- Не кручинься, Настенька, пособлю во всём, приходи по утрам, пока гридни на тренировке, не след им видеть, что обучаю тебя, словно дитё неразумное, как бы чего худого не подумали. А насчёт праздника твоего не переживай. Рядом буду, подскажу ежели что.

Я обняла Могуту, меня переполняла благодарность, не ожидала такого понимания, не ждала и такой ласки. Успокоилось моё сердце, дышать стало легче, словно камень упал с души. А ещё он не спросил ни о моей прошлой жизни, ни откуда я родом. Думаю, посчитал, что всему своё время.

***

Ставка хана Илдея

Тишина стелилась тонким пологом над юртами, пригнувшись, скользили тени слуг и воинов - боялись люди попасть на глаза разъярённого хана.

В своей юрте долго метался хан, круша всё вокруг себя, рычал от злости словно дикий зверь.

На женской половине, скрючившись, лежала Милава, кровь сочилась из разбитых губ княгини, багряными полосами горели на спине следы от плети. Долго вымещал на ней своё поражение Илдей. Разбежались в страхе служанки да жёны, не смея даже приблизиться к юрте. Досталось и мальчишке-слуге, что заглянул в неурочный час к господину, сидел он теперь рядом с матерью, утирая слёзы, сплёвывая кровь, что никак не желала останавливаться, и поглаживая разбитое ухо.

- Проклятые русичи! - рявкнул хан, - не вернусь к кагану, видит небо, пока не сравняю сей город с землёй! Сожгу дотла, пущу свои табуны, чтобы даже отыскать не могли потом, где стояла Вежа.

Понимал хан, что придётся слать ему весть о поражении, просить воинов на подмогу. Каков будет гнев кагана? Мастер он на наказания, никто не уходил от его карающей длани.

А под утро вернулись воины, отряжённые Илдеем, идти через лес. Поставили русичи ловушки. Первые, кто шёл, наткнулись на колья, вырубленных из веток поваленных деревьев. Стремглав скакали кони, не успели остановить бег скакунов воины, их трупы так и остались висеть в лесу, распятые на ветвях.

Глаза вождя метали молнии, кто надоумил на такую защиту вежинцев? Он отыщет его, долгой смертью будет умирать осмелившийся выступить против хана. Уж Илдей об этом позаботится!

Из-под войлочного полога, неслышно ступая, приблизился к хану невысокий человек в длиннополой византийской одежде, прикрытой сверху подбитым мехом, плащом. Его карие глаза окинули разгром в юрте, задержались на мгновение на израненной княгине, он улыбнулся одними губами, глаза же остались холодными, и, не таясь, вышел на свет, не опасаясь гнева хана.

- Полно, великий хан, проиграна битва, но не война, - голос человека был тихим и вкрадчивым.

- Лазарь, - вскинулся Илдей к вошедшему и подойдя вплотную вперил в него злой взгляд, - ты обещал мне, что падёт Вежа к началу зимы. И что теперь? Какую весть я пошлю своему кагану?

- Не гневайся, мой повелитель, скоро привезут греческий огонь, не потушить его водой, нет с ним управы. Не выстоять Веже, - тихий голос византийца не обманул Илдея, знал он о жестокости своего советника, с которым повстречался в Тумен-Тархане и позвал с собой, убедившись в его знаниях о ведении войны с русичами. Не подвел его Лазарь, убит Братислав, поредела дружина вежинская. Да только и сегодняшняя битва уменьшила войско самого хана.

- Хорошо говоришь, византиец, смотри, не возьмём Вежу к лету, самолично спущу с тебя шкуру! - отвернулся от Лазаря Илдей, показывая, что окончен разговор. Поклонился советник, зло блеснув глазами, и покинул юрту. По указу императора проник он в ставку хана, зачем идти войной на Русь, теряя жизни благородных византийцев, когда можно сделать всё руками грязных степных псов?

***

Настасья

После битвы время пролетело незаметно, вот и настал канун торжества в мою честь. Неспокойно было на душе, рядом будет Могута, но всё равно, боязно.

Наступил Карачун, жгли в городе костры, отгоняя лютый холод, закликая Коляду, молодого божича, что принесёт с собой новое солнце, повернёт зиму к лету.

