Льющийся слева свет говорил о том, что вход в пещеру не замело, во всяком случае не полностью, и всё же внутрь нанесло столько песка, что он покрывал пол толстым ковром.
Синклер возблагодарил Господа за то, что Лаклан додумался приподнять изголовье волокуши и опереть на уступ. Алек понимал: в противном случае он был бы с головой погребён в песке и, скорее всего, просто задохнулся бы во сне, так и не поняв, что происходит.
Успокоившись, он принялся двигать ногами, то одной, то другой, сгибая и разгибая колени, пока наконец не смог выбраться из-под песка. Потом медленно повернулся вправо, крепко ухватился за шест, скинул ноги с носилок и сел.
Встать Синклеру удалось с трудом, только с третьей попытки. И всё-таки он встал и постоял, пошатываясь, вцепившись в шест, задравшийся вверх, как только волокуша освободилась от груза. Мешок со снедью и бурдюк с водой, которые оставил ему Лаклан, так и болтались на вбитом в стену крюке, а ещё там висел пояс с прямым, длинным кинжалом в ножнах. Взгляд Синклера тут же упал на путы, привязывавшие его руку к телу. Мгновение спустя он решительно всунул ножны между своим боком и рукой и извлёк футовый клинок. Три разреза — ион освободил руку, но, поскольку лубки были сделаны из шести железных арбалетных болтов, её вес моментально отдался в плече отголоском вчерашней боли.
Синклер положил кинжал у ног и потянулся за бурдюком. Бурдюк дрябло обвис — значит, пить из него, удерживая одной рукой, будет нелегко. Однако где-то тут, под песком, должна была находиться и чаша для питья.
Алек огляделся по сторонам в поисках местечка, где можно было бы присесть, и медленно опустился на уступ, который поддерживал его волокушу. Бурдюк он пристроил на колене. Ему пришлось долго шарить в поисках чаши, но всё-таки рыцарь её нашёл, крепко зажал между коленями, зубами вынул затычку и очень медленно, крайне осторожно принялся манипулировать неуклюжим, вихляющим бурдюком, пока не уложил горловину на предплечье. С замирающим сердцем, стараясь не пролить ни капли драгоценной влаги, Синклер медленно сцеживал воду в чашу, пока не набрал половину, потом зубами вернул затычку на место и положил бурдюк.
Первый глоток ушёл на то, чтобы тщательно прополоскать рот. Сплюнув, храмовник глотнул снова, на сей раз ощутив во рту больше воды, чем песка. После этого вода уже казалась чистой, и он с радостью её проглотил, прежде чем осторожно налить ещё половину чаши. На сей раз он пил маленькими глотками, глядя на мелкую рябь на поверхности, вызванную дрожанием его руки, и думая, что никогда в жизни не пробовал ничего вкуснее и чище. Потом отпил ещё немного воды, прополоскал рот и сплюнул, с торжеством чувствуя, как мало-помалу оживает.
Он сел прямее, рассматривая всё, что можно было разглядеть в неглубокой, но широкой пещере. Лаклана Морэя и след простыл. Вздохнув, Синклер запретил себе думать о возможной печальной участи друга и открыл мешок с едой, в котором обнаружилось несколько плоских, твёрдых дисков пресного хлеба, тряпичный свёрток с удивительно свежими финиками, твёрдый комок чего-то непонятного — рыцарь решил, что это козий сыр, — и несколько маленьких кусочков сушёного мяса. Хотя храмовник не чувствовал голода, он понимал, что ему нужно поесть, поэтому оторвал зубами кусочек мяса. Несколько минут он думал, что с тем же успехом мог бы жевать сухую древесную кору. Но потом слюна начала увлажнять мясо, оно приобрело вкус и аромат, вслед за чем пришёл аппетит, очень скоро сделавшийся волчьим. Синклеру потребовалось сделать над собой усилие, чтобы не съесть разом всё содержимое мешка.
Убрав остатки еды, рыцарь прислонился к стене и стиснул зубы, борясь со внезапно нахлынувшей жалостью к себе. Он никогда не замечал за собой склонности к такому чувству, никогда не поощрял его в других и сейчас сопротивлялся изо всех сил. Возможно, хандра была вызвана действием снадобья Морэя, что бы его друг туда ни намешал. Синклер знал: надо что-то предпринять, иначе его ждёт гибель, но не мог справиться с ощущением своей жалкой беззащитности и полного одиночества. Впрочем, рыцарь упорно твердил себе, что, пусть и раненный, он жив и не собирается сдаваться и отказываться от борьбы просто потому, что остался один. Укрепившись в этом решении, Синклер снова выпрямился и оглядел своё убогое пристанище со скудными припасами — вдруг что-нибудь наведёт его на нужную мысль.
