— Ремень на левом боку. Затяни его ещё сильнее.

— Ага, сейчас… вот так. Достаточно? Не слишком туго получилось?

— Нет, в самый раз.

Шедив немного подёргал за торчавший из пряжки кончик, испытывая надёжность крепления, после чего просунул его в шлёвку. Сделав это, кузнец ухватился за отливавший синевой нагрудник и попытался повертеть им в разные стороны, проверяя плотность прилегания к туловищу, но стальные пластины остались на положенных им местах, лишь немного поскрежетав о кольчужные элементы поддоспешника. Почти весь комплект новёхонькой брони уже был надет на своего безрадостного хозяина, и только полный шлем с массивным забралом, усеянным великим множеством прямоугольных отверстий, да походившие на драконьи лапы латные перчатки остались лежать на шерстяном одеяле, положенном поверх неотёсанных досок стола. Гладкие, округлые и идеально подогнанные латы сидели на Хромосе словно панцирь на жуке носороге, ничуть его не сковывая и почти даже не отягощая.

— Ты там ещё не запрел под всем этим железом? Что-то уж больно жарко сегодня, а ведь ещё даже не полдень.

— Ничего, потерплю, — ответил Хромос, уставившись куда-то в пустоту и чувствуя лишь гулкие удары взволнованного сердца.

— Хорошо, потому что сейчас станет ещё хуже, — с этими словами Шедив с размаху нахлобучил шлем на голову товарища, на которой и так уже был надет плотный подшлемник, который вполне мог послужить в качестве зимней шапки. — Так… вроде нормально. Осталось только подвязать. Ага… а теперь проверим.

Кузнец нанёс несколько размашистых ударов тяжёлого кулака по стальной макушке, от чего весь доспех ворчливо загремел.

— На этом вроде бы всё, — сказал он с улыбкой на губах, довольный своим последним творением, в которое он вложил не только всё накопленное тяжким трудом за долгие годы мастерство, но и любовь с фантазией. Решись он выковать доспех для самого себя, всё равно бы не сумел сделать его лучше. — Ну? Как тебе? Нравится обновочка?

— Просто великолепна, — ответил капитан, не без усилий подняв пока что тугое, ещё не расшатанное забрало.

— Что-то по голосу этого не скажешь, — кузнец сделал пару шагов назад и сложил на груди руки. — В кой-то веки у всего города праздник, а ты один ходишь хмурый. Не ужели не рад, что поймал того подонка?

— С чего ты взял, что это был я?

— Ну так… вроде же в том деле ты был главным следопытом, вот я и подумал… А-а-а… теперь понятно. Кто-то тебя обошёл! То-то ты такой сердитый ходишь. Ну ничего, ничего. Я бы на твоём месте тоже бы злился, если б кто увёл мою добычу.

— Да, именно поэтому, — соврал капитан, не желая посвящать друга в тяготившие его проблемы. Он не сомневался, что, даже не шибко поверив услышанному, честный и верный кузнец всё равно станет предлагать помощь, не принимая отказов, и ради правого дела не пожалеет собственного живота, но Хромос не желал вести его за собой на верную гибель, от которой не будет никакого проку. — А ты пойдёшь смотреть на казнь?

— Я-то? — призадумался Шедив, почёсывая пальцами затылок. — Вообще хотел сходить, всё же давненько у нас ничего столь громкого не происходило, но что-то дел так много привалило, что лишнего времени почти что и нет.

— Тогда лучше останься здесь и скажи своим ребятам, чтобы тоже не ходили.

— Но почему?

— У убийцы ещё остались друзья в городе. Наши осведомители передали, что они могут попытаться вызволить смертника до того, как его шея окажется в петле, так что там будет небезопасно.

— Вот те на! А я ничего такого не слышал.

— Разумеется не слышал. Это секрет. На них готовят засаду и не хотят вспугнуть.

— Понятно. Раз творятся такие дела, то пойду скажу мужикам остаться работать.

— Они тебя точно послушают?

— Послушают. Куда им деваться. Поворчат, поворчат и забудут, а если нет, то проставлюсь на бочонок пива. Тогда уж точно простят.

