— Что? — тихо спросила Карина, стараясь не встретиться со взглядом его темных, чуть раскосых глаз.

— Ничего. Попрощаться хотел. Ты ведь остаешься, не летишь?

Она кивнула.

— Ну вот. Как себя чувствуешь, кстати?

— Ничего.

— Молодец, — он слегка прищурился, так, как это любил делать Олег. Правда, лицо Вадима не приобрело холодновато-насмешливого выражения, — стало добродушным, немного детским. — Ну пока.

— Пока, — сказала Карина.

Она по-прежнему ничего не понимала в нем. Он казался ей загадкой, хитрецом, маскирующимся под простака, недругом, по какой-то причине оттягивающим сокрушительный удар.

Почему он до сих пор ничего не сказал Леле? Чего добивается от Карины, играя с ней как кот с мышью, начиная и не заканчивая разговор, глядя своим странным, настороженным и укоризненным взглядом?

Ответить на эти вопросы Карина не могла. Она молча смотрела, как Вадим удаляется от нее, сливается с веселой, многоголосой компанией оркестрантов.

Подошли Леля с Олегом. Леля почти совсем успокоилась, Олег бережно поддерживал ее под руку, оба улыбались.

— Пора, — громко провозгласила Любаша, взваливая на плечо огромный баул. — Все на месте?

— Да вроде, — ответило ей из толпы сразу несколько голосов.

— Ну и отлично. Идем.

Олег поднял с полу сумку.

— Лель, ты оставайся здесь. Толку нет гуда ходить. только затолкают.

— Нет, я провожу.

Он пожал плечами:

— Ну ладно.

Карина стояла рядом, дожидаясь, пока Олег обратит на нее внимание. Но тот больше не смотрел в ее сторону, всецело поглощенный прощанием с Лелей.

Они, все трое, пристроились в хвост очереди на регистрацию. Впереди оказался Вадим.

Очередь двигалась быстро. Вот взметнулась вверх веселенькая оранжевая Вадимова сумка, проехала по бегущей дорожке, просвеченная со всем своим содержимым. Вслед за ней двинулась скрипка в чехле.

— Все, пока. — Олег поцеловал Лелю в щеку, протянул свой билет девушке, сидевшей на контроле.

— Пока, — хрипло проговорила Леля, делая шаг назад и прижимаясь к Карине. Та обняла ее за плечи.

Олег уже догонял Вадима. Вот он поравнялся с ним, что-то сказал на ходу. Тот в ответ качнул черноволосой головой, они вместе приблизились к стеклянным дверям накопителя.

Вадим шагнул вперед и скрылся из виду.

Кирина не отрываясь и не моргая глядела на широкую. безупречно прямую спину Олега.

Внезапно он остановился. Поправил сумку на плече. Обернулся. Его быстрый, цепкий взгляд достиг Карины. Он смотрел на нес, только на нее, прямо ей в глаза, как прежде, — уверенно, спокойно, слегка насмешливо, будто призывая не относиться ни к чему в этой жизни чересчур серьезно.

На мгновение уголки его губ дрогнули в едва заметной улыбке. Затем он повернулся, толкнул дверь и исчез.

— Есть хочу, — тоненько и капризно протянула Леля над самым Карининым ухом.

Та вдруг почувствовала, как внутри нее закипает глухое раздражение. Господи, как достала эта девчонка! Как надоела своими вечными слезами, жалобами, нытьем, надоела им обоим! Кто ее гнал сюда! Сидела бы дома, как все нормальные беременные, дала бы им с Олегом проститься по-человечески, — так нет, притащилась в аэропорт, устроила истерику на глазах у всех, а теперь ей, видите ли, есть захотелось! Принцесса!

Карина с неприязнью поглядела на Лелю, но тут же взяла себя в руки. Что же это она! Ведь Леля — законная Олегова жена, носит под сердцем его ребенка, любит мужа так преданно и самоотверженно, что не замечает предательства и обмана.

И Карину она любит, смотрит на нее доверчиво, ожидая, что та пожалеет ее, поддержит, даст совет, как поступить в трудной ситуации.

— Пойдем возьмем тебе что-нибудь перекусить, — ласково сказала она Леле. — Там, при входе в зал, было бистро.

— Нет, — Леля замотала головой, — я эту гадость есть не буду. Ладно уж, дотерплю до дому. Или вот что — купим пакет молока и булочку.

— Идет, — согласилась Карина.

