— Карина.

— Распоемся для начала? — Николай снял пальто, аккуратно повесил на спинку стула и громко прочистил горло: — Ми-а, ми-а, ма.

У него был шикарный бас, чем-то напоминающий Сашин. Карина заиграла распевку, Николай навис над пианино, выводя на весь зал оглушительные рулады.

Они прошли от корки до корки несколько арий и дуэтов, после чего Николая сменила меццо-сопрано Галина, несколько надменная брюнетка с легким восточным акцентом. За ней пришла худенькая. смешливая сопрано Соня. Последним репетировал Андрей, тенор, долговязый и унылый парень с почти полностью сросшимися на переносице бровями. Его партия была самой сложной, и они с Кариной бились над ней около часа.

Время пролетело настолько стремительно, что Карина не заметила, как настал вечер. Часы показывали без трех минут пять.

Из-за двери долетали отдаленные звуки скрипок.

«Все еще репетируют», — подумала Карина с уважением и сочувствием. Она вспомнила, каким приходил Олег с работы — вымотанным до предела, отрешенным ото всего. Теперь Карина знала почему.

Поняла она и причину Лениных конфликтов с ним. Та хотела, чтобы он, возвращаясь домой, отключался от оркестровых дел, расслаблялся, шел на контакт. Но после многочасовой напряженной игры расслабиться тяжело, а порой и просто невозможно.

У самой Карины невольно прокручивались в голове отрывки из только что исполненных арий. Она решительно захлопнула крышку фортепьяно, вышла из камерного зала и поднялась наверх, в оркестровый. Тихонько приоткрыла дверь, заглянула внутрь.

В зале репетировала одна скрипичная группа. Остальные оркестранты уже разошлись. Чувствовалось, что скрипачи зверски устали.

Лица у всех были бледными, глаза воспаленными, однако никто не думал выражать недовольство или нетерпение. Раз за разом проигрывалось одно и то же место из «Страстей» в высокой тесситуре, со сложными переходами из позиции в позицию.

Карина осторожно, стараясь не скрипнуть, присела на один из стульев и еще минут двадцать слушала, как Олег вычитает интонацию со своей группой, яростно борясь с самой минимальной фальшью.

Наконец он опустил скрипку и провел рукой по волосам, закидывая их назад:

— Все. Хватит на сегодня.

Народ оживился и начал складывать инструменты. Мимо Карины прошел Вадим, вопреки обыкновению угрюмый и молчаливый. Лоб его был совершенно мокрым от пота.

— Пока, — улыбнулась ему Карина.

— Ты еще не ушла? — Вадим глянул на нее с недоумением, потом кивнул понимающе. Маэстро поджидаешь? Вместе поедете?

Что-то в его тоне Карине не понравилось. Она уловила в нем легкую иронию. На мгновение ей показалось, что парень смотрит на нее с неприязнью и даже осуждающе.

Карина почувствовала, как моментально холодеют руки. Что, если он догадался? Все понял? Но как, откуда?!

— Чао, — Вадим махнул на прощанье рукой и скрылся за дверью.

Карина усилием воли подавила волнение и страх. Никто ничего не может знать. Она просто Олегова соседка, пришедшая работать в капеллу взамен беременной Риты. Им по пути, поэтому она осталась ждать Олега, а не уехала домой на метро. И пусть кто-то скажет, что у нее нет на это права!

Едва Карина и Олег поднялись на пятый этаж, на лестничную клетку из квартиры выглянула Леля.

— Пришли! — обрадовалась она. — А я жду, жду и слышу — голоса. Как дела?

— Нормально, — лаконично ответил Олег.

Карина достала было из сумки ключи, но Леля отчаянно замотала головой:

— Нет, нет, нет! И не думай слинять к себе! Я блинчиков напекла, Олежкиных любимых, с мясом и творогом. Сейчас будем ужинать.

Олег бросил на Карину быстрый, насмешливый взгляд:

— Придется тебе пойти. Лелька столько готовит, что мне одному за два дня не съесть.

На кухонном столе действительно стояли две огромные миски, до краев наполненные аппетитными, румяными блинчиками.

— Сметана к мясу, сгущенка к творогу, — деловито прокомментировала Леля, доставая из холодильника две баночки. — А к чаю клубничное варенье откроем, по такому случаю в самый раз будет.

