Карета покачивалась на разбитой дороге. Когда Чарльз в очередной раз выглянул в окно, темная неестественно ровная тень холма уже возвышалась над ним. Даже на таком расстоянии он почувствовал, как затылок покалывает от предчувствия. Черная Хмарь — это всего лишь портал, сказал он себе. Он же пользовался им раньше, бояться нечего.

Чарльз глубоко вздохнул и нервно переложил деревянный ящичек, стоявший рядом с ним на сиденье. Положил руку на полированную крышку. Ох, как нужна ему была сейчас уверенность в правильности своих действий!

— Боже, помоги мне, — прошептал он. — Дай знак.

Он перевел взгляд на вершину холма, на Трех Троллей — древние дубы, растущие там от века. Как раз в этот момент с нижних ветвей снялись три вороны, по одной с каждого дерева. Был ли это тот самый знак, о котором он просил? Чарльз пожал плечами. Так тому и быть.

ГЛАВА 23, в которой все складывается на удивление удачно

— Говорите, все ушли? — спросил аббат Сиснерос. Он оторвал глаза от бумаг на столе и поправил очки на носу.

— Да, Ваше Высокопреосвященство, все ушли, — ответил брат Антолин, секретарь настоятеля.

— Куда же они подевались? — Аббат отложил перо и подул на еще влажные чернила на листе перед ним.

— На экуменическую конференцию, Ваше Высокопреосвященство, — ответил секретарь. — Ту, которую созвал кардинал Бернетти.

— А, Люцернскую конференцию, да, да, я помню. — Настоятель задумчиво погрыз кончик ручки. — И что же, совсем никого нет?

— Кажется, нет, Ваше Святейшество.

Настоятель бросил ручку на стол.

— Не могу поверить, что во всем аббатстве больше никто не говорит по-английски. Возможно, кто-то из наших иностранных гостей?..

— Конечно, мы об этом подумали, — ответил брат Антолин. — Однако сочли неразумным привлекать посторонних к такому деликатному вопросу.

— Хм-м… — Настоятель снова взялся за ручку. — Возможно, ты прав. Лучше сначала попытаться разобраться самим. — Он подумал и встрепенулся. — А в епархию запрос посылали?

— Да, Ваше Высокопреосвященство, еще до того, как вам доложить. Но, похоже, все, владеющие английским, на конференции.

— Вот досада! — Настоятель что-то дописал на бумаге.

Секретарь сложил руки и ждал решения начальства.

Вскоре аббат Монсеррата закончил работу и поинтересовался:

— Вы сами видели этого парня?

— Да, Ваше Высокопреосвященство. Выглядит вполне обычным, хотя и одет довольно странно.

— О нас некоторые сказали бы то же самое, — заметил аббат Сиснерос.

— Вы правы, Ваше Высокопреосвященство.

— Значит, местная полиция просто высадила его у ворот, так?

Брат Антолин кивнул.

— Это все, что я знаю.

— И мы не можем найти человека, способного расспросить его?

— Говорят, у брата Лазаря есть помощница, кажется, немецкая монахиня, она знает английский.

— Вот! — Настоятель торжествующе воздел ручку. — Вызовите сестру и действуйте соответственно. — Он вернулся к своей работе. — И вот еще что, брат, пусть этим делом дальше занимается приор Донато. Сообщите ему все подробности, относящиеся к делу.

— Но брат Томас сейчас тоже на конференции в Люцерне, Ваше Высокопреосвященство.

— Ах, да. Ну ладно, как-нибудь решите. — Настоятель махнул на секретаря рукой. — Потом мне доложите. Не сомневаюсь, что вы с этим справитесь.

— Хорошо, Ваше Высокопреосвященство. — Секретарь вышел из кабинета, и вернулся к своему столу, где его ждал молодой послушник. Брат Антолин сказал монаху: — Аббат Сиснерос поручил это дело мне. Передай брату Лазарю, пусть возьмет свою помощницу, немецкую монахиню, и ждет меня в зале для приемов. Она поработает переводчиком.

