Лимасол представлял собой небольшой городок невыразительной наружности: дома из саманного кирпича, грязные безлюдные улицы, никаких признаков жизни. Он выглядел пустым, покинутым, а прежде всего — уязвимым, потому как не имел стен, хотя тут имелась ничтожная, заброшенная цитадель в устье реки Гариллис. Но выглядел Лимасол мирным, и за это дамы были ему благодарны. Так называемый «дворец» Исаака не шёл в сравнение с королевскими резиденциями в Палермо и Мессине. Но после четырёх недель в море и он показался раем, и путешественницы с энтузиазмом принялись обследовать его. Они потешались над проделками собак, которые не успели ещё обрести «сухопутные ноги» и разразились восторженными возгласами, обнаружив фруктовые деревья во дворе. Нашлись также двое спрятавшихся за ширмой служанок. К счастью, Джоанна догадалась захватить с собой Петроса. Тот дулся, потому как Ричард предпочёл пользоваться услугами предоставленного Танкредом толмача. Просьба переговорить с двумя перепуганными девицами изрядно подбодрила его, и мессинец с успехом убедил их, что «сии знатные варварки» не причинят им никакого вреда. Служанки удалились и вернулись с кувшинами вина, хлебом, инжиром, маслинами, финиками, козьим сыром и апельсинами. Аппетит Джоанны ещё не вернулся, зато остальные с охотой накинулись на угощение, не переставая удивляться тому, насколько стремительно повернулось колесо фортуны всего за какой-то день.

Сумеречное небо становилось уже из сиреневого чернильным, когда прибыли Жофре и Морган, которых Ричард отрядил проверить, удобно ли устроены дамы. Рыцари пребывали в прекрасном настроении, спеша поделиться новостями дня. Джоанна уже знала, что мужчины зачастую впадают в эйфорию после боя, но это было в новинку для Беренгарии, удивлявшейся, как можно с таким легкомыслием забыть о пролитой крови и смертях?

Воины Исаака бросились врассыпную, как цыплята от ястреба, злорадно докладывали посланцы. Ричард отдал Аматус солдатам на разграбление. Брать там особенно оказалось нечего — давным-давно, когда Кипром правили персы, а затем римляне, это был процветающий город, превратившийся теперь в жалкую дыру, призрак былого величия. Кое-кто из рыцарей поглядывал на Лимасол в предвкушении добычи, но тут обосновались многочисленные общины торговцев из итальянских городов-государств Генуи и Венеции, которые приветствовали Ричарда как освободителя. И король приказал не трогать Лимасол.

Ни у одного из мужчин за день крошки во рту не было, и, повествуя про преследование бегущих грифонов от Аматуса до гор, они умяли всю еду. Был случай, когда король встретился с самим Исааком и вызвал на бой, но тиран бросился удирать со всех ног, потешались рассказчики, а Ричард проклял всё на свете из-за отсутствия коня. Тут он заметил вьючную лошадь и запрыгнул ей на спину. На скотине не было седла со стременами, только попона с подпругой, поэтому у короля не было шансов догнать Комнина, скачущего на превосходном мышастом жеребце, по слухам, быстром как молния. Пока рыцари продолжали расписывать диковинную лошадь, Джоанна наконец вмешалась, задав главный вопрос: где Ричард и есть ли у них шанс увидеться с ним этим вечером?

Жофре с Морганом переглянулись и пожали плечами. Король вернулся на берег, следить за высадкой остального войска, организовать заботу о раненых и похоронить убитых. Затем он снова встретился с торговцами и заверил, что их семьям и имуществу ничто не угрожает, и выслал разведчиков установить местонахождение армии Исаака. Тут Джоанна вскинула руку, прерывая перечисление, потому как выразились рыцари вполне ясно: Ричард приедет, когда сможет, пока же дамы не входят в приоритетный список его дел.

Морган спас ситуацию, сделав предложение одновременно интригующее и немного щекотливое: не желают ли дамы воспользоваться общественными банями? Женщины переглянулись. Искушение сильное, но никому из них не приходилось бывать раньше в общественных банях. Прилично ли это для уважаемых, респектабельных особ? Как королеве, Джоанне легче остальных было пренебречь условностями, однако она слишком устала, чтобы сделать хоть шаг, и собралась уже отрицательно покачать головой, как вспомнила молву о любви Исаака к роскоши. Неужели у него во дворце нет бань? Служанки-гречанки мигом подтвердили догадку, и тут уж женщины дождаться не могли ухода гостей — так не терпелось им смыть дорожную пыль в тёплой, благоуханной воде.

