— Пойдём отсюда, — Сашка потянул Кира за рукав и, едва они миновали Костыля и Татарина, торопливо произнёс почти шёпотом. — Откуда здесь АЭС? Не должно же быть.
— А ты, значит, знаешь, что это такое, — криво усмехнулся Кир.
— Знаю, то есть нет, ничего я особенного не знаю. Ну не больше того, что в школе нам рассказывали. Мы же это ещё в седьмом классе изучали, про разные источники энергии. И на обществоведении, когда проходили устройство Башни, нам тоже об этом говорили, ты же должен помнить.
Может быть, Кир и должен был помнить, но не помнил. Он уже пожалел, что заикнулся Сашке про АЭС, потому что тот принялся рассказывать про какие-то возобновляемые и невозобновляемые источники энергии, про гидроэлектростанции и ветряки, Киру было неинтересно.
— …в Башне у нас волновая станция, при строительстве было принято решение отказаться от того, что будет работать на топливе, тем более, на ядерном, хотя оно и экономично. Но ядерная энергия — это опасно, нам рассказывали. И в учебниках, по физике, там же…
Сашку несло. Кир и слушал, и не слушал его. В душе шевелилось что-то, похожее на зависть, и ещё другое какое-то чувство, названия которого Кир не знал. Как так получалось, почему, но Поляков всегда извлекал из школьной программы что-то нужное, и каждый раз к месту — то пригодились знания по устройству Башни, теперь вот АЭС эта. Тоже, оказывается, в школе проходили. То есть, Сашка проходил. А Кир тоже проходил, да всё мимо. В душе против воли опять стало подниматься раздражение. Раньше бы Кир сказал Сашке: «заткнись», а сейчас не мог, только скривился недовольно. Поляков это заметил и прервался. Замолчал, задумчиво глядя на Кира, а потом внезапно выпалил:
— А хочешь, я тебе всё объясню? Ну, про атомную электростанцию и вообще, про энергию, как её производят? Я, конечно, не специалист, но мне физика неплохо давалась, меня даже хотели в инженеры распределить…
Кир хотел было отмахнуться, послать Сашку с его физикой, чтоб не задавался. Но что-то удержало. Он и сам не понял, что именно — может, слова Литвинова о том, что он, Кир, изгадил свою жизнь.
— Ну, попробуй, — сказал он.
— Это несложно совсем, — обрадовался Поляков. — Тут главное, понять. Пойдём, я тебя провожу немного. Вот смотри, электрическая энергия — это…
И Сашка потащил Кира вперёд, по коридорам, в которые они свернули, едва поднявшись по лестнице к себе на этаж. Кир следовал за Сашкой, вслушиваясь в его немного сбивчивые объяснения. И ведь действительно кое-что становилось понятным. Конечно, далеко не всё. Но многое.
***
Утром Кир проснулся сам, без будильника. Хотя какое утро — почти десять часов, но ему сегодня на работу в вечер, ещё сто раз везде успеет, поэтому торопиться некуда. За стеной раздавались голоса родителей, у мамы выходной, Кир это помнил, а вот почему отец не на смене — странно.
Впрочем, мысль про отца промелькнула и тут же пропала, Кир потянулся на кровати, посмотрел на валяющуюся на тумбочке книгу, протянул руку и задумчиво провёл рукой по гладкой пластиковой обложке. Вчера после разговора с Сашкой Поляковым, когда тот ликвидировал пробелы Кира в школьной программе, объясняя ему, что такое атомная энергия, и почему это так опасно, Кир вернулся домой и полночи читал книгу. Наверно, от обилия полученной информации спал он беспокойно, тревожили сны, путаные, яркие. То ему снилась застрявшая во льдах шхуна с мрачными, оборванными останками парусов, то та самая АЭС, спрятанная в глубинах Башни и почему-то выглядевшая в его воображении как огромная железная бочка с кучей трубок и шлангов, торчащих в разные стороны. Картинка с АЭС выцветала, становилась прозрачной, и на передний план выступал веснушчатый вихрастый мальчишка, утверждающий, что это именно он герой книжки, и следом — умные насмешливые глаза Литвинова, его слова «что ж ты так жизнь-то свою пытаешься изгадить?». Всё смешалось в его сне в одну кучу. Но, несмотря на это, Кир чувствовал себя выспавшимся и полным энергии.
Он поднялся, оделся, наспех застелил постель, поискал бутылку с водой, увидел, что накануне опустошил её до последней капли, отбросил пустой пластик в мусорное ведро и вышел в коридор, собираясь попросить у мамы новую.
— Вань, смотри, я тебе собрала, что ты просил. Всё или ещё чего? — мамин голос доносился из общей комнаты, и Кир направился туда.
— Афанасьев говорил, если есть тёплые вещи, то лучше бы их тоже. Конечно, пообещали выдать всё, что надо, но мало ли что.
— Сейчас, посмотрю тогда. Погоди…
Кирилл столкнулся с матерью в дверях, нос к носу.
— Ма, ты чего?
— Сейчас, Кирка, не до тебя, — мать махнула рукой и быстро добавила. — Отца в энергетический сектор переводят. Временно.
И она поспешила в прихожую, на ходу бормоча что-то себе под нос. Кир пожал плечами и вошёл в комнату. Отец стоял рядом с диваном и что-то деловито упаковывал в большую сумку.
— А, ты, — бросил он Киру через плечо.
— Ага.
Кир прошёл и уселся в одно из кресел, закинул ногу за ногу и уставился на отца.
— Па, а ты куда? А куда этот мама пошла? А сумка тебе зачем?
— В энергетический временно меня переводят. Там и поживём, пока всё не сделаем.
— Вань, — в комнату вошла мать, остановилась, встряхнула в руках куртку. — Вот, как чувствовала, купила в прошлом году. Ещё подумала, зачем она нам, и вот видишь, пригодилась.
Отец обернулся, быстро шагнул к матери, ощупал куртку и, кажется, остался доволен.
— Самое то, Любаша, — он притянул мать к себе, неловко чмокнул в щёку. — Ну ты чего, Люба? Ты чего?
Кир видел, как отец торопливо смахнул слезинку с лица матери.
— При нормальном раскладе Афанасьев говорит, это месяца на два. Не на год же. Может, на выходные даже будут отпускать по домам. И вот ещё, Любаш, может, одеяло какое взять. Не знаю даже, там внизу температуры ведь ниже, чем здесь на верхних этажах. Всё же подземный уровень…
— Подземный уровень? — встрепенулся Кир. — Так тебя туда переводят. К Руфимову? АЭС запускать?
Он выпалил всё это, не задумавшись, но уже по тому, как напряглось лицо отца и застыли его глаза, превратившись в две колючие льдинки, понял, что сболтнул лишнего.
— Люба, — медленно проговорил отец. — Ну-ка выйди-ка на минутку.
Мать бросила тревожный взгляд на отца, но вышла.
— А теперь, — голос отца не предвещал ничего хорошего. — Давай выкладывай, откуда у тебя такие сведения.
— Слышал. Ну пацаны у лифта говорили. Типа, вот… там у Руфимова…
— Ты давай дурака-то не строй. И меня за идиота не держи. Где ты такое слышал? Когда? Кто болтает?
Отец задавал свои вопросы зло, отрывисто, а на лице отчётливо проступало беспокойство.
— Никто. Просто слышал, — Кир упрямо прикусил губу, поднялся с кресла и попытался сбежать, как он делал всегда, в детстве и даже позже, когда отец узнавал про его очередную выходку. — Пап, я пойду? Мне там сегодня надо…
— Стоять! — гаркнул отец, увидев, что Кир уже сделал пару шажков назад. — Перед нами вчера Афанасьев два часа распинался, чтобы мы никому — даже семьям. Расписку о неразглашении взяли. И тут мой родной сын, как само собой разумеющееся, между делом, выдаёт то, о чём должен знать только ограниченный круг лиц. И ты предлагаешь мне поверить в каких-то пацанов, болтающих в лифте? Нет, Кирилл. Никуда ты не пойдёшь, пока не расскажешь мне всё, что знаешь. Ну. Я слушаю.
Отец несколько минут в упор смотрел на сына. Желваки на скулах угрожающе ходили, Киру даже показалось, что отец сейчас бросится на него, схватит за грудки, встряхнёт, может, даже ударит. Но отец сдержался. Снова заговорил, быстро, нервно.
— Кирилл, ты должен понимать. Это не шуточки твои с твоими приятелями. Тут вопрос серьёзный. На кону судьба всей Башни, всех людей. И твоя, и моя, и мамина. Если все узнают, если начнётся паника… Может произойти непоправимое, страшное. Я тут слова лишнего ляпнуть боюсь, а ты… В последний раз по-хорошему спрашиваю — откуда ты знаешь про АЭС?