Сидя за столом, Карина чувствовала, что кусок не идет ей в горло, несмотря на то что ее пищей в течение дня была лишь чашка кофе с бутербродами.

Леля смотрела на нее ясными, преданными глазами и беспрестанно сыпала вопросами, на которые Карина с трудом выдавливала из себя ответы. Олег, по обыкновению, молчал, уткнувшись в тарелку.

Так прошло примерно полчаса, и она решила, что пора сматывать улочки.

— Спасибо, все было очень вкусно. — Карина поднялась из-за стола, пытаясь незаметно поймать взгляд Олега, но тот по-прежнему сосредоточенно занимался едой.

— Не за что, — весело проговорила Леля, также вставая, — иди отдыхай, ты, наверное, устала как собака. — Она принялась повязывать кокетливый полотняный фартук. — Олежка, ты тоже ложись, а я посуду помою.

При упоминании о посуде Карину охватил стыд. Она глянула на осунувшееся, с темными тенями под глазами, Лелино лицо, потом на мойку, полную грязных тарелок и чашек, и решительно сказала:

— Посуду мою я.

— С какой это стати? — запротестовала Леля. — Ты работала, напрягалась, а я весь день без толку сидела…

— Как же, сидела, — перебила ее Карина, кивая на груду оставшихся на столе блинчиков. — Неизвестно еще, кто больше устал. Отдавай фартук и пойди приляг.

— Ладно. — Леля послушно развязала тесемки. Я тогда Олежке массаж сделаю, а то у него спина болит в последнее время.

Она обняла Олега и увлекла за собой в комнату.

Карина надела фартук и пустила горячую волу. Не спеша перемыла посуду, потом тщательно перетерла ее полотенцем и водрузила на полку в шкаф.

Из комнаты, куда ушли Олег и Леля, не доносилось ни звука.

Карина повесила фартук на место, покинула К кухню и осторожно приоткрыла дверь в гостиную.

Взгляду ее представилась мирная и умилительная картина: Олег лежал на диване лицом вниз, голый по пояс. Рядом, по-турецки поджав ноги, сидела Леля и нежно касалась пальцами его спины, тихо воркуя себе под нос. Вошедшую Карину оба не заметили.

У той болезненно заныло сердце. За прошедшие сутки она только и думала что о тех страданиях, которые принесет Леле, тайком похитив у нее Олега. Но о том, что ее саму будет терзать ревность, Карина и помыслить не могла. До этой минуты.

Теперь ей страстно захотелось зажмуриться, чтобы не видеть обнаженный мускулистый торс Олега и обнимающую его сверху Лелю. Это причиняло Карине боль, гораздо более сильную и острую, чем сознание собственной греховности и подлости.

Она хотела закрыть дверь, но та вдруг заскрипела, протяжно и жалобно.

Леля подняла голову, поймала Карину в фокус своего зрения и тепло улыбнулась:

— Ты уже все? Спасибо. Посидишь с нами?

— Нет, пойду. Уже поздно, хочу выспаться как следует.

— Спокойной ночи. — Леля помахала рукой и потрепала Олега по волосам: — Эй! Человек уходит, а ты лежишь как полено! Попрощайся хоть.

— Пока, — не отрывая лица от диванной подушки, сонно сказал Олег.

Карина перешла из квартиры в квартиру, захлопнула дверь, опустилась на галошницу и заплакала горько и безутешно. Так, как не плакала давным-давно.

Дура! Как она могла оказаться столь самонадеянной, безоговорочно поверить в то, что действительно нужна такому парню, как Олег? Он может и сам не осознавать, чего хочет, а на самом деле любит свою жену.

Да и как не любить ее, молодую, ослепительно красивую, обольстительную, с умелыми и нежными руками, готовую ради него на все?!

Карина прерывисто вздохнула, пытаясь унять слезы, но лишь зарыдала пуще прежнего. Нет, она не будет себе лгать. Какой от этого прок? Одно хорошо, что она ничего не успела сказать о своем уходе школьной администрации.

Завтра все будет как обычно: школа, класс на втором этаже, ученики. Ни в какую капеллу Карина больше не пойдет, а Олега не пустит и на порог своей квартиры — хватит грезить наяву, пора проснуться и понять, что в жизни не бывает чудес, особенно когда тебе скоро стукнет тридцать один.