Пока они подряжали часть своих караульных таскать и греть воду, после чего по очереди полежали в огромной медной ванне императора, наступила глубокая ночь. Завернувшись в халаты, Джоанна и Беренгария осушили волосы и расчесали друг друга — эта близость напомнила им о детстве и сёстрах, которых они могут никогда не увидеть. Озвучила взаимную ностальгию Беренгария.

— Не думаю, что смогла бы пережить это путешествие без тебя, Джоанна, — призналась наваррка.

— Ты недооцениваешь себя, потому как сильнее, чем думаешь. — Улыбнувшись, Джоанна не удержалась: — Знай ты, что тебя ждёт, когда твой отец договаривался с моим братом, помчалась бы сломя голову к ближайшему монастырю. И кто бы тебя осудил?

«Возможно ли привыкнуть к этой анжуйской откровенности?» — подумалось Беренгарии. Ричард и Джоанна постоянно говорят вслух вещи, которые другие люди не осмелились бы произнести даже шёпотом. Случались иногда минуты, когда девушка с тоской вспоминала о тихом, спокойном мирке Наварры и сомневалась, что корона стоит таких страданий.

— Признаюсь, мне не хотелось бы выйти за какого-нибудь Исаака Комнина. Но до последнего вздоха будет стоять перед моими глазами галера Ричарда на фоне закатного солнца, он явился как герой из песни менестреля. Какая женщина не гордилась бы. заполучив такого мужа?

Тут Беренгария, сама того не зная, коснулась болевой точки. Едва повзрослев, Джоанна прилагала все силы, отгоняя сомнения насчёт супруга, который посылает других умирать, сам же не подвергает жизнь риску. Яркие подвиги Ричарда подчёркивали недостатки Вильгельма, бросали тень на её брак. Джоанне вспомнилось, что отец всегда вёл воинов в бой, как и братья. Даже Филипп так поступает. И только Вильгельм сидел дома. Вильгельм, который принудил Констанцию выйти за нелюбимого в надежде исполнить свою дурацкую мечту, в намерении пролить сколько угодно крови, только не своей собственной, за шанс поквитаться с Константинополем. Королева понурила голову, пряча выступившие на глазах жгучие слёзы. К чему свелась вся её жизнь на Сицилии: к мужу, которого нельзя уважать, и к сыну, чью крошечную могилку ей скорее всего никогда не увидеть?

Беренгария уловила, что нечто не так. Но не знала, что предпринять. Между ней и Джоанной возникла связь, неведомая ей прежде — дружба равных, и девушка боялась, что подсказанные сочувствием вопросы могут быть расценены как назойливость. Принять решение она не успела, ибо в этот миг Ричард совершил одно из типичных своих появлений — неожиданное и необъявленное.

Фрейлин Джоанны такое вторжение в женские апартаменты позабавило, дам Беренгарии оно повергло в ужас. Со смехом и визгом они удалились в святая святых — опочивальню, приготовленную для их хозяек. Джоанна вскочила и хотела обнять брата, когда сообразила, что тот ещё в кольчуге. Её взгляд не мог оторваться от пятна засохшей на железных звеньях крови.

— Надеюсь, это не твоя? — спросила она спокойно, насколько могла.

— В такой-то заварушке? Не более чем царапина. — Обхватив сестру за плечи, король пристально посмотрел ей в глаза: — Хорошо, ты хотя бы не такая бледная, как вчера. Знаешь, ты меня до смерти напугала.

— Я напугала тебя? Подумай, что мы испытали, глядя, как ты в одиночку бросаешься на всю армию Исаака?

— Я знал, что мои люди не подведут, — сказал он, пренебрежительным жестом отметая опасность. — И знал, что воины Исаака плохо подготовлены, мало получают и не горят желанием умирать за него.

Этот аргумент Джоанне опровергнуть было нечем, и она собиралась напомнить брату, что иногда достаточно одной меткой стрелы. Но тот уже переключился на свою суженую.