— Доброго, — ответил Хромос и обвел их пристальным взглядом. — Я ищу псаря и охранника, которые вчера видели здесь нарушителя. Где они?

— Псарь — энто я, — сказал мужчина в поношенной куртке и лохматыми, давно не мытыми волосами. — То бишь я за собаками слежу, а сторожа того сейчас нет. Он токма к ночи и вернётся.

— Вот как. Раз его нет, то давай мы сейчас выйдем, и ты сам мне покажешь, где вы видели того ночного нарушителя. Как он выглядел и что же всё-таки с ним произошло.

— Да, хорошо. Нам вон туды.

Вдвоём они вышли из конюшен и дошли до дальнего угла гостиницы, там псарь остановился и начал вспоминать события прошлой ночи.

— Видите вот тут, там и ещё там пару чёрных пятен на земле. Энти следы от костров, которые нам приказал разжечь господин, после того как вы, стражи, уехали. Тот, кого мы вчера видели, прошёл вот здесь мимо энтого кострища, — Псарь провёл рукой, намечая линию движения чужака. Говорил он с характерным гэканьем и плохо выговаривал «Р», мусоля её где-то в глубине зычной глотки. — Он шёл неспешно, точно гулял. Первыми его заметили собаки, побежали к нему, окружили, начали хаять и не давать ему сдвинуться с места. Я со сторожем помчался к нему, чтобы схватить, но, когда мы были вот тут, а он там, собаки неожиданно завизжали, понеслись прочь врассыпную и забились по углам, а одна даже вовсе убежала со двора. Не успел я опомниться, как мужик свернул вон за тот угол. Мы понеслись за ним, но его уже нигде не было.

— Нигде?

— Ага, нигде, — кивнул псарь.

— Может он спрятался или через забор перелез пока ты до него бежал?

— Нет, что вы. Через забор он бы перелезть не успел, мы бежали за ним следком, а потом осмотрели каждый угол, так что спрятаться от нас он не смог бы. Говорю вам, господин, он просто исчез.

— Твой хозяин думает, что это был призрак, ты с ним согласен?

— Нет, точно нет. Энто был живой человек.

— И с чего ты так решил?

— Я нашёл след его сапожища с острыми носами, мы с охранником такие не носим. Отпечаток остался в сырой земле у лужи. Во-о-он там, где он пробежал. Глубокий такой, чётки, правда, сейчас его нет. Кони и прачки его уже затоптали.

— А как он выглядел, тот человек?

— Довольно высокий, одет в камзол какой-то, старый такой и не по плечу ему, словно нашёл он его. Волосы длинные такие, ниже плеча, запутанные все. Что же ещё… худой вроде, шатается немного при шаге. Долговязый в общем.

— А ты смог разглядеть его лицо? Хоть немного?

— Да куда там, темно же было, да и быстро всё произошло.

— Ладно. Не видел, так не видел, но что именно случилось с собаками? Они все целы?

— Целы, ни единой царапинки не нашёл, но они сидят у себя в конурах и до сих пор поскуливают, есть не хотят и не пьют, да гадят под себя. Я за них бояться начинаю, как бы не издохли таким макаром. Глажу их, треплю за ушком, на руки беру, пускай тяжёлые, а они лишь подрагивают. Раньше они сами на меня запрыгивали да руки с лицом вылизывать начинали, а теперь… эх.

— Странное дело, но может ты слышал, как этот незнакомец сказал что-нибудь на эльфийском или необычно махнул руками?

— Нет, он молчал, а руки вообще не доставал из карманов куртки. Ну, а псы — вот так разом, все побежали от него, вот просто понеслись на утёк и всё! Я не знаю, что энто было.

Хромос чувствовал, что псарь действительно не понимал, что же именно произошло, но капитан знал малость больше него. Животные лучше людей ощущали магию и опасность, которая от неё исходила. Всякий колдун или чародей мог с лёгкостью отогнать от себя не слишком больших зверей, но сделать так, чтобы они продолжали дрожать в страхе, когда колдун уже давно ушёл, — это уже был совершенно другой уровень мастерства. После вчерашнего осмотра Хромос предполагал, что имеет дело не с самым обычным человеком, но если он обладал магией, тем более тёмной, то его поиски и поимка могли стать невероятно проблематичным и опасным мероприятием.

— Если в ближайшие пару дней собаки не поправятся, то приведите священника, пусть прочтёт над ними пару молитв. Возможно, что их заколдовали.

