— Но как же вы тогда поняли, что это и есть осколок Сердца?
Фринн пожал плечами:
— Это очевидно. Когда касаешься его, тело пронизывает какая-то энергия, и многие вещи становятся очевидными. Вот вы сегодня спросили меня, когда я успел прочитать вашу курсовую. До того момента, как я прикоснулся к осколку, мне и впрямь потребовалось бы много времени, чтобы это понять. Но с тех пор чтение даëтся поразительно просто.
— Но ведь это здорово. Я никак в голову не возьму, почему же вас так раздосадовала речь князя?
Фринн взял ручку Милы и дружески еë похлопал. Натужно улыбнулся.
— Не думайте об этом. Просто мои мысли отправились не в том направлении. Наверное, после экспедиции стоило отдохнуть.
— Вы ведь только недавно вернулись, да?
— Позавчера вечером. Мой бриг до сих пор разгружают в порту, а я уже во всю участвую в светской жизни, — усмехнулся Фринн.
Мила озадаченно вздëрнула брови.
— Ещё и преподаëте к тому же.
— Об этом с Львом Мерецким, ректором Малнис, мы договорились давно. А потом я так извëлся на корабле от безделья, что с первого же дня принялся за работу.
Сложно было признавать это, неприятно, но Мила ощущала, как проникается к Фринну тëплыми чувствами. Первое впечатление оказалось неверным. Профессор не был самодовольным, не мнил себя покорителем женских сердец. Да и от славы, что обрушилась на него, всячески отмахивался.
Мила вдруг поняла, что подозрительно долго смотрит на профессора, и резко отвела взгляд. Негоже сейчас думать о глупостях! Не для того она сюда пришла.
Дождавшись, когда представление закончится и прибавят свет, Мила нашла глазами князя и обратилась к Фринну:
— Сейчас лучшее время, чтобы подойти к Его Высочеству. Вы со мной?
— Конечно! Идëмте.
Князь стоял недалеко от окна в компании Хопфа и двух графов. Судя по лицам, говорили о чëм-то несущественном, часто смеялись.
— А, господин Фринн со своей обворожительной спутницей! — приветствовал Михаил подошедших. Поцеловал руку Миле, за что та присела в реверансе.
Примеру князя последовали и остальные, от чего на щеках Милы проступил румянец. Обычный этикет, но никогда ещё такие могущественные люди не склонялись перед ней.
— Ваше Высочество, простите за наглость. Могу ли я обратиться к вам с личной просьбой? — решилась Мила.
Сердце от волнения колотилось, как безумное, не хватало воздуха. В глазах темнело, но Мила изо всех сил держалась, чтобы не упасть в обморок.
— Увы, от сих просьб не спрятаться, не скрыться, — кивнул князь. — О чëм вы хотели просить?
Мила растерянно посмотрела на Хопфа. Тот уже понял, о чëм пойдëт речь. Толстое округлое лицо его налилось кровью, мясистый нос как будто вытянулся и загнулся, а обыкновенно толстые губы сжались, превратившись в тонкую белую ниточку. Хопф яростно сигнализировал глазами, что не стоит поднимать эту тему. И именно такая реакция приободрила Милу.
— Ваше Высочество, мой отец, Афанасий Рябов, пропал вместе со своей экспедицией около трëх месяцев назад. Он долгие годы верой и правдой служил на благо Румелии, а теперь ему требуется помощь. Прошу, велите отправить спасательную экспедицию. Быть может ещё не поздно и есть надежда.
На последних словах Мила едва не расплакалась и остановилась, чтобы не опуститься до мольбы. Но Великий Князь Михаил обернулся к Хопфу и спросил:
— Милый друг, скажите мне, почему вы не выслали корабль по следам Афанасия Рябова? Я много слышал об этом почтенном искателе и могу с уверенностью сказать, что мы не должны бросать его на произвол судьбы.
— Ваше Высочество, это невозможно, — пролепетал осипшим голосом Хопф, подавшись вперëд. — Сезон штормов, да и путь его весьма неясен. Мы лишь растратим ресурсы, которые сейчас необходимы в других частях света.
— Прошу прощения за дерзость, но это пустые оправдания! — вступил в разговор Фринн. — Афанасий Фëдорович достоин того, чтобы перенести ради его спасения одну из штатных экспедиций. Всë равно те не приносят результатов.
