Несмотря на бумажную волокиту, я кайфую от этих дней. Снежинка хочет убежать от меня, а я намерен ее отпустить. Но, пока возня с этими документами, пока мы еще делим тесный салон моей Камри на двоих, пока еще дышим этим воздухом. Могу нагло пялиться, запоминая наизусть, выбивая у себя на подкорке ее лицо. Знаю, что смущаю, но ничего не могу с собой поделать, эмоции ее тоже себе на ленту памяти мотаю, как губка, впитываю. Эта девочка слишком нереальна для того, чтобы сидеть со мной в одной машине.

Через два дня я вновь у ее дома, только на этот раз с покупателем. Звоню Аде и приглашаю ее спуститься вместе с ключами. Мы с мужчиной осматриваем машину внутри и снаружи, даю ознакомиться с отчетом, который составил мой автосервис по этому Логану, показываю остальные документы, предлагаю проехать осмотреть в сервисе, если что-то вызывает вопросы. Но покупатель отказывается, и мы снова, но уже втроем, едем по тем же инстанциям. На этот раз все проходит куда быстрее, я не даю Аде времени ознакомиться с документами, лишь указываю, где поставить подписи. Получаю пухлый конверт с деньгами и везу Снежинку обратно домой. Покупатель заплатил несколько меньшую сумму, чем нужна была Аде, но я знаю, что за большее эту машину не продать. Нереально и совершенно исключено. Так что, когда она выходит из машины, я делаю вид, что зачем-то еще копаюсь в документах, сам же подкидываю в конверт несколько купюр из своих сбережений. Провожаю до двери и отдаю деньги. Ну вот и все. Она попросила меня о помощи, и я помог. Нет больше между нами ничего общего. Она не уходит, и я продолжаю стоять, жду, что кинет мне кость, как собаке, и я с удовольствием за нее ухвачусь. Аж самому от себя противно. Сейчас хвостом вилять начну, лишь бы от себя не прогоняла.

— Спасибо тебе огромное за помощь, — поднимает глаза и теребит конверт. — Ты даже не представляешь, насколько это важно для меня.

— Только с квартирой так договориться не получится, — предупреждаю я ее. — Она была взята в кредит, и он еще не покрыт. Так что только через суд, и то придется продолжать за нее выплачивать.

Ада хмурится и кивает. А меня здесь больше ничего не держит. Кроме нее. Снежинка тоже застывает за какой-то внутренней борьбой, но вижу, что справляется. Смотрит на меня таким грустным взглядом, что у меня щемит сердце. Шепчет одними побелевшими губами:

— Прощай.

Это беззвучное "прощай" и такой же тихий звук прикрывшейся двери разрывают мне мозг, превращая его в бесполезный кисель. Я резко разворачиваюсь и быстро сбегаю по ступенькам, чтобы не натворить глупостей. Я их обязательно натворю, вот только не здесь.

Ада

В четверг мне наконец-таки удается выбраться из дома для визита в библиотеку. Я залезла в конверт: денег там ровно столько, сколько от меня ждут. Так что воспользоваться ими, чтобы прожить, возможности нет. Нужно попробовать устроиться на работу. Тепло одеваюсь и выхожу из квартиры. Высовываю нос из подъезда. На улице приличный мороз, но ярко светит солнышко, еще больше отражаясь бликами от белого снега. На несколько мгновений меня почти ослепляет. Только делаю несколько шагов вдоль дома, как крепкая рука сильно прижимает меня к стене, при контакте я больно ударяюсь об нее плечом. Вижу перед собой двух уже знакомых здоровяков. Тот, что чуть меньше, стоит дальше, как я поняла в прошлый раз, он в этой парочке главный. А тот, что снова держит меня, здесь явно только в качестве грубой силы.

— Ну, здравствуй, девочка, — растягивает губы в оскале главный. — Твое время вышло.

Кручу головой из стороны в сторону, не в силах поверить, что меня вот так на улице у всех на виду посреди дня могут схватить явно бандиты и сделать со мной, что угодно, а всем будет все равно. Я точно знаю, что пожилая женщина с первого этажа постоянно смотрит в окно, и сейчас, наверняка, видит нас. Вот идет мамочка с коляской, но она отворачивается и поспешно проходит мимо. На детской площадке чуть поодаль ребята играют в снежки. Но мне никто не поможет. Я вижу только равнодушие или страх в их взглядах. Я снова одна.

— Отвечай, что застыла! — трясет меня тот, что держит, заставляя вынырнуть из своих мыслей и несколько раз приложиться макушкой об стену.