Он обнаружил, что волокуша, или носилки, на которых его тащили, изготовлены из пары копий, скреплённых короткой поперечиной, придававшей хрупкому с виду приспособлению некоторую прочность и поддерживавшей во время движения голову раненого. Алек разрезал ремённые узлы, отделив копья от поперечины и плетёной сети. Два копья ему, однорукому, были ни к чему, но одно могло пригодиться как в качестве посоха, так и в качестве оружия. Храмовник понятия не имел, куда подевался его меч. Впрочем, он задумался об этом лишь на мгновение, отчётливо понимая: он всё равно не смог бы как следует орудовать мечом.
Заключённая в жёсткий каркас, его повреждённая рука совершенно не гнулась. Синклер внимательно рассмотрел концы стальных болтов вокруг своего запястья и принялся мастерить перевязь с помощью здоровой руки и зубов, сперва вырезав из плетёного днища волокуши длинный ремень. Затягивать узлы было непросто, но упорство и терпение одержали верх, и, чертыхаясь себе под нос, Синклер исхитрился-таки накинуть большую петлю себе на шею, а в маленькую просунуть руку в лубке. Это было не слишком удобно, ремень вреза́лся в шею и мышцы плеча, зато рука не болталась и не оттягивала свинцовым грузом плечо.
Синклер не мог надивиться, как трудно, оказывается, выполнять одной рукой даже несложную на первый взгляд работу. Вроде бы чего уж проще — снять с крюка ремень с ножнами и опоясаться. Но в действительности это оказалось настоящим испытанием, справиться с которым ему удалось лишь с восьмой попытки ценой больших усилий, когда он ухватил пояс зубами и очень осторожно пропустил другой конец сквозь пряжку.
После того как пояс был надёжно затянут, Синклер отдышался и принялся укладывать в дорогу припасы, что оказалось ничуть не проще. Например, чтобы подвесить на пересекающую грудь портупею мешки с водой и едой, ему пришлось снимать с таким трудом прилаженную лямку для руки, а потом надевать снова. Он был бы рад обойтись без этого, но иначе оказалось невозможным подвесить мешки так, чтобы они находились под левой рукой.
Наконец, в последний раз окинув взглядом заметённую песком пещеру, тамплиер взял копьё и осторожно направился к выходу. Ближе к устью пещеры песка было больше всего, вход сделался втрое меньше, и, чтобы выбраться, Синклеру пришлось пригнуться. Очутившись снаружи, он прищурился, потому что его внезапно ослепило яркое солнце.
Они с Морэем добрались до этого укрытия в темноте, но луна тогда давала достаточно света, чтобы можно было найти путь среди валунов и дюн. Однако сейчас Синклер с нарастающей тревогой тщетно обводил взглядом окрестности, пытаясь увидеть хоть какие-то знакомые очертания. Повсюду, куда ни глянь, волнами лежал песок. Песок, один безжизненный песок.
Солнце уже проделало половину пути вверх по небосводу, но с тем же успехом, как подумалось Алеку, могло проделать и полпути вниз, потому что он понятия не имел, в какую сторону двигаться. Когда Лаклан затаскивал его в пещеру, Синклер не обращал внимания на окружающее и теперь был подавлен собственным невежеством. Но, не поддавшись отчаянию, рыцарь начал убеждать себя, что всё не так уж плохо.
«Сам подумай, — твердил он себе. — Ты жив, ты сыт, ты напился, у тебя есть и еда и вода, ты можешь продолжать путь. Твоя боль не сильнее зубной. Слава богу, у тебя даже имеется оружие, которое одновременно служит тебе посохом. Так что перестань ныть, как заблудившийся маленький мальчик, и ступай вперёд!»
Однако он оставался на месте, не имея ни малейшего представления, в какую сторону идти.
Самое худшее заключалось в том, что у Синклера даже не было возможности пуститься на поиски своего друга Лаклана, который так много для него сделал. Морэй мог находиться где угодно: мог укрываться в милях отсюда в какой-нибудь расщелине в камнях или с подветренной стороны дюны, а мог — задохнувшийся, погребённый под дрейфующим песком — лежать мёртвым в нескольких шагах от этой пещеры.
