Участники завели себе привычку обниматься друг с дружкой во время финальной песни. Вот и теперь тоже: Кю обнял Пелагею у всех на виду, потому что его переполняли эмоции. Он справился, он не подвёл группу, и концерт прошёл великолепно. В честь такого случая можно позволить себе некоторую вольность.
Пелагея от его «вольности» совершенно растерялась: вырываться как-то неудобно, люди же смотрят. Ши увидел это безобразие — и снова поспешил ей на помощь. Он с коварным выражением лица подкрался к Кю сзади, распростёр свои ручищи и обнял их двоих.
— Палишься, приятель! — гаркнул он на ухо младшему, предварительно убрав микрофон. — Тут её муж, и он вполне может быть ревнив. Давайте-ка на счёт три расходиться. Один, два, три!
Они расцепили руки, словно так и было задумано, и вернулись в общую гурьбу, где обезумевший от радости Йе обливал Хёка питьевой водой из бутылки, гонялся за Рё и напоследок снял с себя майку, чтобы швырнуть её в зал.
Публика взрывалась хохотом и аплодисментами. Фанатки выкрикивали признания в любви всем, кроме Пелагеи. Мигали фонарики, попадали на одежду брызги (это уже Шин решил повеселиться и расходовал воду почём зря). Парни дурачились, как могли. Пелагея в импровизированном танце ненароком совершила шаг, поворот, шаг, поворот и едва не превратилась в летучую мышь. В последний момент спохватилась. И надо было видеть лицо Ли Тэ Ри, который наблюдал за женой из зала.
Наконец, ног под собой не чуя, участники попрощались со зрителями, добрались до своей гримёрки и без сил рухнули кто куда. Эльф уже их ждал. Усадив Пелагею к себе на колени, он заставил её выпить воды, чтобы восполнить баланс в организме.
— Эй, фраза про баланс моя, — ворчала Юлиана. — И вообще, катился бы ты отсюда. Её менеджер я.
Ли Тэ Ри устремлял на неё свой светлый взор, и Юлиана теряла всякую охоту связываться с этим вечно живущим властным негодяем.
Ладно, так и быть, делай с Пелагеей, что хочешь. Но только сегодня, понял?
Вокруг других мемберов тоже суетились их менеджеры.
— Чувствую себя так, словно заново родился, — говорил Рё.
— Надо бы ещё разок замутить мировое турне, — бормотал умирающий от усталости Йе.
— Согласен, — поддерживал Шин. — Попутешествуем. Килограммы заодно сброшу. Но имейте в виду: по сравнению с телом, у меня слишком большая башка. Если я сильно похудею, стану выглядеть, как головастик.
— А-ха-ха! — корчился от смеха Ши. — Ну ты как скажешь, хоть стой, хоть падай!
— Не надо тебе худеть, — авторитетно отозвался Ли с массажного кресла. — Будешь нашей изюминкой.
Кю дополз до трюмо и кое-как очистил лицо от макияжа ватными дисками, смоченными в каком-то чрезвычайно ароматном средстве. Потом он натёр кожу не менее ароматным тоником и притулился к плечу разморённого Ши.
Напротив, притулившись точно так же к плечу Ли Тэ Ри, лежала на диванчике Пелагея. Такая хрупкая, такая милая. И кожа-то у нее, в отличие от его собственной, на ощупь как шёлк, даже косметика её не портит. Провести бы пальцем по этой щеке, коснуться бы этих губ…
Кю осадил себя и постарался думать о чём-нибудь менее греховном. Например, о том, что на носу у него новый альбом, который надо записать. А поскольку голос у него, как говорят вокруг, идеальный, совершенный и в ноты попадающий, хорошо бы во время звукозаписи не ударить в грязь лицом, чтобы потом не подправлять полутона при помощи аппаратуры.
Потому что Кю всё же не такой совершенный и идеальный, и до высоких нот он не всегда дотягивает. И голос его далеко не всегда в форме, хотя и лучше, чем был до операции на связках.
Задумавшись, он не заметил, как заснул. А когда проснулся, обнаружил себя всё в той же гримёрке — на диванчике, где лежала Пелагея. Рядом, установив локти на коленях, сидел в задумчивости Ши. Вероятно, это он перенёс Кю, чтобы у него потом не болело всё на свете. Пелагеи с её мужем след простыл. Да и других участников поблизости не наблюдалось. Похоже, они давно ушли и осели где-нибудь в баре, чтобы отпраздновать завершение концерта.