— Деньги в квартире, — шелещу я и кусаю губы, пытаясь удержать слезы. Не при них, нет, только не при них, ни за что!

— Тогда вперед! — держит цепко в клещах мою руку и больно тянет за нее за собой. Так мы заходим в подъезд и поднимаемся на этаж. Открываю дверь квартиры и со всей твердостью в голосе, на которую способна, говорю на пороге:

— Вы ждете здесь.

Я лучше умру прямо здесь, на пороге, чем окажусь с этими громилами одна в замкнутом пространстве. Так что на этом буду стоять до конца.

Тот, что держит меня, кидает взгляд на главного.

— Дверь открытой оставь, — милостиво разрешает он.

Шумно выдыхаю. И на том спасибо. Радуюсь, что далеко я конверт не убирала, хватаю его с полки возле зеркала в прихожей, возвращаюсь и быстро закрываю дверь моей обители. Пульс стучит в ушах. Неужели сейчас это все закончится?

Протягиваю конверт главному. Он внимательно пересчитывает деньги, а потом довольно ухмыляется своему помощнику:

— А девка-то не промах. Нужную сумму получила. А мы-то уж штрафные санкции хотели…

Ноги слабеют. Не хочу представлять даже, что это за санкции. То есть они специально назвали мне сумму, которую было трудно получить? Единый, как же я благодарна Егору, что бы я без него делала.

— Я могу идти?

— Стоять, — главный снова обращает на меня свое внимание, и мне это совсем не нравится. — Ты молодец, дорогуша, с первым заданием справилась. А вот тебе задание посложнее: теперь продаешь квартиру, — и шепчет мне на ухо сумму, от которой мой мозг взрывается.

Я вспоминаю, как Егор объяснял мне, что квартиру продать невозможно. И одновременно с этим приходит мысль, как глупа я была, думая, что на машине все закончится, что меня оставят в покое. Нет, они нашли себе легкую добычу и теперь никогда уже от меня не отцепятся. А если я не смогу приносить деньги… Покалечат? Изнасилуют? Будут пытать? Убьют?

Предпринимаю заранее обреченную на провал попытку:

— Послушайте, я узнавала, эту квартиру нельзя…

И вижу, как главный кивает своему помощнику. Тот совершает молниеносное движение, прерывая меня на середине фразы, хватает меня своей огромной рукой за горло, поднимает вдоль стены так, что мои ноги отрываются от земли. Боль сдавливает шею, воздуха не хватает, начинаю хрипеть, бить в невесомости ногами, царапать руку, что держит меня, а ему все нипочем. Глаза застилает темнотой, подъезд пропадает, мне так больно, Единый, страшно, так страшно, нечем дышать… Сквозь вату в ушах слышу:

— Ты меня послушай, девочка. Меня твои проблемы не е**т. Я дал сроки, назвал сумму. Твое дело выполнять. Ты поняла меня?

А я дышать не могу, куда уж мне говорить.

— Поняла?! — кричит громче, а хватка на горле становится еще чуть теснее.

Пытаюсь кивнуть, и, к счастью, он понимает мою попытку. Пальцы разжимаются, и я кубарем падаю на грязный бетонный пол. Прикрываю голову руками и все еще ничего не вижу какое-то время. Но по стуку ботинок по ступенькам и грохоту входной двери понимаю, что осталась одна. Я осталась жива. На этот раз.

Ада

Жадно вдыхаю спертый подъездный воздух. Горло горит огнем, глотать невыносимо больно. Зрение понемногу возвращается. Еле заползаю в квартиру, но дверь за собой закрываю тщательно, на все замки, хотя руки трясутся, изрядно мешая. Пока что это моя хлипкая крепость. И хоть я не верю, что она меня спасет, пока мне нужно хоть за что-то зацепиться для спокойствия.

Спокойствие? Трижды "ха!". Я на грани истерики. Или уже за гранью. Мой мирок, существовавший всего пару месяцев, разлетается в дребезги, а я оказалась в эпицентре этого взрыва. Что делать, когда выхода нет, Ада? Вопрос риторический.

Скидывая на ходу одежду, иду в ванную комнату. Вздрагиваю, когда в маленьком зеркале над раковиной вижу начинающие наливаться кровоподтеки на моей шее. Болит и ободрано все: плечо, голова, локти, колени. Но я залезаю под тугие струи душа. Делаю воду настолько горячей, что ванная моментально наполняется паром. Шиплю, когда вода льется по ссадинам. Но мне это нужно сейчас, я хочу немедленно смыть с себя эту грязь.