— Это будет правильное решение, — Хромос вышел из тени навеса и ступил под обжигающие лучи солнца. Начищенные грани засверкали, окружив рыцаря блистательным ореолом чистоты и величия. Живая краска вернулась на его зеленюшное лицо, на поджатых губах появилась лёгкая, искренняя улыбка. — Да, доспех — настоящее чудо. Ты хорошо постарался.

— То-то же!

— На, держи, — пошарив на дне седельной сумки, Хромос достал из неё кожаный мешочек и через весь двор кинул его Шедиву. — Это тебе благодарность сверх оплаты за латы и за все твои былые услуги.

— Это… тут как-то многовато, — пробормотал кузнец, перебирая пальцем золотые монеты. — Мне даже как-то неловко. Я это так-то не ради денег всё делал.

— Считай это моим прощальным подарком, — сказал капитан, застёгивая булавкой накинутый по верх брони плащ, после чего ловко запрыгнул на лошадь, недовольно жевавшую сухое сено.

— Всё же решил вернуться на Родину?

— Да.

— Такое дело надо как следует обмыть, а то нехорошо будет вот так прощаться. Загремим вечерком в какой-нибудь кабачок, накроем поляну для всего народа, поросой, гусей, телят, да пиво с мёдом! Повеселимся напоследок. Деньги на то имеются, — Шедив подбросил увесистый кошель. — Что скажешь.

— Славно звучит, но может статься, что к этому вечеру я уже буду очень далеко отсюда. Так что прощай, старый друг, и да хранят Боги тебя и твою семью.

— Прощай…

Капитан ударил пятками по крутым лошадиным бокам и бодрой рысцой выехал из ворот кузнечного двора. Проводив его взглядом, Шедив ещё долго стоял во дворе, навалившись спиной на столб навеса, и размышлял над последними словами друга, в которых он уловил предзнаменование чего-то дурного.

Ещё задолго до того, как первые солнечные лучи показались из-за горизонта, праздные и не слишком богатые зеваки начали стекаться со всех концов Лордэна к главной площади, желая занять самые лучшие места, чтобы в полной мере насладиться редким зрелищем, ну или для того, чтобы уступить их за звонкую монету более состоятельным и притом не готовым терпеть адские муки ожидания господам. Люди сходились на зрелище целыми семействами, вместе с друзьями и соседями, а ушлые дельцы всех мастей и занятий, чувствуя дух сладостной наживы, с головой окунались в это человеческое половодье. Мелкие лавочники прямиком с телег продавали детишкам леденцы, яблоки в меду, женщинам предлагали пирожки с ягодами и розовую воду, а мужчинам разливали свежее пиво и предлагали к нему копчённые свиные уши, жаренные куриные язычки, сушёную с морской солью рыбу и прочие пряные закуски, вызывавшие смертельную жажду. Уличные артисты пели, плясали, били по струнам, дули в мундштуки, крутили шарманки, жонглировали мячами, и показывали представления в уличных театрах с куклами. Как раз по случаю казни в них была поставлена новая кровавая пьеса, которая заканчивалась жестоким избиением преступника гротескными дубинами под радостные ребяческие возгласы и звонкие аплодисменты маленьких ладошек. Разумеется, что эта весёлая, самочинная ярмарка не могла не втянуть в свой водоворот и несметное число младших собратьев Янса — безродных карманников всех возрастов и обоих полов. Они никогда не пропускали городских столпотворений, но именно в подобные дни, когда схваченного преступника должны были лишить жизни на глазах всего честно́го народа, они чувствовали какое-то особенное воодушевление и пламенный призыв к действию. Быть может им хотелось почтить коллегу по воровскому цеху, обобрав воздыхателей его палачей, или быть может витавший в воздухе дух неотвратимого воздаяния грехов призывал их в полной мере жить и наслаждаться моментом, потому как уже завтра они могут и сами взойти на эшафот, может ими двигала только алчность да нужда, а может все эти побуждения тесно переплетались и спаивались в единый, всемогущий мотив.

Остановив лошадь на узкой улочке близ знакомого двухэтажного дома с расписной вывеской, Хромос спешился и затянул поводья на коновязи. Успевшее вновь проголодаться животное гневливо фыркнуло на скупого до вкусностей ездока, и капитану пришлось ласково потрепать кобылу за ухом и осторожно похлопать по крупу. Умилостивив временного спутника, капитан снял с седа отцовский меч и перевесил его на пояс.