Полицейский высадил Кита у ворот и оставил на попечение привратника, коренастого испанца с пухлыми руками и лицом херувима. Следующие несколько часов Кит провел в его домике в качестве то ли пленника, то ли гостя: его не запирали, но выйти он не мог; стоило ему встать, как тут же подбегал привратник и начинал ругаться по-испански. Киту дали понять, что нужно ждать, пока кто-то — он не понял, кто именно, — не решит его судьбу. Дали воды с лимоном и немного сухих галет. Звонили церковные колокола, однажды пришел священник, посмотрел на него, обменялся парой слов с привратником и ушел. Кит так и пребывал в неведении.

Он решил, что никакого смысла ссориться с привратником нет, да и как с ним поссоришься, не владея испанским? Значит, оставалось притвориться покладистым и ждать, что будет. Ожидание затянулось до вечера. Колокол ударил уже в третий раз, когда снаружи послышались шаги, распахнулась дверь, и Киту предложили выходить. За порогом стояли два здоровенных рабочих в пыльных, потертых одеждах и тот священник, который заглядывал к нему раньше.

— Gracias, — сказал Кит, используя свой небольшой запас испанского. Священник улыбнулся, похлопал его по плечу и жестом пригласил следовать за собой. Кит с удовольствием покинул изрядно надоевшую ему сторожку и вышел на очень красивый предзакатный двор аббатства. Зубчатые серые вершины краснели в свете заходящего солнца, они словно парили в воздухе, накрыв тенями территорию аббатства. Ближе к вечеру стало отчетливо прохладнее.

Маленькая процессия поднялась по длинной извилистой аллее в следующий огороженный двор. Одной стороной он выходил на огромную церковь аббатства, которая казалась высеченной из скалы; с другой стороны располагалось величественное каменное здание с фасадом в стиле барокко. Кита провели внутрь; выложенный плиткой вестибюль сменился длинным, обшитым панелями коридором, пахнущим пчелиным воском и лаком для дерева. Его привели в зал, где не было ничего, кроме деревянных стульев, выстроенных вдоль стен.

— Siéntense, por favor

, — произнес священник.

Кит вошел в комнату, и дверь за ним закрылась.

— Надо же, фигня какая, — пробормотал он.

Большую часть дня он просидел — сначала в полицейской машине, потом на стуле в сторожке, — так что теперь решил размять ноги и попытаться понять, что с ним собираются делать. Почему бы просто не отпустить его? И каковы шансы получить нормальную рубашку и брюки? Он неловко чувствовал себя в своей такой удобной в Речном Городе, но такой нелепой здесь одежде из шкур животных.

Он уже раз пять обошел зал, когда услышал голоса снаружи. Он стоял у двери как раз в тот момент, когда в нее входили пожилой седой монах в черной рясе в сопровождении молодой женщины в сером платье монахини.

— Мио Дио!

— воскликнул монах, не ожидавший встречи с первобытным человеком. Он даже слегка подпрыгнул и невольно толкнул женщину, шедшую за ним. Она придержала монаха за локоть и, обойдя его, вошла в зал. Увидев перед собой обросшее чудо в мехах, монахиня открыла рот и широко раскрыла глаза.

— Вильгельмина! — выдохнул Кит.

Она наклонилась вперед, изучая его лицо.

— Кит, слушай, это в самом деле ты? Тебя под твоей прической и не разглядишь!

— Я, Мина, я. — Он ринулся вперед, протягивая руки, чтобы обнять ее. — Я безумно рад тебя видеть!

Мина отшатнулась. Кит опешил.

— В чем это ты одет? — сморщившись, спросила она. — Что это за запах?

— А, долго рассказывать, — отмахнулся Кит. — Вот ты что здесь делаешь? И где мы вообще?

— Разве ты не знаешь?

— Никто мне ничего не говорит, — он сокрушенно покачал головой.

Седовласый священник шагнул вперед.

— Вильгельмина, — сказал он по-немецки, — ты его знаешь? Кто этот мужчина?

Мина повернулась. На лице у нее все еще сохранялось выражение радостного недоверия.

— Позвольте представить моего старого друга. Кит Ливингстон.

Священник изумленно вздохнул. Он осмотрел Кита с головы до пят и обратно.