— Ты дорога мне как родная сестра, — заявила королева. — И я никогда не забуду преданности, которую ты выказала в трудную минуту. В доказательство я поделюсь с тобой секретом. Только обещай, что не расскажешь ни одной живой душе.

— Конечно, обещаю. А что за секрет? — Мариам была заинтригована, потому как разделяла страсть Джоанны к тайнам.

— Я рассказывала тебе о давнишнем обручении между Ричардом и сестрой французского короля. Так вот, свадьба не состоится. Понимаю, что едва ли это новость, потому как нежелание Ричарда жениться на Алисе очевидно всем, кроме Филиппа. Секрет не в этом. А в том, что Ричард вступает в брак с Беренгарией, дочерью короля Наваррского Санчо, и невеста вскоре приедет к нему на Сицилию.

Мариам знала о Наварре больше многих, потому как мать Вильгельма являлась принцессой этого пиренейского государства и приходилась Санчо сестрой.

— В таком случае ты встретишь не только невестку, но и кузину по свойству, поскольку отец Беренгарии приходился Вильгельму дядей, — пояснила фрейлина.

Оборот дел с Наваррой придавал новости интерес, но Мариам всё ещё удивляло, почему Джоанну так возбуждает приезд совсем незнакомой женщины, пока собеседница не поделилась с ней главной частью секрета.

— И догадайся, кто привезёт Беренгарию Ричарду? Моя мать! Вчера я не знала, увижу ли в жизни хоть кого-нибудь из родных, а теперь... А теперь я не только встретилась с братом, но и моя мать едет на Сицилию! — Джоанна растянулась на постели. — Я даже надеяться на такое не смела...

Увидеть легендарную Алиенору Аквитанскую Мариам хотелось куда сильнее, чем дочку Санчо, и она радовалась, что Джоанна получила редчайшую возможность свидеться с матерью. Заморский брак означал для знатных девушек вроде Джоанны пожизненное изгнание. Встав, сарацинка стала наполнять два кубка из кувшина, присланного настоятельницей.

— Я так рада за тебя, дорогая, — сказала она. — Колесо Фортуны действительно совершает иногда непредсказуемые повороты, не так ли?

Не дождавшись ответа, Мариам обернулась и расплылась в улыбке — молодая королева заснула, едва успев уронить голову на подушку. Вернувшись к кровати, фрейлина укрыла госпожу одеялом.

— Сладких снов, — прошептала сарацинка. — И благослови Господь твоего брата за то, что тот не обманул твоей веры в него.

На следующий день Ричард снова приехал в аббатство, захватив повидаться с Джоанной ещё двоих родичей: двоюродного брата по материнской линии Андре де Шовиньи и кузена по отцовской линии Моргана ап Ранульфа. Но Ричард с Джо анной удалились вскоре в общую комнату монастыря для разговора с глазу на глаз, поскольку вчера успели перемолвиться только о самом-самом главном. Развлекаясь кто как может, Андре сел играть в кости с другими рыцарями, а Морган повёл собаку Джоанны прогуляться в сад.

Облик Ахмера его заинтриговал, потому как уши у сицилийского чирнеко напоминали кроличьи, а окрас был рыжим, как у лисы. Сицилия представала страной необычной во многих аспектах, поэтому вполне следовало ожидать, что даже собаки тут окажутся не такими, как в других землях. Морган никогда раньше не видел пальм, или птиц, похожих на пернатые драгоценные камни, или церквей, которые были некогда мечетями и придавали городу неповторимый экзотический облик. Женщины тоже выглядели экзотично: расхаживали по улицам в шелках и развевающихся накидках, красили ногти на унизанных перстнями пальцах хной. Знатные христианские дамы, предпочитающие одеваться как сарацинки. Морган ловил себя на мысли, что именно такие чужеродные черты Сицилии беспокоят многих в войске Ричарда. Не шёл на пользу и факт, что подавляющее большинство мессинцев держалось греческих корней и принадлежало к православной церкви. А настоящие ли они христиане? В конечном счёте всем известно, что Божий город — это Рим, а не Константинополь.