Смотрела я из окна, так хотелось и мне принять участие в старинных обычаях незнакомой доселе Древней Руси, но как-то отнесутся к моему своеволию? Не станут ли шептаться за спиной? Вздохнув, отошла от окна, и занялась письменами, что день за днём показывал мне Могута. Дело шло споро, всё-таки буквы, пусть и выглядевшие иначе, но свои, родные. Быстро обучилась чтению, осталось осилить письменность.

На рассвете меня разбудил звонкий голос Алёнки:

- Доброе утречко, княжна, солнышко уже взошло, пора и нам собираться да ни пир наряжаться, - она словно солнечный зайчик мельтешила по светлице, - уже идут девки сенные с платьями да уборами.

Делать нечего, встав и наскоро умывшись, стала одеваться с помощью молодых служанок в сложный многослойный наряд.

Поверх нижней рубахи надели на меня алое парчовое платье, густо расшитое золотой нитью, самоцветами и жемчугами с вышитой накидкой, что волнами ложилась за спиной, спускаясь вдоль рукавов, голову украсила коруна, которая от обилия драгоценных камней переливалась на солнце точно звезда, украшена она была заушницами (прим. автора – височные кольца), что обрамляли лицо с двух сторон, переливаясь и сияя. Шею отягчили тяжёлые ожерелья, на руках застегнули богатые обручи, пальцы унизали золотыми перстнями. Поверх накинули длинную шубу.

Пока надо мной колдовали, солнце достигло зенита. В сопровождении нарядно одетых служанок спустилась во двор, где уже ждал воевода в праздничном облачении. Он подал мне руку и повёл к богато украшенным саням, застеленным коврами и мехами. Тронулись в дорогу, зазвенели бубенцы, разнося по улицам добрую весть. Сегодня восходит на княжение Настасья, дочь погибшего Братислава.

На востоке от города, на холме возвышалось капище, стояли на нём высокие деревянные чуры древних богов.

Как рассказывал мне Могута, было тут место поклонения Сварогу – богу кузнецу, сотворившему этот мир и жене его Ладе – покровительнице брака и семейного уклада, Перуну – покровителю воинов, Мокоши – великой матери, что прядёт словно нити судьбы людей, Даждьбогу – богу солнца. А ниже, возле леса отдельно виднелся чур Велеса – скотий бог был подателем богатства и покровителем сказителей.

Горели на холме высокие костры, ждали нас волхвы в белых одеяниях. Спешившись, мы с Могутой взошли к чурам, сверху глядели на нас лики богов. Богатые дары несли за нами слуги. Воздев руки к небу, начал читать славление Лепша – главный среди волхвов. Я стояла подле, неслышно шепча свои молитвы незнакомым пока богам. Обряд миновал словно в тумане, странное место одевало мысли пеленой, унося к горним высям слова и думы.

Окончив обряд, пошли к саням, Лепша отправился с нами, остальные же служители богов остались подле костров.

Заехали по дороге в город к кургану, где покоился Братислав с сыновьями, оставили там подношение, уважили почивших.

Перед воротами, которые сейчас стояли закрытыми, сошли на землю.

Могута вёл меня под руку, позади следовала челядь. Подали знак дружинникам на стенах, медленно стали открываться тяжёлые створки, за ними стоял, наверное, весь город. Впереди были бояре, за ними служивый люд и дальше остальные горожане и посадские. Нарядные одежды пестрели на фоне белоснежного покрова.

Расступался народ, вставая живым коридором вдоль дороги, ведущей к детинцу, на площади, на высоком помосте установили княжеское кресло. Не спеша, приблизились к нему, возвёл меня Могута, сам встав напротив. Я почти не слышала, о чём говорил он, да и не старалась прислушиваться, в висках гулко стучала кровь, щёки пылали.

Теперь я вежинская княгиня…

Могла ли простая горожанка из двадцать первого века подумать о таком? Даже для сказочного сна это было слишком нереально. Мои мысли прервали приветственные крики, в воздух летели шапки, воины били в щиты.

Вот и окончена церемония, подошёл воевода, подал мне руку. В окружении бояр проследовали в княжий терем, где нас ждали накрытые для пира столы. Меня усадили на место погибшего Братислава. Слышались со всех сторон здравицы, обносили слуги гостей чашами с медами. Воевода, заняв место подле меня, ласково сжал мою руку: