— Плевать я хотел на предназначения! — вскипел вдруг Кю и, резко её оттолкнув, побежал наверх.

«Надо ли идти за ним сейчас? — сомневалась Пелагея. — Что он собрался делать на крыше?»

Памятуя о недавнем эпизоде с телом, обнаруженным в одном из элитных отелей, она не могла отделаться от мысли, что крыша и Кю — далеко не лучшее сочетание на сегодня. По некотором размышлении она схватила свой телефон, выделенный ей агентством, и отправила короткое сообщение на мобильник Ши: «Мы будем на крыше». Кажется, он единственный понимал, что между ними происходит.

Затем она собралась по привычке подобрать юбки, чтобы бегом пуститься за Кю, но обнаружила на себе тесный костюм, вздохнула и, сжав руки в кулаки, рванула по ступенькам.

Стояла ночь. Тучи плотно обложили небо, и в городе шёл дождь. Пелагея выбежала на кровельное покрытие и едва не поскользнулась, в последний момент ухватившись за битумную трубу. Вдали, за пеленой дождя, простиралось разноцветье искусственных городских огней, мозаика горящих окон в многоэтажках и лабиринты вымокших улиц.

Кю стоял к ней спиной прямо возле низкого парапета. Там не было никакого дополнительного ограждения: дунет ветерок — и ты в свободном падении.

Пока Пелагея раздумывала, как ей теперь поступить, миссию по спасению заблудших душ взял на себя Ши, стремительный и ловкий (хвала его спортивным увлечениям). Подлетев к парапету, он рывком оттянул Кю подальше от края и натурально на него наорал. Пелагея слушала этот образцовый ор и успокаивалась.

«Обормот ты, негодяй растакой! — костерил парня Ши. — Недавно из больницы выписался. Хочешь ещё?»

«Я не собирался прыгать».

«А зачем тогда людей пугаешь? Младшие должны слушаться старших, знаешь же правило? Так вот ты, малявка, сейчас вернёшься в костюмерную, утрёшь свои дурацкие слёзы и просидишь с нами до самого отъезда».

«А она?..» — проронил Кю и, обернувшись, засёк силуэт Пелагеи, которая как раз собиралась ретироваться.

«Тебя не должно касаться то, что она делает! — доносились до неё обрывки наставлений. — У каждого из вас своя история, и нечего раздувать из этого трагедию!»

Ши, конечно, понимал, что криком и нравоучениями ни одну душевную боль не заткнёшь. Но пусть Кю хотя бы притворится, что у него всё нормально. Зачем беспокоить мемберов? После концерта они и без того взвинчены, так к чему лишние волнения?

Поостыв и взглянув на ситуацию под другим углом, Ши убавил громкость и панибратски обхватил младшего за плечи.

— Слушай, я догадывался, что между вами двумя не всё так прозрачно, но некоторые вещи приходится принимать такими, как они есть. И если ты вправду испытываешь к ней тёплые чувства, будь добр, позаботься, чтобы эти чувства не доставили ей хлопот. Договорились?

В гримёрку они вернулись порознь, с некоторым интервалом, одинаково молчаливые и понурые, что само по себе уже выглядело подозрительно.

Кю, Ши, Пелагея — три мокрых печальных существа — давно вызвали бы вопросы, если бы не всеобщая усталость. Мемберам хотелось спать, спать, спать… Ну и подкрепиться для разнообразия. Шин доедал роллы, переключался на пиццу, и Хёк сонливо пенял ему на обжорство.

— Смотри, скоро в фургоне перестанешь помещаться.

— И как тебя ещё не захейтили? — поражался Рё, прижавшись щекой к гобеленовой подушке.

— Это потому, — с набитым ртом говорил Шин, — что я до безобразия харизматичен, ясно вам? У меня волевой характер, не то, что у некоторых.

Услыхав об откровенном заявлении Пелагеи, Юлиана назвала её смелой, но недальновидной. Попивая на яхте ядрёный коктейль под плеск волн за бортом, она небрежно указала на слабые стороны таких спонтанных поступков.

— Неплохо бы, — сказала она, — предоставить твоим парням… как там оно называется… вещественное доказательство. Муженька твоего живьём. Чтоб увидели и окончательно прониклись.

— Это ещё зачем? — ужаснулась Пелагея и поперхнулась коктейлем, которые осьминог ради развлечения готовил в свободное от махинаций время.

— Потому что, — безапелляционно воздела палец Юлиана, — они могут решить, что ты над ними подшутила, чтобы их раззадорить. И наоборот начнут за тобой ухлёстывать. А призовёшь своего Ли Тэ Ри из царства вечной тьмы и мерзлоты — и сразу поставишь жирную точку, по струнке перед тобой ходить начнут, лишнего слова не скажут.

— Решат, что подшутила? Да ну, вряд ли, — отмахнулась та.

Она припомнила Кю, крышу и слёзы, которые он обильно выплакал на этой крыше после того, как открылась шокирующая правда о её, Пелагеи, семейном положении. Она припомнила всепроникающий серьёзный взгляд филантропа Ши и разом отмела сомнения: не нужен им муж живьём, они и без него прекрасно прониклись.

С того дня, как после концерта она объявила участникам о своём статусе, Кю словно подменили. Весь его солнечный, лучезарный, кокетливый образ всё равно что туманами окутался. В его мире наступила безнадёжная осень, грубо сместив с пьедестала весну любви.

«Вот ты какая, — думал он, в одиночестве сидя за стойкой бара. — Сперва очаровала, пробралась в моё сердце, а потом туда же пустила отравленную стрелу. Замужем. Ты замужем. Разве же так можно?»

Кю был не из тех, кому совесть позволяет рушить чужие браки. Он был человеком, который при малейшей неустойчивости в жизни норовит разрушить себя.

Он принялся злоупотреблять алкоголем с усиленным энтузиазмом. После тренировок, фотосессий и выступлений на радио он частенько пропадал в барах, но без приятелей-собутыльников, которые, по его мнению, умели пить, а один-одинёшенек.

Его, капитально пьяного, стали замечать друзья, знакомые, высшее начальство и, что хуже всего, фанаты.

Впрочем, фанаты — это ещё полбеды. Они бедолагу в основном жалели и пытались оправдать. Куда плачевнее дела обстояли с антифанатами (они же пресловутые хейтеры).

Сначала они размещали в соцсетях посты с посылом примерно следующего характера: «Взгляните, до чего докатилась группа «Суп», после того как туда включили Пелагею».

«Золотой мальчик превращается в проклятие», — гласили вычурные заголовки единичных бложных статей.

Впоследствии таких заголовков стало больше, и во всемирной паутине всерьёз заговорили о том, что группе грозит распад.

Что ж, сторонние наблюдатели, равно как и хейтеры отчасти зрили в корень. И Пелагея, читая их посты, вновь стала подумывать о том, чтобы покинуть группу.

Но прежде чем она сделала хоть шаг по направлению к этому альтруистическому безрассудству, случилось то, что рано или поздно должно было случиться.

У Кю заметно ухудшился голос. Всякий раз, как он пытался петь на звукозаписи, вместо чистого, душевного звука из его гортани вырывались непонятные хрипы. Он с трудом попадал в ноты, и некоторые списывали это на сезонность. А другие, например, практичный директор Хаджиман, без разговоров отправили парня к фониатру.

— Всё плохо, — после осмотра и рентгена постановил фониатр. — Всё очень плохо. У вас на связках узелки. Вы часто пьёте спиртное?

— А что, есть связь? — ответил поникший Кю.

— Не у всех от алкоголя бывают подобные осложнения. Но если речь идёт о певце, который часто и неправильно напрягает связки, алкоголь может вполне стать последней каплей. Вам понадобится операция, иначе вы больше не сможете петь.

Кю вышел от врача как громом поражённый. Пение — его жизнь. И похоже, для того, чтобы эта жизнь продолжалась, ему придётся провести какое-то время в больнице, от одного упоминания о которой его начинает подташнивать. Опять больница.

Группа узнала о заключении медика и мобилизовалась на великий подвиг: склонить младшего к операции. Лишиться солиста с медовым тенором стало бы для них катастрофой.

— Иди и пусть тебя прооперируют, Кю, — настаивал Ли. — Это тебе знак свыше, если хочешь. Отныне или выпивка, или мечта.

— Соглашайся, — ворчал Йе, — если мы ещё хоть что-то для тебя значим.

Ошеломила ли новость Пелагею? По правилам, ей положено было проявлять равнодушие, но оно что-то не проявлялось.