— Если бы он был жив, я бы убил его снова, — рычит Егор, подтверждая мои догадки.

Терпеливо жду. Сейчас это только его решение: нужна ли ему такая я после всего, что я позволяла с собой делать.

Наконец он оборачивается, и передо мной будто другой человек. Делает шаг ближе, берет меня за руку и нежно мне улыбается. В глазах — штиль, который предназначается только мне. Только залом между бровями все же выдает напряжение. Прислоняется так, что наши лица близко-близко, и горячо шепчет:

— Клянусь, теперь все будет по-другому, Ада. Я тебя не обижу. Разрешения твоего спрашивать буду, не на каждую мелочь, конечно, а то это дебилизм полный будет, но по важным моментам обязательно. И я больше не буду пропадать.

Кидает вопросительный взгляд на мои губы, и, получив в ответ утвердительно прикрытые веки, целует меня так тягуче-сладко, что у меня ноги подкашиваются. Опираюсь на его руки и тянусь в ответ, чтобы тоже отдать, тоже поделиться частичкой эмоций из той бури в моей душе, что он вызывает. Мне уже не так страшно сгореть, если думать о том, что мы с ним будем гореть рядом вместе.

Напоследок Егор говорит мне:

— Постарайся глаза открытыми держать, когда целуешься, так ты будешь всегда знать, что это я.

И я задумываюсь над этим.

Остаюсь одна, но сегодня во мне царит умиротворение. За один короткий день мы с Егором сделали несколько семимильных шагов друг к другу, оказавшись предельно близко. Улыбаюсь, все еще чувствуя его рядом. Может, пришло и мое время быть счастливой?

Егор

Сегодня освобождаюсь пораньше и ненадолго заезжаю к родителями, чтобы успеть выехать к Аде до темноты.

— Мам, — начинаю разговор, не откладывая в долгий ящик. — Не могла бы ты дистанционно позаниматься с одной девушкой, восполнить какие-то пробелы в базовых знаниях и подготовить ее к поступлению? Деньги за занятия буду я тебе платить. Это очень важно для меня.

Мама задает тысячу уточняющих и наводящих вопросов, это же мама, а я, как в какой-то игре про космос, лавирую между, пытаясь уклоняться от астероидов. Получается, в принципе, по привычке, я никогда не был душа нараспашку.

— О, и она сейчас живет у нас на даче, — припечатываю я.

— На нашей даче? — мама оседает на стул в большой прихожей.

Подхожу ближе, сажусь на корточки, легко беру ее за руки и заглядываю ей в лицо:

— Бабуля с дедулей мне ее оставили, значит, я сам могу распоряжаться, так? Хорошая девушка просто попала в плохую ситуацию, а я помог.

— Во что ты ввязался, сынок? — качает головой мама.

— Не переживай, все хорошо будет. Все, убежал, люблю, целую, — поднимаюсь, легко касаясь губами ее макушки, и выбегаю из дома.

Сегодня не было другого варианта колес, и я решил поехать на моей Камри. Малышка и так уже застоялась без дела. Еле расчистил сугроб, в который она превратилась, и чуть избавил лобовое стекло от наледи. Кому я нужен в конце-то концов. Человек я маленький, нигде не светился. Рискну, очень уж хочется Снежинку увидеть.

А погода, к слову, шепчет. Еще вчера днем шел мокрый снег, а ночью здорово приморозило, так что дороги превратились в сплошной каток. С утра начавшийся снегопад так и не прекращается, так что весь этот лед сверху присыпало, что и не сразу видно. Дорожные службы, как всегда, не готовы, на обочины небрежно скинуты целые горы снега.

