Медленно, неохотно Морэй высвободил маленький пакетик и, открыв его, уставился на четыре крохотных свёрточка из белого муслина, в который были завёрнуты четыре оставшиеся порции. С волнением и трепетом он бережно развернул аккуратный пакетик, высыпал порошок в свою чашу, налил туда воды, перемешал, приподнял голову друга и помог ему проглотить снадобье, не пролив ни капли.

Потом Морэй снова поудобнее уложил Синклера и сел у него в ногах. Ждать пришлось недолго: не прошло и нескольких минут, как Синклер погрузился в глубокий сон. Его дыхание сделалось ровным. При виде этих перемен Морэй почувствовал облегчение, но криво усмехнулся, гадая, что же теперь с ними будет.

Они были беспомощны, у них почти не осталось воды, им волей-неволей пришлось остаться там, куда рано или поздно наверняка явится один из мусульманских отрядов, чтобы забрать тело своего товарища.

И тут Морэй вспомнил о приспособлении, с помощью которого сарацины протащили мертвеца по пустыне позади лошади, надо думать, не одну милю. Это навело его на мысль.

Не теряя времени зря, он выглянул из вади, в котором они скрывались, как в траншее, и посмотрел в сторону виднеющихся в сумеречном свете валунов. Убедившись, что вокруг ни души и никто его не заметит, шотландец рискнул свершить рывок в четверть мили от пересохшего русла до того места, где недавно прятался от сарацин.

Поспешив прямиком к лежащему рядом с валунами мертвецу, Морэй попытался скатить тело с самодельной волокуши, но обнаружил, что это не так-то просто сделать, потому что покойник успел окоченеть. Всё же Морэй справился со своей задачей, и в его распоряжении оказалась прочная и на удивление тяжёлая волокуша. Накинув на плечи её ремни, рыцарь нагнулся, чтобы подобрать лук и стрелы, но это оказалось нелегко и удалось не с первой попытки. С трудом наклоняясь и пытаясь вслепую нашарить на земле оружие, он всерьёз опасался, что потеряет равновесие и упадёт.

Не прошло и получаса, как Морэй вернулся в вади, таща за собой волокушу. Он ничуть не удивился тому, что Синклер, похоже, за всё это время даже не шелохнулся. Морэй нагнулся, потрогал лоб спящего и с удовлетворением отметил, что дыхание друга стало ровнее, глубже, а странные хрипы в горле вовсе исчезли. Однако больше всего Морэя беспокоило, насколько глубоко уснул Синклер, ибо успех плана, составленного шотландцем после напряжённых раздумий, зависел от того, удастся ли ему управиться со сломанной рукой друга.

В распоряжении Морэя имелся арбалет с шестью металлическими болтами и инкрустированный сарацинский лук с колчаном на два десятка прекрасно оперённых стрел. Сравнение шести арбалетных болтов с двадцатью двумя стрелами упрощало дело. Морэй поднялся, устало снял полотняную рубашку, кольчугу и штаны, бросил их на песок и наклонился, чтобы разрезать крепления доспехов Синклера. Потом освободил раненого от почти пятидесяти фунтов металлических пластин и звеньев, понимая: если налетят сарацины, доспехи уже не помогут.

Отложив в сторону поблёскивающие кучки кольчуг, он с превеликой осторожностью принялся надевать на друга свою кожаную безрукавку, сперва с большим трудом обернув её вокруг сломанной руки, а потом, с куда большей лёгкостью, просунув в пройму здоровую руку. Управившись с этим, он застегнул на талии так и не пришедшего в себя Синклера его пояс и устало опустился на колени, размышляя о предстоящей задаче. Ему надо было вправить Синклеру сломанную руку.

Эта задача оказалась не из лёгких. Стоя на коленях на песке, Лаклан Морэй внимательно всматривался в лицо спящего, прикидывая, что именно должен сделать в следующие минуты. Раньше он видел, как знающие люди выполняют подобные процедуры. Но тогда он не только не следил за их действиями, но и с содроганием отворачивался, в слепой надежде, что ему самому не придётся претерпеть подобную боль, не говоря уж о том, чтобы заниматься подобными операциями. И теперь Морэй ругал себя за это.

«Господи Иисусе, — молча молился он, — Алек, только не проснись, пока я буду это делать...»

