Антон удивлённо вскинул бровь. Интересно, что его жена, услышав фамилию Ставицких, первой вспомнила бабку Савельева. Тесть (чтоб ему, упырю, в аду гореть) тоже частенько упоминал эту Киру Алексеевну — та ещё, видимо, была стерва.
— Антоша, мы же у Ставицких мало бывали, — на лице жены появилось заискивающее выражение. — Пока мама была жива, нас ещё приглашали, она же была из Бельских, а когда умерла, то почти и нет. Кира Алексеевна очень надменная женщина… была… Она же Андреева.
Он едва сдержался, чтобы не расхохотаться во всё горло. Тестюшка унижений для него, Антоши Кравца, не жалел, а сам-то — тоже рылом не вышел для здешних аристократов. Представил отца жены, пресмыкающегося перед высокородными снобами, и словно реванш взял за все годы насмешек, на которые не скупился тесть.
— А её дети?
— Киры Алексеевны? — переспросила жена. — Я хорошо помню Елену Арсеньевну. Она была красавицей. Только в браке несчастна очень.
Жена запнулась, бросила на него взгляд и быстро продолжила, надеясь, что он не заметит этой опрометчиво вырвавшейся ремарки про «несчастный брак».
— А её брат, Анатолий, тоже красавец, хотя и совсем не похож на сестру. Елена Арсеньевна вся в мать пошла, высокая, темноволосая, а Анатолий — блондин, глаза голубые, как небушко. Но они были очень дружны, очень…
Как небушко. Антон ухмыльнулся. Что-то раньше он не замечал за своей женой таких поэтических сравнений.
Уже не слушая, что она говорит, Антон придвинул к себе метрики брата и сестры Ставицких. У Елены свидетельство о рождении было обычным, а вот у Анатолия… У Анатолия в свидетельстве внизу стояла пометка: «выдано в 2121 г. взамен утерянного». Утерянного, говорите? Г-м…
— А не подскажете ли вы мне, дорогая Калерия Валерьевна, — Кравец услужливо подхватил заведующую архивом под локоток. — Не подскажете ли вы мне одну вещь. Если, например, в свидетельстве стоит «выдано взамен утерянного», это что может означать?
Этот вопрос стоило бы задать ещё вчера, когда он приходил в архив отдать документы, но Антону было некогда — у него на восемьдесят первом была назначена встреча. Поторопился, убежал, потому сегодня и пришлось возвращаться.
— О, тут особой хитрости нет, — на тонких бесцветных губах заведующей появилась лёгкая улыбка. — Либо свидетельство и впрямь было утеряно, что в общем-то не такая уж и редкость, люди часто халатно относятся к документам. Либо имело место усыновление, которое решили сохранить в тайне.
— Ну а документы об усыновлении я, конечно, же смогу найти в вашем идеальном хозяйстве?
— Те, что проходили за последние пятьдесят лет — да, — не без гордости ответила Калерия Валерьевна, и Антону стоило большого труда погасить смешок. Последние пятьдесят лет — по всей видимости, именно столько торчала в своём затхлом архиве эта старушенция. — Но я не могу сказать того же самого о тех усыновлениях, которые совершались раньше. Непонятно по какой причине, но они не фиксировались вообще. Единственное, что вам может помочь, если вы интересуетесь судьбой усыновлённого ребенка, родившегося до 2135 года, это электронная база данных. Частично может помочь. Кто были биологические родители такого ребёнка, вы, конечно, не выясните, но хотя бы сможете точно определить, был ли он усыновлён или нет. Если свидетельство действительно было выдано взамен утерянного, в базе данных, в карточке указанных в метрике родителей вы найдёте запись о рождении. Ну а если такой записи нет, то… Вас ведь это интересует, так?
А старуха умна, отметил про себя Антон.
Его действительно интересовало именно это. И натолкнула его на такую мысль даже не жена, которая заметила, что брат и сестра Ставицкие были хоть и красивы, но совсем не похожи друг на друга, а идиот Богданов, который заскочил вчера к ним в отдел и принялся с громким хохотом рассказывать о прошедшем накануне совещании Совета и о внезапно всплывшем документе, которым Савельев и Ледовской намеревались вернуть общественный строй, существовавший до мятежа Ровщица. Литвинов бы себе такого никогда не позволил — вываливать на окружающих ценную информацию, но Богданов был непроходимо глуп.
