почему всем так нравилось её обманывать? – Я даже не знаю, что искать! Это ты должен идти, а я сторожить!

Кирилл скрестил руки на груди и сжал губы в тоненькую линию.

– Вот из-за тебя теряем время. Они украли у меня золотой крестик, обычный, на цепочке.

– Мы так не договаривались, – воспротивилась, готовая прямо сейчас повернуть назад. Затея и до этого казалась сомнительной.

– Ну, пожалуйста? – на пробу, будто зная, что её легко разжалобить. – Буду вовек обязан, сделаю что угодно. Но помоги. К тебе они проще относятся. Если что всплывёт, синяками не отделаюсь, да и так догадаются, если пропадёт «добыча». Но мне просто мерзко – не могу, трясёт от одной мысли, что придётся в их вещах копаться.

– А мне прямо приятно, – но стало очевидно, что подействовало, что сдалась. – Крестик значит?

С ходу ничего выбивающегося не было – такая же как у неё комната, только почище, будто и не жилая вовсе. Ни цветов, ни самодельных плакатов, ни свечей, ни кисточек. Только в углу одиноко стояла стопка книг, да на столе лежали тетради. Элина оглядела две кровати. Какая Лили? Если бы увидела розовое пуховое одеяльце, фарфоровых кукол и стенд с фотографиями Севериана в сердечках – всё стало бы очевидно. Но ожидания не оправдались, и Элина просто ткнула пальцем наугад. Под подушкой ничего, под матрасом тоже. Зато нашла чемодан. Коробочки с украшениями, косметика, ручки и блок бумаги, деньги и документы – всё не то. Зато теперь можно с уверенностью сказать чьё это. Захлопнув крышку, Элина вдруг расслышала глухой стук. Неужели то, что им нужно? И мученье это закончится, наконец? Из кармашка на крышке вывалилась тоненькая записная книжка. Она прокляла всё вокруг – совсем не то! – и собиралась захлопнуть чемодан, но любопытство взяло вверх.

Открыв первую страницу, Элина прочитала: «Лилиана Доманская, лучшая из лучших жён», написанное корявым, совсем детским почерком. Это показалось таким смешным, что пришлось зажимать рот ладошкой. Пробегаясь по записям вроде: «Сев взял меня за руку!!! Это любовь!!!», Элина быстро дошла до конца. Последняя заполненная страница сильно отличалась от остальных. Кажется, писали недавно.

«Папа опять твердит: «А вот мама на тебя повлияла бы!», «если бы Ева была рядом, ты стала бы лучшей невесткой»… Но мамы нет. Она не восстанет из могилы, земля не вытолкнет и не вернёт её нам. Она умерла так, как надо, по воле Богов. Ничего не исправить…

Папа говорит, я бесчувственная. Не плачу больше, живу вновь. В отличие от него. Прошло уже три года. Скоро Сашке идти в академию, а он всё не видит нас – бывает говорю с ним, а глаза за меня смотрят. Недобро это. Чем ближе май, тем больше боюсь, что к мертвым в мир попросится и собьётся с пути. Станет заложным. Тогда дядя получит весь Род, как и хотел. А я стану его фарфоровой «девочкой». Куклой.

Одна радость в жизни – Севериан. Вернулся. Позвать его на бал опять самой? Или ждать? В прошлый раз согласился, но из-за новенькой что-то с ним не так. Мы больше не гуляем. Он всё чаще один, даже от друзей любимых прячется, а лицо задумчивое, словно на смысл жизни ответы ищет. Это всё из-за неё?..»

Элине вспомнился собственный дневник, кропотливо ведённый со смерти Жени, и пришлось признать – есть между ними нечто общее. Оказывается, Лиля человечна и тоже умеет чувствовать. Как будто даже думает о чём-то помимо того, как испортить другим жизнь и изничтожить до смерти.

– Ну что? Нашла? – поторопил шёпот.

– Нет, ничего, – Элина ещё раз обвела комнату взглядом. – Думаю, его здесь нет. Либо не на видном месте.

– Тогда к Вадиму.

Кирилл переминался с ноги на ногу и всё посматривал в телефон. Стоило Элине выйти и запереть дверь, как послышались шаги на лестничном пролёте и из-за угла показалась девушка. Кирилл отошёл к окну, резко потянув Элю за собой, и только когда незнакомка окинула их подозрительным взглядом и достала ключи, стало ясно, что это та самая соседка. Вот так вовремя! Ещё бы чуть-чуть и…

– Знаешь, а ты не думал просто попросить их вернуть твой крестик?

– Сама-то веришь, – закатил привычно глаза.

– Нет. Но попробовать, наверно, стоило.

На третьем этаже стало ещё тревожней – здесь им нечего делать, некуда бежать, не придумать убедительной лжи. Кирилл постучал в дверь «309», а в ответ на тишину достал ключ.