— Да как вы смеете, господин Фринн?! — возмутился Хопф. — Вы и есть свидетельство тому, что любая экспедиция важна. Это кропотливейшая работа, и нет ничего удивительно, что в пустую уходят большинство усилий.
— Вы серьëзно? Да вас же распирает от желания выкинуть меня из совета за то, что я отклонился от утверждëнного плана. Разве нет? Разве не диким ором вы меня встретили, когда ещё не узнали про осколок?
— Вам повезло, Фринн, но это редчайшее исключение из правил. Если нет системы, то всë идëт кувырком!
— Значит, вы так цинично относитесь к человеку, который был вашим наставником? Что это? Месть за выговоры? Обида? — зло спросил Фринн.
— Не смейте так со мной разговаривать! Понахватались от матросни непотребщины! Здесь вам не кубрик, помните это.
— Порой мне и впрямь кажется, что такие железные задницы, как вы, по-другому не понимают. Сидите себе в кабинетах, писульками занимаетесь, пока реальность в окно не постучит!
— Ну, знаете!
Хопфа оборвал смех князя, который немедля подхватили и графы. Пришлось смеяться и самому Хопфу.
— Господа, что же вы устроили в присутствии дамы? Это недопустимо.
— Простите, Ваше Высочество, — в один голос повинились Фринн и Хопф.
— Сударыня, вы их прощаете? — игриво обратился князь к Миле.
Но той было совсем не до шуток. Ей казалось, что она стояла перед непреступной глухой стеной. Ни один довод не мог проникнуть сквозь неë, непроницаема она была и к чужим тревогам. Оттого отчаяние всë яростнее сжимало Миле горло.
— Ваше Высочество, прошу вас, не обрекайте моего отца на смерть. Ему необходимо помочь, пока не поздно.
— Увы, ничего не могу поделать. Глава совета всë очень доходчиво объяснил. Мы не имеем возможности отправить корабль неизвестно куда и непонятно зачем.
— Но как же… Ваше Высочество… Я же… — Мила ощутила, как ноги теряют опору.
Она собрала последние силы и бросилась к двери на террасу. Повисла на ограде и судорожно пыталась вдохнуть поглубже. В ушах шумело.
Всë получилось так плохо, что хуже не придумаешь. Чего ради Мила так унижалась? Просила? Прав был Фринн, этим людям на всë плевать! Обратилась она к самому́ Великому Князю, и что? В итоге насмешки и издëвки, от которых так мерзко на душе.
— Рябова? А вы что здесь делаете? — проскрипел знакомый голос.
Мила утëрла слëзы и обернулась. Рядом стоял профессор Валенберг. Маленькие чëрные глаза, один из которых спрятался за моноклем, крючковатый нос, тонкие губы и почти отсутствующий подбородок. Длинные седые волосы как обычно зачëсаны назад и собраны коричневым атласным бантом в хвост. И как всегда на Валенберге висел несуразный коричневый костюм. У профессора как будто другой одежды вовсе не было.
— Вы? — выдохнула Мила. Только этого сейчас ей не хватало. — Я думала, вы уже покинули город.
— Пока что я здесь, как видите. Решил задержаться и посетить приëм. Не часто осколки находят, — мелко захихикал Валенберг.
— И не говорите.
— А вы как сюда пролезли? Да ещё в таком вульгарном платье. Такой вырез глубокий, что мягонькие зефирки вот-вот вывалятся.
Мила сжала зубы. Так и знала, что этот мерзкий старикашка возьмëтся за своë.
— Профессор, держите себя в руках, пожалуйста.
— Да я вроде и не сказал ничего такого. Это же очевидно, — кивнул он на декольте.
Мила отступила на шаг и попыталась прикрыться ладонью.
— Что вам от меня надо? Идите вон! Теперь вам нечем меня шантажировать. Я расскажу о вашем поведении.
Валенберг хмыкнул, пригладил волосы.
— Рябова, вы такая ранимая, что меня смех разбирает.
— Вот идите и смейтесь где-нибудь подальше от меня.
— Ладно, чëрт с ним. С кем вы тут? Хоть это расскажете?
— Между прочим, с профессором Фринном.
— Да вы с ума сошли! — Валенберг резко переменился в лице, шрам его побагровел.
— С чего бы это? Ревнуете? — усмехнулась Мила. Она хотела уязвить его. Не каждый день можно похвастаться тем, что пришла в компании виновника торжества.