— Что, ребята, давайте-ка теперь хорошенько поройтесь в своих родословных, — хохотал Богданов, развалившись в предусмотрительно подставленном кем-то кресле. — А то придётся собирать манатки и сваливать вниз в связи с недостатком голубых кровей. Вот как у покойного Павла Григорьевича Андреевская-то кровь взыграла.
Что ж, возможно, и взыграла. Почему нет? Кровь не водица, и та, которая текла в жилах Савельева, уж точно какой надо концентрации. А вот у Ставицкого… это ещё стоило посмотреть.
Кравец привычно проследовал к единственному компьютеру, который Калерия Валерьевна берегла как зеницу ока. Включил и в нетерпении уставился на медленно подгружающийся экран. Спустя пару минут Антон уже знал, что Анатолий Ставицкий был чьим угодно сыном, но только не Киры Алексеевны, потому что в 2114 году у Киры и Арсения Ставицких никаких детей не рождалось.
***
По правде говоря, Антон не знал, что делать с полученной информацией о Ставицком. Она была лишена конкретики, вялая такая информация и снова, увы, не козырь. По всему выходило, что бить надо джокером, имеющимся на руках, да тоже не больно-то получалось.
Антон размышлял об этом, пока бежал к себе, но не в офис, а вниз, в квартиру на триста сорок восьмом. Бежал с вполне конкретной целью, и, хотя там у него была назначена встреча с маленькой горничной Рябининых, сладкой дурочкой, шёл он туда вовсе не для того, чтобы развлечься…
Идея, даже не сама идея, а так, пока лишь тень, отблеск идеи, пришла в голову внезапно, вчера, когда он ждал Игоря Татаринова или попросту Татарина в заведении на восемьдесят первом. Антон пришёл чуть раньше, осмотрелся, уселся на привычное место, за укрытый в тени столик, откуда удобно было наблюдать за окружающими. Большая стрелка часов едва перевалила за семь, а заведение уже просыпалось для ночной работы. Выползали из своих углов вялые, полусонные проститутки, но к нему не подходили — Вася, невысокий и не лишенный приятности мужичок, совмещающий здесь роль официанта и сутенёра, которому Антон шепнул пару фраз и сунул в руку несколько купюр, быстро отогнал от него всех своих девок. Девки подождут, сейчас Кравца больше волновал другой вопрос. Вернее, два вопроса. Первый — взять мальчишку, Кирилла Шорохова, — не представлял особой трудности. Татарин и Костыль, получив от Антона задаток, пообещали, что с парнем хлопот не будет, и у Антона не было никаких причин сомневаться в этом. А вот второй вопрос… с ним предстояло повозиться.
У импровизированной барной стойки (Вася свой притон постарался оформить в духе допотопных фильмов, даже шест для стриптиза умудрился изобразить) послышались крики. Антон равнодушно повернул голову. Кричала рыжая деваха в ярко-розовом топике и таких же ярко-розовых шортах, больше напоминающих трусы. Уже начали подтягиваться первые клиенты, и один из них, то ли вусмерть пьяный, то ли обдолбанный, полез к девке между ног, но, видимо, забыл заплатить, а у Васи с этим было строго — денежки всегда вперёд. Потому рыжая и голосила, хрипло матеря незадачливого клиента. Из своего угла Кравец наблюдал, как появился — словно из-под земли вырос — сам Вася, махнул рукой, подзывая одного из вышибал, плечистого громилу с большими кулаками и маленьким аккуратно вылепленным детским личиком, и спустя пару минут инцидент был исчерпан. Обдолбанного придурка выпинали вон, а рыжая уже переключилась на следующего клиента, кокетливо приспустила с плечика бретельку своего топа и растянула в равнодушной улыбке большой рот, ярко-красный на неестественно бледном лице.
У проблемы номер два, которая терзала Антона не первый день, тоже были рыжие волосы, такая же копна тугих медных кудряшек и бледное, как у всех рыжих лицо. Каких-то пару месяцев назад, когда его гоняли с одного допроса на другой люди покойного генерала Ледовского, молчаливые, сосредоточенные и опасные, он поклялся себе, что больше никогда в жизни не коснётся ничего, что так или иначе связано с дочерью Савельева. И вот теперь. Никогда не говори никогда, так получается?
