Пока первый целитель удерживал кожу маленьким бронзовым зажимом, второй золотым пинцетом начал быстро доставать кусочки сгустков крови и мертвой плоти. Очистив небольшую площадку, он начал извлекать фрагменты раздробленной кости, бросая их в небольшую серебряную миску.

Анен стоял рядом, скрестив руки на груди, и наблюдал за ходом операции. Когда жрец закончил удалять осколки кости, Анен сделал знак третьему жрецу — невысокому, коренастому мужчине с бритой головой и круглым ангельским лицом. Он подошел к постели с бронзовым инструментом, напомнившим Бенедикту столярный бурав. Пока первый жрец осторожно придерживал освобожденный лоскут скальпа, бурав приложили к очищенной кости.

Подошел четвертый жрец и крепкими руками взялся за голову пациента. Раздался такой звук, с которым жернов перемалывает кукурузные зерна. Не в силах смотреть, Бенедикт отвернулся. Ужасный звук все продолжался и продолжался, а когда стих, Бенедикт увидел в черепе отца аккуратную круглую дыру. Точно под ней виден был жуткий сгусток крови красно-черного ядовитого цвета. Анен повернулся и ободряюще улыбнулся Бенедикту, давая знак, что пока все идет нормально.

Место коренастого целителя занял другой. Маленьким золотым ножом он начал осторожно скоблить сгусток, мало-помалу удаляя его и промокая кровь из свежей раны. Он сбрасывал соскобы в миску и часто промывал лезвие в растворе уксуса. Вскоре рана была вычищена, золотым пинцетом удалены совсем маленькие остатки разбитой кости. Показалась серовато-розовая плоть.

Анен шагнул вперед; остальные отступили, давая ему возможность осмотреть работу. Он наклонился и нежным прикосновением ощупал аккуратный разрез и гладкие края кости, внимательно осмотрел рану и перемолвился несколькими словами с целителями. Анен кивнул и подошел к Бенедикту.

— Под костью было сильное кровотечение, — сказал жрец. — Мы его остановили. Давление в норме. Остается наблюдать и ждать.

Бенедикт уловил только интонацию и пробормотал «Спасибо».

Анен сжал плечо молодого человека, а затем вернулся, чтобы проследить за перевязкой. Небольшой золотой диск промыли раствором уксуса, а затем приложили к черепу. Работая ловко и эффективно, жрецы закрыли рану, приладив скальп на место и зашив края. Голову Артура забинтовали, получился почти тюрбан. Все четверо целителей отступили назад, поклонились пациенту и Анену, собрали подносы и инструменты и ушли, оставив Второго жреца наблюдать за пациентом. Анен разрешил Бенедикту подойти.

Несмотря на только что перенесенное испытание, отец, казалось, мирно отдыхал. Дыхание ровное, хотя и неглубокое. Бенедикт посчитал это хорошим знаком. Он сел на табурет возле постели и всем своим видом показал, что будет дежурить.

Незадолго до утра во дворе храма началось какое-то волнение. Бенедикт, дремавший на своем табурете, проснулся от громких криков и топота ног. Оглядевшись, он увидел, что жрец, стоявший у входа, исчез. Он подошел к дверям и выглянул наружу. По двору бежали жрецы с факелами; они поспешно запирали ворота. Вскоре снова стало тихо.

Бенедикт вернулся к отцу. Изменения казались очевидными: отец успокоился, морщины на его лице разгладились, лицо выглядело собранным и волевым. Бенедикт повернулся, чтобы заменить свечу в подсвечнике, и услышал слабый звук. Оглянувшись, он увидел, как шевельнулись губы отца. Он наклонился ближе.

— Я здесь, отец. Ты что-то сказал?

Сухие губы снова шевельнулись, и Бенедикт едва расслышал шорох, похожий на слова.

— Я не понял, отец. Повтори.

Теперь он разобрал хриплый шепот:

— Колодец Душ… Иди… — Артур вздохнул и, казалось, стал более плоским на постели.

— Что? Отец, скажи еще раз! — Бенедикт в отчаянии смотрел на отца, леденящий страх скручивал узлом его внутренности.

Артур молчал. Бенедикт наклонился ближе.

— Отец, я тебя не понял. — Он слегка потряс отца за плечо. — Пожалуйста, повтори, что ты сказал?

— Колодец Душ… — Слова прозвучали как стон. Из последних сил Артур прижал руку к груди. Бенедикт заметил место, где остановилась рука. — У меня есть… место, здесь, — выдохнул Артур и замолчал.