— Открыл глазки, какой молодец, — оживился Ши. — Присоединишься к нам? Хотим выпить за успех. Кстати, ты такой трогательный, когда спишь. Не знал?
— Ой, вот только давай без твоих комплиментов, — проворчал Кю.
Поразмыслив, он решил, что промочить горло лишним не будет, и они с Ши отправились в бар, где заседали до двух часов ночи и изрядно набрались. Кю не помнил, как его довезли до общежития и сгрузили на кровать. В уме у него мутилось, то и дело всплывал образ Пелагеи. Назойливый образ, от которого хотелось отмахнуться, который хотелось возненавидеть — а вот поди ж ты, не получается!
Утро выдалось для Кю тяжелейшим. Голова была как чугун, тело гудело, словно по нему комбайн уборочный прокатился. Голос совсем охрип, и во рту стояла сушь. Выпить бы сейчас море — и то мало будет.
«Нет, — садясь в кровати, подумал Кю. — Нельзя доводить себя до такого, пусть даже из-за неразделённой любви».
Болью от безответных чувств надо вооружиться, думал он, чтобы сделать свой образ максимально каноничным, чтобы в печаль поверили, чтобы печаль сквозила в песнях грядущего альбома, который обязательно выйдет. Кю не допустит провала. Он покажет Пелагее, чего он стоит, кого она потеряла, от кого отказалась… Ох, как башка-то трещит!
К нему в комнату влетел слишком уж счастливый Ли.
— Ну как ты после вчерашнего? Живой? Вот и славно.
Из больницы поступили добрые вести: отец лидера ускоренно пошёл на поправку, и теперь лидер ходил и сиял на всех своим лучезарным взглядом.
— Поверить не могу, — повторял он. — Это чудо, настоящее чудо!
У Пелагеи на губах играла улыбка.
«Ага, чудо. Обращайтесь, если что».
Ши, Рё, Йе и Шин — жизнерадостные балагуры, у которых вдруг завёлся моторчик в одном месте, — галдели в общей гостиной, обсуждая, что надо бы съездить сегодня в больницу и отвезти пациенту гостинцев.
Хёк поглядывал на Пелагею с нечитаемым выражением лица и был само спокойствие. И только Кю ходил понурый и мрачный, словно вернулся после ожесточённой битвы, где полегли все его товарищи.
Вскоре он взвалил на себя непомерную кучу работы, лишь бы не думать ни о чём другом.
Во-первых, студия звукозаписи.
Во-вторых, участие в новом развлекательном шоу, на сей раз кулинарном, где он должен был готовить пиццу. Но, поскольку готовить он в принципе не умел, ему пришлось брать уроки у признанного мастера пиццы.
В-третьих, агентство распланировало для Кю сольные концерты в целых пяти городах, причём пятый город был за границей, где принца осени обожали до потери пульса.
Говорят, что усердным трудом можно заработать состояние. Но редко уточняют, что это состояние депрессии, тревоги и постоянной усталости.
Спустя примерно месяц напряжённой работы по всем фронтам Кю обзавёлся образцовым неврозом. Фанатки с опаской замечали под его глазами тёмные круги, когда он был без грима. Ведущий кулинарного шоу хвалил Кю за то, как замечательно он похудел, хотя бедняге стоило бы посочувствовать. Иногда он так зарабатывался, что элементарно забывал поесть.
Он тщательно готовил пиццу гигантских размеров: раскатывал тесто, посыпал его специями и сыром, закладывал заготовку в печь на противне, которым можно нечаянно кого-нибудь убить, и ждал после этого восемь минут. Печь дышала жаром, Кю рядом с ней едва сам не запекался, зато пицца получалась отменная.
Клиенты, которые приходили на шоу, чтобы её отведать, оставались в полном восторге. А когда узнавали, кто повар, то и вовсе тихо сходили с ума: от дикого счастья.
Но всеобщая любовь, как ни странно, больше не питала Кю. Она не столько мешала ему выбраться из депрессии, сколько ещё сильнее туда загоняла.
Ему осточертела жизнь под прицелом камер, надоело выставлять всего себя напоказ. Захотелось уединённости, тишины, покоя. Пелагеи… Точнее, того тайного безбрежного умиротворения, которое она носила в себе.
Но как упросить её не отдаляться?