Он перевёл дух, подался вперёд и осторожно срезал лубки, которые сам вчера изготовил из древков стрел. Стиснув зубы, запретив себе думать о том, что собирается сделать, шотландец собрался с духом и потянул за сломанную руку, стараясь, по возможности, выпрямить её во всю длину. Потом отрезал несколько полосок от кожаных ремней плетёного ложа волокуши, порвал на бинты рубашку Синклера и наложил выше и ниже локтя плотную, но не слишком тугую повязку. Когда он приладил на место шесть арбалетных болтов, рука от запястья до бицепса оказалась в жёстком металлическом каркасе. Надёжно закрепив его, Морэй с помощью самых длинных отрезков ремней примотал руку Синклера к его боку.

Оттащив всё ещё не очнувшегося человека к волокуше, Морэй уложил его на ремни между двумя шестами из копейных древков и принялся возиться с упряжью, с помощью которой впрягали в волокушу лошадь. Для того что он задумал, такая упряжь не годилась, и, поколдовав с ремнями, Морэй соорудил некое грубое подобие сети, какими в детстве, в Шотландии, ловил лососей. Ремни должны были равномерно распределить вес волокуши по груди и плечам. Закончив все приготовления, Морэй позволил себе отпить немного воды, а поскольку до часа, когда на пески опустится ночная прохлада, ещё оставалось немного времени, лёг и задремал.

Проснулся Морэй вскоре после заката.

Синклер, всё ещё находясь под воздействием чудодейственного порошка сирийца, так и не пошевелился. Морэй наклонился, прислушался к ровному, глубокому дыханию друга, встал, снова отпил из бурдюка с водой и надёжно закрепил его рядом с Синклером на волокуше вместе с луком и колчаном. Потом без труда просунул руки в самодельную упряжь, поёрзал, чтобы лямки легли поудобнее, и тронулся в путь.

Ему пришлось тащить немалый вес, и он напоминал себе ломовую лошадь. Но ремни были подогнаны хорошо, и Морэй довольно быстро шагал по пустыне, напрягая могучие мышцы и радуясь тому, что догадался избавиться от тяжёлых доспехов. Лишний груз был бы сейчас совсем некстати. Ясная луна помогала идти, нигде не раздавалось ни звука, кроме шагов рыцаря по утрамбованному ветрами песку да монотонного поскрипывания кончиков шестов, оставлявших позади две параллельные борозды.

Он уже потерял счёт времени и не знал, сколько успел пройти, как вдруг услышал надсадный вздох Синклера. Потом раненый зашевелился, сбив ритм движения Морэя и едва не свалив его с ног. Лаклан с облегчением остановился, высвободился из лямок и осторожно, чтобы не уронить друга, опустил свой конец волокуши на землю.

— Где мы, во имя Бога?

Морэй заметил, что голос Синклера, хотя всё ещё слабый, заметно окреп. Прежде чем ответить, Лаклан привстал на цыпочки, от души потянулся и помахал руками, разминая плечи.

— И почему я не могу двинуться? К чему я привязан? — продолжал расспросы Синклер.

Морэй взъерошил волосы друга.

— Что ж, благослови тебя, Господи, Алек, я в порядке, спасибо. Просто волоку твою не слишком лёгкую тушу через эту проклятую пустыню. И рад слышать, как ты ворчишь, — стало быть, ты тоже в порядке.

Морэй начал говорить шутливым тоном, но постепенно его голос становился всё серьёзнее и серьёзнее.

— Двигаться ты не можешь, потому что связан на манер свиной туши. Связан ты потому, что только так я мог помешать тебе размахивать больной рукой. У тебя сильный перелом, из-за боли тебе становилось всё хуже, ты метался и бредил. Мне пришлось смастерить для тебя лубки из арбалетных болтов, закрепить руку, привязав к твоему боку, а тебя, чтобы ты не свалился, прикрутить к этой волокуше. Только благодаря ей у нас есть надежда добраться до безопасного места. Тут повсюду кишат сарацины. Что касается того, где мы находимся, — не имею не малейшего представления. Мы где-то в пустыне, направляемся на юго-запад, к Назарету, потому что ничего лучшего просто не пришло мне в голову. Я случайно подслушал разговор двух сарацинских отрядов и, насколько понял, Саладин захватил Ла Сафури, поэтому там прибежища не найти. Штуковину, на которой ты лежишь, мне пришлось позаимствовать у сарацинского мертвеца, и с тех пор я тащу тебя по Святой земле.