И отчего-то не было видно тела княгини - матери Настасьи, получается, либо женщина сгорела в пламени пожара, либо её увели в полон. И я даже не знаю, что из этих двух вариантов хуже.

Воевода разложил принесённые слугами богато изукрашенные мечи и пояса, отделанные самоцветами, кольчуги и шлемы, какие-то украшения. После тела погибших накрыли белым холстом, а мы спустились на землю.

Солнце было в зените, освещая яркими лучами двор. К ладье подошли воины и подняв её на плечи медленно тронулись к воротам. За городом был собран большой деревянный помост из поленьев, куда и водрузили ладью.

Воевода разделся до пояса и принялся читать какие-то молитвы, рядом с ним стояли старцы, наверное, волхвы. Их белые одежды были тронуты лишь вышивкой, отличаясь от окружающих аскетичной простотой.

Вот окончились молитвы и воеводе поднесли разожжённый факел, с которым он пошёл к помосту. Вскоре ввысь взметнулись первые языки огня, который тут же принялся яростно пожирать принесённую ему дань, столб дыма взвился к самому небу. Курган окружило, наверное, всё население города. Я стояла рядом с Даной среди бояр и слуг. Пламя ревело, в его раскалённом зеве исчезла ладья с почившими. Не было слышно плача, в тишине раздавался лишь треск горевших поленьев. Вежа провожала в последний путь своего князя.

Не дожидаясь, когда полностью прогорит костёр, меня повели в город. У кургана остались слуги, им, наверное, и надо следить за огнём.

В просторном зале, куда меня привели, стояли накрытые столы. Дана проводила к богато украшенному креслу, в которое и усадила. Начал собираться народ, рассаживаясь и тихонько переговариваясь друг с другом. Всё внимание пришедших было сосредоточено на мне. Руки мои дрожали от страха и волнения, кусок не лез в горло. Может, мне нужно сказать поминальную речь? Что делать? Не придумав ничего лучше, изобразила обморок и шлёпнулась с кресла на руки подбежавшим слугам. Запричитав, ко мне бросилась Дана, вскоре я уже лежала на кровати в спальне. Рядом суетились девушки, приводя меня в чувство. Я открыла глаза, тихонько кивнула, давая понять, что со мной всё в порядке и указала им на дверь. Вскоре, сняв с меня верхнее платье, девицы удалились, осталась лишь девочка, которой поручили приглядывать за мной.

Впечатлений на сегодня было предостаточно, отвернувшись к стене, я забылась беспокойным сном.

***

Интерлюдия

Могута Мстиславович

Воевода сидел в дружинной избе, в большой трапезной, где по вечерам собирались гридни поужинать, обсудить последние новости, да и просто посудачить о своём. Сейчас комната была пуста - все уже отправились на боковую, но не спалось Могуте.

Наконец-то разобрали последние завалы после пожара. От огня сильно пострадали клети (прим. автора – хозяйственная постройка) на княжеском подворье. Там же схоронились сенные девушки, там же пытались отыскать и княгиню, решив, что спрятали её чернавки среди многочисленных построек.

Многих нашли убитыми, ещё больше задохнулись от дыма и чада, да только Милавы Радимировны среди них не было. Не стал говорить он Настасье, но это значило лишь одно – княгиню взяли в полон.

Нахмурился воевода: если бы хотел Илдей получить выкуп за жену Братислава, уже бы прислал гонца. Хан молчит, стало быть, взял он Милаву своей наложницей или отправил кагану. Вряд ли княгиню убьют, пусть печенеги и не церемонились с пленными, но княжеский род уважали по-своему. Зазря мучить её не будут, хотя жизнь в наложницах тоже не мёд.

***

Ставка хана Илдея

В своей роскошной юрте на мягкой постели возлежал хан. Он рассматривал дары, что принесли ему верные воины после вчерашнего набега. Нападение на Вежу прошло удачно, Илдей довольно ухмыльнулся. Скоро окажется древний город у его ног, радостную весть он пошлёт своему кагану. Илдей был ещё не стар, невысокий, но кряжистый с объёмным брюшком. Он довольно разглядывал свои короткие толстые пальцы, унизанные драгоценными перстнями, добытыми в последнем набеге.

