Интенсивно вытираюсь полотенцем, закутываюсь в свой огромный халат и ложусь в кровать под одеяло прямо в нем. Несмотря на горячий душ, теплый халат и одеяло, меня трясет крупной дрожью, так, что вся кровать ходуном ходит. И в голове ни одной мысли. Ни одной мысли, которая могла бы хоть как-то мне помочь. Топит каким-то вселенским, всепоглощающим ужасом. Широко раскрытыми глазами смотрю в стену, невидяще и практически не мигая. И не замечаю, в какой момент проваливаюсь в спасительный сон.

Просыпаюсь рано утром следующего дня. Я проспала больше двенадцати часов. Пока несколько минут лежу, отходя ото сна, думаю о том, что мне нужно бежать. Здесь я не справлюсь одна. Поеду просить помощи у родителей, там же вся община за своих, они помогут меня спрятать. Как только обдумываю эту мысль, вскакиваю с кровати, посещаю туалет и ванную комнату, в спешке одеваюсь. Моя шея выглядит ужасно. Везде багровые и кое-где с синевой гематомы. Несмотря на высокий ворот платья, заматываю шею еще и платком. С собой беру только свои документы в потайном кармашке, телефон, крохи денег на проезд и ключи Одевшись, долго стою у входной двери, прислушиваясь. Только когда слышу звук открывающейся соседской двери, быстро распахиваю и свою следом. Как я и рассчитывала, семьянин-сосед, мужчина средних лет, выходит на работу в это время. И я по подъезду за ним. Он слышит шаги, оборачивается ко мне с добродушной улыбкой:

— Доброе утро, тоже рано выходите? Если мне по пути, могу подвезти Вас. А то там темно, еще и мороз.

Я называю остановку, которая мне нужна. Откуда отправляется мой автобус за город, я помню, и это не так уж далеко отсюда. Прячась за широкоплечей фигурой соседа, семеню за ним до машины, юркаю в нее и с облегчением закрываю дверь. Он включает обогрев в салоне, а потом некоторое время возится снаружи, счищая выпавший за ночь снег и наросший лед. Я нервно оглядываюсь по сторонам и стараюсь сползти как можно ниже на своем сидении. Наконец, мы отправляемся. Пульсирующий комок нервов в моей груди немного расслабляется.

Приехав на место, рассыпаюсь в теплых благодарностях соседу и покидаю уютный салон. При тусклом свете фонаря пытаюсь разглядеть табличку с расписанием, обзор затрудняет и налипший на ней снег. Наконец, мне удается понять, что ближайший автобус будет через полчаса. Нервно меряю шагами остановку, пытаясь согреться. Дергаюсь от машин, едущих со стороны моего дома, боюсь, что это могут быть за мной. Готовлюсь бежать в любую секунду. Небо на востоке понемногу начинает светлеть. Наконец, вижу нужный мне автобус. Он делает большой крюк, проезжая по многим рядом расположенным деревням, поэтому поездка до общины занимает в несколько раз дольше времени, чем на машине. Но мне сейчас это не важно. Я чувствую некоторое успокоение, выезжая за пределы города. Прислоняюсь головой к дребезжащему стеклу. Желудок, сутки не видевший еды, дает о себе знать громким урчанием.

Выхожу на своей остановке и пешком иду от дороги до поселения. На подходе достаю телефон, думаю предупредить родителей о своем визите. Но отвлекаюсь на крутую машину у дома через дорогу. Понимаю, что к нам с очередным визитом приехал Наставник. Так и дохожу с телефоном в руках до своего дома, открываю дверь. Захожу и вижу родителей, которые суетятся в гостиной.

— Слава Единому, доченька наша приехала, какое счастье, — кидается ко мне и причитает на ходу мама. — Раздевайся, проходи, Адушка. Давай телефон, пусть пока здесь полежит, — вынимает из моей руки мобильный и кладет его наверх невысокого шкафа в прихожей. Отец в это время помогает мне снять пуховик, относя его на вешалку. Разуваюсь сама.

Не совсем понимаю, что происходит, растерянная таким теплым приемом после всех тех проклятий по телефону. Мать суетится вокруг меня, а не пророчит мне гореть в аду. И даже отец не поджимает губы, глядя на меня.

— Я по всем вам соскучилась, — говорю смущенно. Про свои проблемы решаю рассказать чуть позже.

— Поднимайся в комнату, дочка, отдохни после дороги, — твёрдой рукой мама направляет меня в сторону лестницы на второй этаж, сама идет следом. — Потом будем трапезничать все вместе. Ну, как же хорошо! Спасибо Единому за нашу девочку.

Я захожу в свою старую комнату, вижу сидящую на кровати Прасковью, широко ей улыбаюсь, я ведь так соскучилась. Она видит меня, глаза ее расширяются от ужаса. И следом я слышу хлопок двери и звук поворачивающегося ключа в замке.

Ада

— Адочка — бросается обнимать меня сестра и плачет. Шепчет на ухо: — Ты зачем сюда приехала? К родителям Наставник приходил, продают они тебя, замуж тебя хочет, сказал, даже несмотря на то, что ты… — делает заминку, смущаясь, — попорченная.

— Тише, Прасковья — успокаиваю её, а у самой все мертво внутри. Меня продают. Снова. И страшно так. Думала, в родной дом сбегу от тех ужасных людей, а и тут не помогут. — У меня телефон забрали и заперли тут.

— Сейчас, — сестра бросается к тумбочке, открывает ящик, куда-то хитро нажимает, открывая двойное дно, достает и вкладывает мне в руки смартфон. Смартфон. Не кнопочный телефон, как у меня

— Я чего то не знаю, Прасковья? — с удивлением смотрю на нее.

— Это долгая история, не сейчас, — взгляд ее на мгновение теплеет. — Звони!

Я пару мгновений гипнотизирую телефон и опускаю руки:

— Некому звонить.

— Думай, Ада!

В памяти всплывает стальной блеск серых глаз. Хищных. Опасных. От них бы бежать без оглядки, а я почему-то навстречу. Набираю по памяти цифры, ни на что особо не надеясь. Это единственный номер, который я знаю. Через пару гудков звучит рокочущий голос:

— Слушаю.

— Егор, это Ада. Прозвучит странно, но это очень важно для меня. Пожалуйста, не мог бы ты приехать забрать меня прямо сейчас

В трубке воцаряется молчание, а у меня дрожат руки.

— Где? — слышу наконец.

— За городом, возле нашего поселения, ты знаешь, наверно. Я постараюсь до дороги дойти, там остановка еще, знак десять километров, озеро и лес рядом, — я становлюсь такой болтливой, когда нервничаю.

— Понял. Жди, — и отключается.

— Как же мне теперь из дома выбраться?

Прасковья распахивает окно, впуская в комнату прохладный воздух:

— Если стать на подоконник и подтянуться на вот той ветке, можно слезть по дереву. Смотри, вот сюда.

В еще большем шоке смотрю на нее.

— Потом, всё потом, Ада, сейчас тебе бежать надо.

— Но мои ботинки остались внизу, — развожу руками.

— Возьми мои, они как раз сушатся здесь возле батареи.

— А как же ты, сестрёнка? Если я сбегу, они тебя за него отдадут.

— До шестнадцати не отдадут, так что полгода у меня есть.

— Я за тобой вернусь, обещаю тебе, — целую Прасковью в лоб и поворачиваюсь к оконному проему.

Глубоко вдыхаю, пытаясь унять разбушевавшееся сердце в груди, становлюсь на подоконник, цепляюсь руками за ветку, подтягиваюсь и пытаюсь достать ногами до ветки ниже. Ноги нещадно скользят, чуть не срываюсь, но все же достаю до опоры и цепляюсь руками за ствол. Дальше легче, ветки растут лесенкой. Только почувствовав под ногами землю, пригнувшись, припускаю по огороду, перелажу забор, стараясь не зацепиться длинной юбкой. Дальше аккуратно пробираюсь по задворкам, прячась в тени заборов и сараев. Выдыхаю, только когда поселение оказывается за спиной, а впереди показывается дорога. Вижу движущуюся машину Егора и бегу к нему со всех ног, не обращая внимания на колющую боль в боку, вязнущие в снегу ноги, сбившуюся косынку и растрепавшиеся волосы, лезущие в глаза. Бегу и машу ему руками, кричу имя его, только бы забрал, только бы увез меня из этого ада.

Прыгаю на сидение, захлопываю за собой дверь и молю Егора быстрее уезжать. Мой побег был на адреналине, а теперь он схлынул, и я начинаю ощущать запоздалый озноб, потому что моя куртка осталась висеть в прихожей у родителей, а бежала я по морозу в одном платье. Егор замечает это и прибавляет печку в машине. Еще начинаю ощущать, как давит ноги в ботинках Прасковьи, потому что они на размер меньше, чем мне нужно. Но это все не важно, я так счастлива от того, что этот невероятный парень слева от меня примчался меня спасать, как рыцарь в сияющих доспехах.