— Вот и я так подумал! А эти дураки-конюхи говорят, что я вместе с собаками просто сбрендил. Спрашивают меня, вот мол что может понадобиться колдуну ночью на нашем дворе? Солома или мокрые наволочки?

— Уж точно не они, — Хромос подумал о камнях, которые держал у себя подмышкой.

— Я вот думаю, что он за душой того мертвеца приходил, которого той же ночью убили. Слышал я что его…

— Не надо выдумывать. За душой он пришёл, как же, — Хромос почувствовал приступ внезапного раздражения.

— Не ну я…

— Хватит. Ты уже достаточно рассказал мне, лучше иди и позаботься о своих собаках. Они в тебе сейчас нуждаются куда больше меня.

— Как скажите, капитан. Бывайте, — проворчал обиженный псарь и ушёл обратно к товарищам.

Оставшись один, Хромос обошёл по кругу весь двор, в поисках ещё каких-нибудь следов, оставленных вчерашним гостем, но на сухой земле виднелись лишь глубокие отпечатки конских копыт и многочисленных ног дворово́й прислуги. Тогда он зашёл за здание гостиницы и осмотрел то место, где, по словам свидетелей, чужак испарился, но прятаться там действительно было негде, а забор был достаточно высок, чтобы его нельзя было так запросто преодолеть с разбега. Капитан, вероятно, подумал бы, что рассказанная ему история была лишь вымыслом, но он сам услышал тонкое и жалобное поскуливание, когда подошёл к дощатой стенке псарни.

Все поиски были тщетны, и Хромос, недовольно постучав ногтями по крышке ларца, покинул постоялый двор. Служивые люди привыкают жить по чёткому расписанию, и ничего не евший с самого утра капитан начинал ощущать негодование пустого желудка. Страж хотел пойти по короткому пути через мелкие городские улочки, чтобы поскорей прибыть в Крепость и поесть, но, стоило ему сделать шаг за ворота постоялого двора, как он почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Он обернулся по сторонам, но на улице были только пухловатая женщина с грудным ребёнком на руках да пара каких-то потрёпанных мужичков, занятых своими делами. Тогда капитан напряг все чувства, так что и комар не смог бы пролететь мимо него незамеченным, и пошёл вперёд, с каждым шагом ощущая на спине скольжение чьих-то недоброжелательных глаз.

Этот взгляд отличался от того, которым смотрели на него вчера мертвые глазницы. Он был острым и живым, не подавлял волю, а был предвестником битвы. Узкие переулки и тихие дворы идеально подходили для засад на одиноких прохожих. Несчастные жертвы не успевали даже пикнуть, как их брали в кольцо и обирали до нитки. Тот же, кто всё же решал сопротивляться бесстыдному грабежу, живо ощущал, как холодная сталь проделывала пару лишних отверстий в их кишках и почках. Интуиция подсказывала капитану, что ему следует поскорее выйти на большие, кишащие людьми улицы, где можно было бы встретить патруль стражей и отдать им приказ на сопровождение. Он не был трусом, но в тот момент у него на руках была ноша, которую он ни в коем случае не мог потерять.

С ларцом под левым боком и правой рукой у эфеса он шёл между зданий, осматривая каждого прохожего и регулярно оборачиваясь назад. Ощущение слежки всё никак его не покидало, но капитан всё же дошёл до главной улицы без происшествий. Влившись в людской поток, Хромос пошёл вверх по дороге, в сторону городских ворот. Мимо него мелькали люди, проезжали повозки, и, казалось бы, что среди толпы ему должно было стать спокойнее, но чувство преследования лишь усилилось, словно наблюдавший за ним человек с каждой секундой приближался к нему на шаг ближе и вот-вот собирался ухватить его за трепыхавшийся плащ. Сердце забилось сильнее и чаще, по спине пробежали мурашки, грудь при каждом вдохе надувалась как рыба-шар, а охладевшие пальцы обвились вокруг рукоятки, как удав, душащий кролика. Хромос был готов выхватить меч и с крутого разворота нанести разящий удар почти не глядя, но тут его окликнул знакомый голос.

— Капитан Нейдуэн, доброго вам дня, сэр! — Хромос повернул голову на зов и увидел старичка, сидевшего на козлах большой телеги. Вся кожа его лица была испещрена глубокими морщинами, а лохматые, густые брови, больше походившие на пушистые крылья мотыльков, упирались в соломенную шляпу с широкими, растрёпанными и малость дырявыми полями. Рядом с ним сидел молодой кудрявый юноша, с бесстрастным и сонливым выражением лица.