— Снять, быстро снять это! — с акцентом и чуть-чуть шепелявя, разорялся он, увидав деревенское платье главной солистки. — А у вас что такое? — прицепился он к Ши. — Мешковатое сейчас не в моде. Подберите для него облегающее!

С мемберами возились почти восемь часов, полный рабочий день. Но выйти поесть им строго возбранялось. Животы набьёте, фигуру попортите, а облегающее не растягивается. Кю был вдвойне счастливчик, что остался на шоу господина Сарама. В гримёрке стоял манекен с параметрами младшенького, и на него уже нацепили какой-то невероятный дизайнерский костюм. Чтобы в него втиснуться, явно придётся задержать дыхание.

— Слушайте, — сказала Пелагея, когда, пошатываясь, вышла из зала экзекуций, — это кошмар.

— Солидарен, — воздел руку утомлённый Ши. — Где директор только раздобыл таких энтузиастов? Они ж нас раньше времени в гроб загонят.

— Зато костюмы для концерта подобрали, — сощурился Ли. — Танцы ещё раз бы прогнать. Но давайте дождёмся Кю, сейчас мы всё равно не в форме.

Он окинул взглядом порядком уставших Рё, Йе и Хёка, которые смирно сидели на крутящихся стульях в своих новых нарядах. После чего сфокусировался на Пелагее — рыжей обворожительной красотке, одетой в чёрный балахон с рюшами и широкими чёрными лентами. Ленты свисали с рукавов и воротника. Подол был укорочен спереди и доходил чуть ли не до пяток сзади. Контрастные брюки-бананы пастельно-оранжевого цвета к балахону прилагались. И кто бы знал, чего Пелагее стоило уломать капризного стилиста, который до последнего настаивал на обтягивающем.

Вернувшись в общежитие, участники первым делом заказали доставку еды на дом. Их сильно клонило в сон, но кто же спит на голодный желудок?

Пелагея, правда, курьера не дождалась и всё-таки задремала на диванчике в общей гостиной. Прямо в своём великолепном балахоне задремала, не раздеваясь. И Ши, скрестив на груди руки, какое-то время с мягкой, блуждающей улыбкой наблюдал за нею, прежде чем разбудить.

Наблюдал и думал, что осенний принц неспроста на неё запал, ибо есть в ней что-то магнетическое. Колдовское…

Осеннего принца встречал в аэропорту его персональный менеджер — толстощёкий и неуклюжий увалень лет сорока. Кю прилетел, когда программа господина Сарама подошла к концу. Он был свеж и бодр, но ровно до того момента, пока его не позвали в гримёрку, где господствовал всё тот же невыносимый дизайнер.

Вышел Кю оттуда спустя пару часов, упакованный в мощную конструкцию с ремнями и шнуровкой — не то корсет, не то пыточное орудие.

— И как я в этом петь должен? — ужасался он. — А танцевать как?

— Ничего, дружище, — утешал его Хёк. — Взгляни на меня. Я ваша главная танцевальная машина, но меня живодёры заковали похлеще.

Он произвёл несколько замысловатых рубленых движений из одного своего выступления — и адский костюмчик проверку выдержал, даже по швам не затрещал.

— Ты сможешь, верь, — сказал напоследок Хёк и удалился переодеваться.

…На Пелагею Кю смотрел долго и не мигая. Рыжая, с ума сойти. В чёрном. И это вот она превращалась в летучую мышь? Да нет же, глупости. Алкогольные галлюцинации за чистую монету принимать не стоит. А вот завязать — стоит. Но как тут завяжешь, если пьянеть начинаешь уже от одного её присутствия…

Пелагея решила первой нарушить молчание.

— Ну как? Ты хорошо повеселился?

Кю вымученно улыбнулся. Ага, очень весело, когда тебя сначала отшивают, а потом и вовсе бросают на произвол судьбы.

— Слышал, директор Хаджиман был на тебя зол. Из-за компенсации. Он так орал, когда разговаривал по телефону с господином Сарамом, что даже я слышал. «Пелагея у меня получит», «сяду за убийство в расцвете лет».

— Ха-ха, — неловко смеялась та. — Видимо, мне повезло, что он так быстро остыл.

Кю тоже смеялся, но как-то невесело: им всецело владела горькая неразделённая любовь. Он был полон грусти по несбыточному, и эта грусть ему, принцу осеннему, в отличие от нелепых дизайнерских костюмов в обтяжку, невероятно шла.