По черепашьи ползу по городу вместе с потоком машин. Под колесами скользота, да и видимость ужасная, дворники мельтешат туда-сюда, но не справляются. Я даже не закуриваю за рулем, хотя очень хочется, максимально сконцентрирован, чтоб его. Уже на выезде из города, когда поток машин становится меньше, замечаю в зеркале черный внедорожник. Учитывая погодные условия, я бы мог и не увидеть его вообще, но уж очень он настойчиво следует моей траектории движения, а я жду подвоха. Пытаюсь скинуть "хвост", обгоняя пару машин впереди, но он конкретно присел, как приклеенный. Понимаю, что дальше так двигаться опасно, надо бы вернуться в город, но, как назло, дорога ведет по прямой без ответвлений, и здесь запрещен разворот. Гоню дальше, пока асфальт не переходит в однополосный, а другие машины не теряются в снежной пурге. Успеваю отбить Виктору сообщение с номером дороги и примерным километражем. Поднимаю глаза и задерживаю дыхание, не увидев в зеркале машину сзади. И тут же получаю один ощутимый толчок в бок справа. От неожиданности выпускаю руль, машина по льду несется по своему маршруту, верно приближаясь к обочине. Уже почти на краю крепко хватаюсь за руль снова и пытаюсь выровнять траекторию. Но тут же правый бок моей машины сокрушает второй удар внедорожника, и я вылетаю с дороги в канаву, пропахивая снег, как разогретый нож масло. Давлю на тормоз и с ужасом понимаю, что педаль просто проваливается, а я так и продолжаю нестись дальше… В лобовом мелькают деревья, вижу впереди внушительный ствол, удар, резкий толчок вперед, краем глаза отмечаю грязно-белый цвет подушки безопасности, пронзающая боль… и темнота.

Егор

По ощущениям, плавал я в спасительной неге недолго, предпочёл бы понежиться там еще, только вот слух стал раздражать противный писк, который я вскоре уже не смог игнорировать. Вместе со слухом стали постепенно возвращаться и другие ощущения… Довольно сильно болит и жжет в области носа, плюс что-то мешает им дышать. Зато в рот насильно врывается поток кислорода. Чувствую легкую тошноту. Распахиваю глаза. К "приятным" ощущениям добавляется еще головокружение и головная боль. Надо мной белеет стопроцентно узнаваемый больничный потолок. Значит, я еще не отправился к праотцам. Это радует, у меня еще целая гора дел и планов. Тянусь правой рукой и срываю кислородную маску, попутно морщась от легкой боли. Осматриваю руку — костяшки сбиты и пара царапин. Только порываюсь приподняться, как в моем поле видимости возникает медсестра, останавливая меня рукой.

— Лежите спокойно, молодой человек, у вас тут капельница, — говорит мне строго.

Скашиваю глаза и правда вижу иголку в своей вене. Как удачно, что ее поставили в мою левую руку, не основную, а то уже случайно выдрал бы к херам собачьим.

Ощупываю свой нос и не узнаю его — какая-то отекшая чужеродность, плюс турунды в ноздрях. Губы пересохли, медсестра подносит мне стакан с водой, пока пью, узнаю, что без сознания я не так уж и долго, меня успели свозить только на МРТ и рентген. Шарю рукой по тумбочке рядом, и, к счастью, нахожу там свой телефон. Нахожу там сообщение от Виктора: "Напиши, как состояние позволит, герой. И заранее извини, что известил твоих родителей, но никого, кроме близких родственников, в реанимацию не пускают". Обреченно вздыхаю. Уже представляю, что сейчас начнется. А меня сейчас больше заботит, что обещание, данное Аде, я сдержать не могу и снова пропаду по независящим от меня обстоятельствам. Пишу ей пару слов в мессенджере, так, глупости какие-то, реальное положение дел выдавать я не намерен. Будем хоть так на связи.

Когда капельница заканчивается, приходит доктор и сообщает, что у меня выявили сотрясение мозга и перелом носа, так что какое-то время я проведу здесь. Медсестра кладет на нос мешочек со льдом. Криво усмехаюсь. Как можно было умудриться сломать нос и заработать сотрясение об подушку безопасности — история умалчивает. Зато в остальном весь целый, после такого-то столкновения. Моя ласточка, наверное, разбита в хлам. Суки. Им не то что не удалось меня запугать, они еще и подстегнули копать под них еще усерднее. В мои планы не входило торчать тут. Напрягаюсь, пытаясь вспомнить хоть малейшие зацепки о той машине, отбиваю ответное сообщение Виктору с данными и прошу забрать мой видеорегистратор, если он уцелел.

А дальше в палату врывается ураган по имени моя мама. Голова от нее начинает болеть еще сильнее. Конечно же, для мамы я просто не справился с управлением по такой дороге и попал в аварию, не к чему ей знать все остальное. Была б моя воля, она бы даже не узнала, что я в больнице. К счастью, медсестра осаждает возмутительницу спокойствия и вскоре просит ее удалиться.