Бенедикт всмотрелся в символы, вытатуированные на теле отца — в знакомую толчею значков, в которых он только начинал учиться ориентироваться. Он снова потряс отца за плечо.

Ответа не последовало.

— Отец! — закричал Бенедикт, — Пожалуйста! Я не понимаю, что ты хочешь сказать.

Он подбежал к двери и позвал на помощь. Оставленный дежурить жрец появился почти сразу же. Он поклонился Бенедикту, протиснулся мимо него, быстро подошел к постели и упал на колени. Сначала он положил руку Артуру на грудь, затем поднес ухо к носу и рту пациента и замер, прислушиваясь.

— Он же просто… — начал Бенедикт.

Жрец резко поднял ладонь, требуя тишины, а затем приложил кончики пальцев к шее Артура. Подождал, встал, взял с подноса с инструментами небольшой прямоугольник из полированной бронзы и поднес его к носу больного.

Бенедикт знал, что это значит. Боясь того, что увидит, но не в силах отвести взгляд, он с растущим опасением смотрел, как целитель повернул к нему маленький бронзовый прямоугольник. Полированная поверхность осталась совершенно чистой. Отец больше не дышал.

Целитель покачал головой, встал и, подняв ладони на уровень плеч, начал напевать тихим, гудящим голосом.

Бенедикт прижался спиной к стене, не сводя глаз с тела отца. «Нет. Этого не может быть, — пробормотал он, стуча кулаком по стене и не замечая этого. — Он только что разговаривал со мной. Он не мог уме… — Мальчик не мог заставить себя произнести это слово.

Он кинулся к постели отца, упал на его тело. Не почувствовал никакого сопротивления, никакого отклика. Он сжал лицо отца в ладонях и с удивлением почувствовал, что оно еще теплое.

— Не оставляй меня! — Его голос надломился. — Пожалуйста… не оставляй меня!

Сильные руки подхватили его и отнесли на пару шагов. Голова Артура безвольно повернулась набок. Бенедикт вырвался.

— Он без сознания, — выкрикнул он. — Надо его разбудить.

Жрец что-то произнес, покачал головой и снова запел.

Во дворе послышался мощный глухой удар — что-то ударило в ворота храма. Бенедикт повернулся на звук. В комнату ворвался слуга, взглянул на молящегося жреца и снова исчез. Бенедикт, почти утонувший под тяжестью огромной волны горя, сложил руки и тоже начал молиться, молиться так, как никогда в жизни до этого.

Следующее, что он увидел — Анен, стоявший перед ним с мрачным выражением лица. Второй жрец печально смотрел на юношу. Он указал на тело своего друга и сказал что-то, чего Бенедикт не понял. Он помотал головой, тогда Анен взял его за руку и подвел к постели. Он приложил руку молодого человека к телу его отца и держал ее там. Тело остывало.

Анен снова заговорил.

— Мы хотели ему помочь, но не смогли. Его душа вошла в Дом Мертвых и теперь путешествует в загробных мирах. — Он указал на тело на постели и, казалось, ждал ответа.

Бенедикт смотрел на фигуру, застывшую с рукой на груди. Преобразование началось; тело больше не проявляло признаков жизни. От него осталась только оболочка, унылая, сломанная оболочка. Человек, которого он знал и любил, ушел из жизни.

Вильгельмине нравилось посещать аббатство в Монсеррате, и она с нетерпением ждала следующего визита туда. Ничего и никогда она не ждала с таким нетерпением и замиранием сердца. В некотором смысле это напоминало чувство, испытанное ей еще в школе, накануне ежегодной экскурсии в Британский музей; она любила это место, любила подготовку к поездке, наверное, похожие чувства испытывает паломник, вступающий на путь, ведущий к святому месту. Возможно, она и сама была таким паломником.

Одна только мысль о работе с братом Лазарем, о долгих беседах за кухонным столом в обсерватории высоко в горах, под кисловатое вино и разговоры об астрономии, космологии и физике, о попытках проникнуть в тайну путешествий между мирами, заставляла сердце Вильгельмины биться чаще. Она нашла его — или, как он предпочитал говорить, ее направили к нему — чтобы продолжить обучение, чтобы выполнить свое предназначение. Там она ощущала себя собранной и готовой к любым неожиданностям, а он для нее был мудрым наставником, дядей, родным человеком, которого в прежней жизни у нее не было.