Похоже, именно Пелагея лучше всех поработала над его имиджем. Нельзя печалиться специально: притворство сразу заметят, и тебя раскусят. Нельзя любить понарошку, да и страдать от любви не всерьёз тоже поди попробуй — ничего стоящего у тебя не выйдет.

Кю жалкой имитацией не грешил, потому так и полюбился публике. Он страдал и печалился взаправду, даже когда просто дурачился с друзьями, даже когда пел на сцене развесёлые песни. Правда, в его репертуар всё чаще стали добавлять медленные лирические баллады, усладу для девичьих сердец.

Сегодня в концертном зале — столичном центральном — был только персонал. Сидения зрительских рядов пустовали, и из углов расползался мрак. Свет над сценой мелькал, опоры и площадки двигались и скрежетали. Гудели внизу подъёмники. Где-то шли ремонтные работы. Видеоролики для гигантского пиксельного экрана проходили последний прогон.

Участники группы под командованием Ли репетировали номера — один за другим. Потом на сцену выпускали солистов с их одиночными выступлениями. Спел Кю, станцевал всем на радость Хёк, на полную катушку выложился Рё со своим необычным, пронзительным голосом. Когда же песню спела Пелагея, из зала вдруг донеслись жидкие аплодисменты.

Кто-то был среди пустующих зрительских рядов. Кто-то солидный, одетый с иголочки, величавый и неспешный. Ли Тэ Ри пришёл посмотреть на жену во время репетиции и остался весьма доволен.

— Какая ты у меня замечательная, — сказал он, поднявшись к ней на сцену.

Кю лихорадочно опрокинул в себя бутылку с водой, когда эльф Пелагею обнял, а затем крепко поцеловал в висок.

— Это всё на сегодня, — гулко объявил Ли. — Идёмте в гримёрку.

— Да ну её, гримёрку, — сказал Ши и измученно уселся на краю сцены, сцапав одну из запечатанных бутылок. — Сил никаких. Давайте здесь. Садитесь, садитесь!

Они сидели вместе на пыльном дощатом полу, пили из горлышка, болтали ногами над оркестровой ямой, и Ли Тэ Ри свободной рукой обнимал Пелагею за плечи, а Кю так хотелось быть на его месте.

Завтра концерт, завтра им придётся выжать из себя максимум. А дальше будь что будет.

Ли Тэ Ри сказал, что сможет присутствовать на концерте, поскольку съёмки его сериала поставили на паузу — буквально на пару дней, потому как приболел главный герой, и ему следует отлежаться.

Оказалось, эльф более, чем сносно, владеет Нимерийским. Они с лидером разговорились, и вскоре тот уже звал его в группу «Суп и Пелагея» очередным участником, потому что Ли Тэ Ри чудо как хорош. Царственный собеседник скромно отказывался, ссылаясь на загруженность на основной работе и на свои северные дела, которые он продолжал вести удалённо.

— Север? — поражался Ли. — Это там, где небесные сияния и вечная мерзлота?

— Верно, — кивал Ли Тэ Ри. — У меня там дворец, слуги, а почтой заправляют мыши летучие…

Пелагея громко кашляла, чтобы заглушить его откровения.

— А эти ваши уши, — спрашивал лидер, не догадываясь, что перед ним настоящий эльф. — Они такие острые, потому что вы пластическую операцию делали?

— Да-да, — спешила вклиниться Пелагея, прежде чем Ли Тэ Ри ещё что-нибудь ляпнет. — Мой муж делал пластику.

Сходя с ума от его искренности и открытости, она хватала эльфа за руку, чтобы тот не вздумал разболтать всё до мелочей, и уводила его в сторонку под каким-нибудь дурацким предлогом.

А Кю смотрел на их идиллию и становился совершенно подавлен. Но на то он и актёр, чтобы подавлять в себе всякую подавленность. Уже через минуту-другую он был весел и жизнерадостен и вешался на шею своему бессменному союзнику Ши, доставал Хёка идиотскими выходками, лез с нелестными замечаниями к буке Йе — и оставался безнаказанным.

После той жуткой аварии на него попросту не могли сердиться, он купался в лучах всеобщей братской любви.

Выжил наш чудесный мальчик, выжил наш вредина, вот и славно. Вытворяй, что душе угодно, главное, будь здоров.

***

Ночью Пелагее не спалось. Она отправила в отель Юлиану и Ли Тэ Ри, которые задержались у неё в гостях допоздна, и теперь никак не могла освоиться в одиночестве — тягостная пустота разверзалась внутри подобно колодезной яме, когда приходилось расставаться, пусть даже на короткий срок, с любимыми людьми.