Они отыскали продуктовую палатку, в которой все продавалось втридорога, взяли молоко «Милая Мила» и ромовую бабу. Леля жадно надкусила бабу, проткнула соломинкой дырочку в пакете и с наслаждением принялась пить.

Карина терпеливо ждала, пока она насытится. Наконец Леля доела последние крошки, скомкала пустой пакет и бросила его в урну.

— Как хорошо! — Она счастливо улыбнулась. — Ты себе не представляешь, что за волчий голод я иногда испытываю — так бы и мела все подряд. Никогда не думала, что стану такой троглодиткой.

— Это не ты, — успокоила ее Карина, — это маленький. Поехали, а то ты уже третий час на ногах.

— Поехали, — со вздохом согласилась Леля.

На обратном пути она уснула у Карины на плече. Машина неслась по пустой, свободной трассе, в окно нестерпимо ярко светило солнце. В салоне было душно, да еще шофер, молодой, бритый под ноль парень, беспрестанно дымил, едва приспустив боковое стекло.

Карина пробовала уговорить его не курить или хотя бы открыть окно побольше, но тот уперся по непонятной причине. Везти же их до Москвы он взялся за смешную цену, и потому волей-неволей приходилось терпеть его прихоти.

Карина изнывала от жары, плечо, на котором лежала Лелина голова, затекло и болело, затылок уже не просто ныл, а раскалывался до темноты в глазах, до тошноты.

Она ехала и думала, что Русудан оказалась права — вскоре она потеряет обоих — и Олега, и Лелю. Олег не сможет бросить жену, океан Солярис слишком сильно воздействует на него, слишком давит на болевую точку.

Стало быть, надо осуществлять свой план и ехать к Верке. Апрель наступает через пять дней.

Интересно, как отреагирует на ее исчезновение Олег? Смирится сразу, возможно, даже вздохнет с облегчением? Или будет пытаться вернуть ее, сохранить ту нелепую двойную жизнь, к которой они приладились в течение последних месяцев?

Как вести себя, что ему сказать? Да и нужно ли им вообще видеться, не лучше ли сжечь за собой все мосты, отрезать пути к отступлению?

Слишком далеко все зашло. Так далеко, что страшно подумать, чем это может кончиться.

Карина искоса глянула на Лелино лицо — во сне оно раскраснелось, было безмятежным, спокойным и ангельски красивым.

Леля говорит правду — она не проживет без Олега и дня, скорее всего, просто сойдет с ума, изойдет слезами, не будет ни есть, ни пить, высохнет как щелка. У нее нет ничего, за что можно было бы зацепиться, что было бы в состоянии ее отвлечь, — ни любимого дела, ни хороших, настоящих подруг. И ребенок, долгожданный, желанный ребенок, также не станет ее жизнью, у которой лишь один смысл — Олег.

Леля почувствовала, что на нее смотрят, заворочалась, что-то пробормотала, повертела головой и открыла глаза, голубые и ясные, как у младенца.

— Уже приехали?

— Подъезжаем. Ты спи дальше.

— Нет, я больше не хочу. — Леля выпрямилась и села. — Господи, здесь как в бане. Я вся мокрая. — Она расстегнула «молнию» болоньевого пальто.

— Смотри, как бы не продуло, — забеспокоилась Карина. — Если вспотела, лучше дотерпи до дома, а то прохватит на сквозняке в два счета.

— Не прохватит. — Леля слегка отодвинулась от Карины к окну, задумчиво вычерчивая пальнем на стекле какой-то узор. — А Олежка сейчас в воздухе. Как думаешь, вспоминает он обо мне?

«Как блаженная», — подумала Карина, а вслух сказала:

— Конечно, вспоминает.

— Он обещал позвонить сразу, как только они прилетят… — Леля хотела что-то еще прибавить, но вдруг замерла, прижимая ладонь к животу. — Ого, как двинул! Слоненок, да и только.

— Может быть, ему воздуха не хватает?

— Да нет, — успокоила Леля. — Он последние дни все время так, даже ребра болят. Ой, скорей бы отделаться, надоело, жуть! На животе поспать охота, прямо мочи нет, — она подвинулась к Карине, пытаясь устроиться поудобнее.

Машина свернула с кольцевой автодороги на шоссе.

— Сейчас прямо и направо, — объяснила Карина парню.

— Понял, — тот наконец выкинул окурок и крутанул руль.