Байрак-баши (прим. автора – сотник) докладывали, что убит князь и вся его семья, не стало и проклятого Могуты. Пока дойдёт весть до Чернигова, успеет Илдей занять город. Много хороших рабов и богатых даров отправит он кагану, велика будет милость правителя. Лишь одну жемчужину оставит себе хан – жену убитого Братислава.

Вдоволь потешились над ним русичи, гоняя его воинов по степи точно шелудивых псов, настал его черёд.

Илдей негромко окликнул слугу, в юрту, робко кланяясь, вошёл мальчик.

- Пусть приведут ко мне Милаву, - коротко бросил хан слуге, даже не глядя на него.

Низко поклонившись, прислужник исчез за пологом. Скоро, кланяясь, в юрту вошла старуха, что смотрела за его жёнами и наложницами.

- Княгиня здесь, великий хан, - она подобострастно заглядывала в глаза Илдею.

За ней воин вёл высокую, статную женщину, скрутив её руки за спиной.

- Подведи ко мне, - негромко бросил хан.

Воин в три шага преодолел разделявшее их расстояние и, оставив женщину перед хозяином, снова поклонился и вышел вон.

Илдей рассматривал свою добычу. Княгиня была немолода, но всё ещё хороша собой. Красивое лицо, где нет и следа морщин, густые косы, что спадали по спине, широкие бёдра, бархатная кожа.

Пленница замерла в одной длиннополой рубахе. Илдей знал, что не тронули её воины. Слишком драгоценный трофей, такой полагался только ему.

Милава смотрела прямо в глаза мужчине, в её взоре читалось лишь презрение и ненависть, и никакого страха.

Старуха подошла к княгине и, схватив за косу, попыталась склонить её голову:

- Не смотри в глаза хану, - прошипела она.

Княгиня же, оттолкнув ведьму рукой, точно надоедливую мошку, всё так же стояла, не желая кланяться захватчику.

Илдей ухмыльнулся:

- Оставь нас, - велел старухе.

Склонив голову, та поспешила выйти из юрты.

Хан обошёл Милаву, любуясь красавицей. Горда, непокорна. Тем слаще будет поставить её на колени, как объезженную кобылицу.

Взяв нож, разрезал рубаху, любуясь женским телом, ощупал высокую грудь и крутые бёдра. Лицо Милавы исказилось от ненависти, повернувшись к Илдею, она плюнула ему в лицо.

Хан отступил на шаг от пленницы, утёрся, а потом со всей силы, наотмашь ударил её по щеке, отчего голова Милавы запрокинулась, и женщина с трудом удержалась на ногах. Утерев кровь, выступившую на губе, она также гордо выпрямилась, взгляд стал отрешённым, понимала княгиня, какую участь готовит для неё кочевник. Что быть ей одной из его наложниц и умереть не дадут - строго стерегли слуги полонянок.

Илдей злобно оскалился, схватил Милаву за косы и с силой швырнул на своё ложе. Княгиня извернулась и пнула хана в живот, тот побагровел от злости. С силой ударил пленницу под рёбра, отчего она скорчилась, хватая ртом воздух.

- Ты станешь у меня послушной, - негромко сказал хан, развязывая пояс халата.

Стремительно подойдя к распростёртой женщине, снова и снова бил её в живот, пока она не обмякла и не перестала сопротивляться. Трогать красивое лицо не стал, кто же уродует такую добычу?

Лишь под утро истерзанную, в безсознательном состоянии княгиню Милаву вынесли из юрты хана. Илдей, долго ещё довольно скалясь, глядел вслед пленнице.

Ещё три дня длилась тризна (прим. автора – пиршество в память усопшего), накрывались богатые столы, в город выкатывали бочонки с мёдом, гридни устраивали потешные бои.

Всё так же меня усаживали во главе стола, только никто уже не тревожил разговорами. Видно, решили, что я не в себе. Сидит княжна болезная тихонько, да и пусть. Оно и лучше.

Я же время проводила с пользой: внимательно слушала все разговоры, за тем, как двигаются губы, училась понимать незнакомую речь, запоминала имена бояр и ближних слуг. Приходил на пир и воевода, день ото дня его взгляд делался всё более хмурым, высокий лоб изрезали морщины. Понимала я, что теперь один Могута в ответе за город. Только чем помочь, что мне сделать? Не знала...