— Рыцарь короля Филиппа. Он был оставлен при нашем войске в качестве связного между Филиппом и Ричардом.

— Тогда надо отволочь его задницу к королю, и чем быстрее, тем лучше. Под пыткой он живо сознаётся в том, что здесь делал!

Никон повернулся к одному из своих подчинённых и отдал приказ собрать всех людей. Лишь четверо стражников были оставлены для охраны великолепного шатра — король должен был обрадоваться тому, что этот шатёр к нему вернётся.

Ричард был в ярости. Сперва король в замешательстве слушал подробный рассказ Андре о том, как тот перехватил французского рыцаря, а когда узнал, что Дорвилль пытался убить Сен-Клера, высоко поднял брови.

Потом Ричард приказал взять француза под стражу и доставить к нему.

Наблюдая за происходящим из дальнего угла приёмной, Андре чувствовал, что, несмотря на случившееся, ему очень не хочется верить в виновность этого человека. Но когда известный своей вспыльчивостью монарх приступил к допросу, стало ясно, что француз своей дерзкой заносчивостью опасно испытывает далеко не безграничное терпение Ричарда.

И в конце концов это терпение лопнуло.

— Божьи яйца, мессир, вы что, принимаете меня за дурака?! — взревел король после очередного издевательского ответа на прямой вопрос. — Вы вздумали надо мной потешаться? Ладно, клянусь благостным Иисусом, сейчас вы поймёте, что я не из тех, кто позволяет всяким гарцующим щёголям смеяться над собой!

Ричард щёлкнул пальцами, призывая капитана стражи.

— Отведите этого малого в подземелье и получите от него ответы на все вопросы, которые я ему задал. Посмотрим, не развяжет ли раскалённое железо его язык быстрее, чем учтивые расспросы!

Дорвилль продержался недолго. Одного прикосновения раскалённой кочерги к плечам хватило, чтобы от всей его заносчивости не осталось и следа, а угроза изувечить его лицо с помощью всё той же кочерги окончательно развязала бедолаге язык. Надо отдать ему должное (как заметил позднее в разговоре с Андре сам Ричард) — Дорвилль считал, что успешно выполнил своё дело, ход событий уже не повернуть, а потому не видел смысла отпираться и страдать. Придя к такому разумному заключению, француз собрал, насколько позволяли обстоятельства, остатки достоинства и поведал обо всём, что совершил. Он не только ничего не утаивал, но, похоже, даже гордился содеянным.

Дорвилль признался, что под покровом темноты пробрался в лагерь Комнина и сообщил тому, что Ричард его обманывает, на самом же деле собирается вернуться нынче ночью, когда император и его сподвижники будут спать, и схватить всех, а самого Исаака заковать в цепи. Таким образом он сыграл на хорошо известном страхе побывавшего в плену Комнина перед оковами, ибо прекрасно знал: одно только слово «цепи» буквально лишает императора рассудка, заставляя забыть обо всём в отчаянном стремлении спастись.

Дорвилль уверял, будто действовал исключительно по собственному почину с единственным намерением помочь своему государю, королю Филиппу Августу, осуществить его планы относительно Святой земли и Конрада Монферратского. Вовлекая Ричарда в затяжную войну на Кипре и задерживая там английский флот, Дорвилль надеялся выгадать время для претворения в жизнь замыслов Филиппа. Он утверждал, что действовал без сообщников, и особо подчёркивал, что король Филипп ничего не знал.

Ричард выслушал это, подперев рукой подбородок и поставив локоть на подлокотник кресла. Когда Дорвилль закончил, король некоторое время сидел неподвижно, размышляя о признаниях французского рыцаря. Наконец Ричард выпрямился и воззрился на пленника из-под насупленных бровей.

— Итак, — прорычал он, угрожающе понизив голос, — вы отплатили за моё гостеприимство лицемерием и двойной игрой в пользу вашего господина... Вы навязали мне войну, к которой я вовсе не стремился. Ладно, быть по сему. На время войны вас закуют в цепи, которыми вы пугали Комнина. Думаю, понадобятся двойные цепи, в награду за вашу любезность и в знак моей благодарности.

Он вздёрнул подбородок и, прищурившись, воззрился на Дорвилля, ожидая, как тот отреагирует.

— Вы, верно, думаете, что, говоря о благодарности, я потешаюсь над вами? Ничего подобного. Если бы я не был благодарен, вы бы прямиком отправились на эшафот. Но благодарность пробудила во мне милосердие, и я решил позволить вам пожить подольше.

Ричард расплылся в улыбке.

— Вы дали мне прекрасный повод, чтобы оставить еврейского жеребца в моём стойле. Не пристало никчёмному иудею владеть таким великолепным животным, которое полюбилось мне с первого взгляда.

— Мой господин, — громко и укоризненно обратился к Ричарду один из стоявших рядом людей.

Ричард воззрился на него.

— В чём дело, Мальбек?

— Мой господин, Исаак Комнин — не еврей. Он византиец.

Лицо Ричарда побагровело от злости.

— Не еврей? Исаак — не еврей? Вы, часом, не спятили, почтенный Мальбек? Вам должно быть стыдно даже предполагать такое! Надо же — не распознать в нём еврея! Я, например, всё понял с первого взгляда, на нём просто написано, что он еврей. Нос крючком, жёсткие, курчавые волосы. Но вообще-то это не имеет значения. Исаак — узурпатор, явившийся сюда невесть откуда и не имеющий никаких прав на трон, которого я теперь его лишил. Здешняя земля плодородна и станет прекрасной житницей для наших войск. А налоги, собиравшиеся ранее Исааком, помогут нашему великому делу. Этот остров станет превосходной базой для нашего вторжения в Святую землю. Я весьма признателен вам, мастер Дорвилль, за то, что вы отдали такое богатство в мои руки, когда у меня не было законной возможности заполучить его иными средствами. Поразмыслите об этом, сидя в заточении. Подумайте о вашем подарке мне и моим войскам — подарке, который дал нам возможность досаждать вашему хозяину с ещё бо́льшим успехом.

Ричард щёлкнул пальцами.

— Уведите его с глаз моих долой. Да, и держите его в оковах! В двойных оковах на руках и ногах. Марш!

Когда пленник и его охранники удалились, Ричард объявил о созыве военного совета и приказал мессиру Анри, как главному военному наставнику, разослать курьеров с оповещением о всеобщем сборе. Затем король заговорил с некоторыми из присутствовавших вельмож, и Андре решил воспользоваться этим и незаметно ускользнуть. Но хотя Ричард был поглощён разговором с одним из знатных английских баронов, Сен-Клер не решился уйти, не откланявшись, а его поклон привлёк к нему внимание монарха. Не успел Андре, повернувшись кругом, сделать и трёх шагов, как король окликнул его.

— Мой сеньор? — отозвался молодой человек.

Ричард подошёл к Сен-Клеру, положил руку ему на плечо и, наклонившись, доверительно прошептал:

— Я слышал, завтра может пойти сильный дождь. Так говорит один из моих охотников, а мне известно, что он редко ошибается в таких делах. Поэтому тебе лучше захватить с собой крытую повозку с палатками.

— Мой сеньор, — пробормотал Андре, не веря своим ушам, — правильно ли я вас понял? Вы хотите сказать, что, хотя мы находимся в состоянии войны, я всё равно должен буду отправиться на охоту?

— Разумеется, именно это я и хочу сказать. А что же ещё, по-твоему? Сильно сомневаюсь, что в лесах, куда ты завтра отправишься на охоту, разразится сражение. Армии у Исаака нет и в помине. Позволь тебе напомнить, что он, как известно, удрал в Никосию. Правда, не исключено, что теперь он мчится ещё дальше на восток в надежде раздобыть в Фамагусте корабль. Утром я отправлю туда несколько галер, пусть караулят гавань на случай его прибытия. В любом случае, тебе и твоим спутницам ничего не угрожает... Кстати, это напомнило мне: у меня ведь в заложницах находится дочь Исаака, он сам на том настоял. Надо подумать, что с ней делать.

Ричард задумался — всего на несколько мгновений, потом махнул рукой.

— Ладно, не важно. Главное, не забудь взять с собой палатки. Для них и прочего походного снаряжения тебе понадобится крытая повозка. В ней поедет челядь, на случай, если вам придётся задержаться. Если начнётся сильный дождь и наши дамы сильно промокнут, боюсь, они сумеют сделать твою жизнь несчастной. Имей это в виду. Позаботься о том, чтобы они были накормлены и обогреты...