Как валлиец, Морган привык смотреть на мир с точки зрения притесняемых, поэтому склонен был трактовать сомнение в пользу мессинцев, по крайней мере, пока не убедится в обратном. Однако товарищи его меньше чем за неделю пришли к твёрдому убеждению, что жители Мессины являются разбойниками, принявшими обличье купцов, виноторговцев и лавочников. Расположившись на скамье в тени благоуханного цитрусового дерева, с видом на бирюзовые воды пролива, Морган думал, что редко доводилось ему видеть картину более приятную глазу и умиротворённую. Но он подозревал, что спокойствие это обманчиво и свеча может погаснуть под порывом собирающегося на горизонте шторма — нарастающей враждебности между горожанами и крестоносцами.

В сад вошли несколько рыцарей. Они нарвали на ближайшем дереве апельсинов и начали весело швыряться ими. Но остановились, заметив идущую по дороге женщину. Она привлекла и внимание Моргана, потому как казалась диковинным видением: одеяние из расшитого шёлка, позвякивающие браслеты, золочёные шлёпанцы и тончайшая кружевная вуаль цвета закатного неба. Он бросал Ахмеру палки, чтобы тот приносил назад, и, потянувшись за следующей, промолвил тихо:

— Давай, парень, послужи моей наживкой!

Но один из рыцарей оказался проворнее и размашистой походкой зашагал по лугу на перехват незнакомке. Морган покачал головой, удивляясь подобной глупости. Роскошный наряд говорил, что перед ними знатная особа: либо гостья монастыря, либо приближённая королевы, и уж явно не из тех, с кем можно обращаться как с уличной шлюхой.

— Вперёд, Ахмер, — воскликнул Морган. — Поспешим на выручку даме в беде!

Он понял вскоре, что его вмешательства не потребуется. Незнакомка обрушилась на незадачливого кавалера с такой яростью, что ни у кого не возникло сомнения в её привилегированном статусе. Морган находился слишком далеко, чтобы слышать, но видел, как съёжился рыцарь под этим гневным потоком. Когда валлиец приблизился, бедолага уже обратился в бегство, сто приятели гоготали, а женщина грозила ему карой, которая сильнее всего страшит любого мужчину. К удивлению Моргана, дама перешла с беглого, общеупотребительного французского на незнакомый язык, настолько чуждый по звучанию, что, по его мнению, это мог быть только арабский.

Заслышав шаги Моргана по тропинке, незнакомка резко повернулась, готовая встретить нового противника, но тот поспешил вскинуть руки, изображая капитуляцию.

— Я пришёл с миром, госпожа. Мы с моим псом решили безосновательно, что тебе может потребоваться наша помощь. Но насколько могу судить, помощь не помешает тому бедному малому!

Дама выглядела повыше большинства женщин, более округлой, чем диктовала мода, по крайней мере во Франции и Англии, лицо её наполовину скрывалось под вуалью. Но ему хватило и того, что оставалось открытым, чтобы заинтересоваться. Глаза незнакомки были такими светло-карими, что в свете солнца казались золотистыми.

— Что за странные у тебя друзья завелись, Ахмер? — спросила женщина, посмотрев на собаку. Потом обратила взор своих завораживающих глаз на рыцаря, и тот обнаружил, что не может оторваться от них. — Видимо, мне следует поблагодарить тебя за хорошие манеры, поскольку столь многие мужчины не имеют их вовсе.

— Не стану возражать, — жизнерадостно отозвался валлиец. — Но позволь задать вопрос: я невольно услышал разнос, устроенный тобой тому глупцу. Это был арабский язык?

Миндалевидные глаза прищурились, но самую малость.

Да, арабский, ответила дама. Ни один другой язык не сравнится с ним по изобретательности ругательств или цветистости проклятий.

— Тогда, может статься, ты согласишься выучить меня парочке таковых? — Морган улыбнулся самой подкупающей из улыбок. — Взамен я охотно познакомлю тебя с несколькими своими.

— Сильно сомневаюсь, что у тебя есть что мне предложить.

— Так ты говоришь по-валлийски, госпожа? Или по-английски?

— Нет, не стану этого утверждать. Признаться, я никогда даже не слышала их вживую.

— В таком случае, рад помочь. Beth yw eich enw? Thou may me blisse bringe.

— Судя по медовому тону, едва ли это ругательства, сэр рыцарь.