— Зададим ему славную трёпку, что же ещё?

— Да брось ты эти наивные ребяческие мечты. Ты разве не слышал о недавнем происшествии в склепе?

— Ну, слышал, и что с того?

— Ли, ты посмотри на него, всё знает, но ни хрена понимать не хочет! Это чудовище в мгновение ока перебило пятерых наших ребят. Пятерых! Да так шустро, что те даже мечи не успели обнажить, а может даже, что и вскрикнуть. Только в штаны наложить сумели. Нас же тут и вовсе трое, так что сам рассуди, что же мы сможем с ним поделать?

— Я не… не знаю. Должно быть предупредить остальных, поднять тревогу.

— Ага, попробуй поорать со вспоротым горлом или с кинжалом в сердце, с этого будет ну очень много толку. Мертвецы ведь так известны своей крикливостью. Наберись мужества взглянуть горькой правде в глаза — мы его даже задержать не сможем, просто сложим наши головы ни за что, и на этом наша песенка будет спета.

— Ну, а что же ты предлагаешь заместо этого?

— Для начала не строить из себя героев, не обращать внимания ни на что, прикусить языки и молиться, что беда обойдёт нас стороной.

— Предлагаешь бездействовать и тем совершить измену?

— Предлагаю немного подумать о себе, раз никто иной о нас думать не собирается. Если наша кончина ничего не изменит, то зачем нам тогда помирать, лишаясь тем самым всех земных радостей и обрекая наши семьи на голод? И с чего, собственно, меня должна заботить жизнь этого посла-герцога? Я его не знаю, ничего хорошего он мне не сделал и вряд ли когда-нибудь сделает, как, собственно, и все эти наши горячо не любимые сенаторы, чтобы я беспокоился за их планы и за их выгоду превыше собственной. Какого чёрта я должен им, если они ничего не должны мне, ведь для них я — пыль, я — никто и звать меня никак. И так дела обстоят с нами всеми.

— Так устроен мир и его не изменить, а будешь и дальше болтать подобный вздор, то лишишься языка, а может и жизни, и исполнит это с тобой отнюдь не Шкуродёр.

— Это что ещё за намёки? Сдать меня удумал? Ты только погляди на него, Ли, вот и нашлась подлая крыса в нашем дружном братстве. То-то тебя в командиры вечно ставят. Знают, твари, что ты пред всяким, даже самым маленьким начальником выслуживаться горазд, слушаешься всех приказов, не прекословя, как преданная собачонка, башкой своей твердолобой вовек думать не желаешь. И всё это ради себя любимого и ради тёплого местечка под господским крылышком, а до иных людей тебе дела никакого нет.

— Так до́лжно быть, а если тебе это невдомёк, то ты — редкостный баран.

— Так до́лжно! Что за прекрасные слова! Всюду подойдут, всё оправдают, всё обоснуют, всё освятят. Что ни случись, всё было должно́! Только что-то это должно́ к простакам вроде нас не слишком то липнет и всё возле дворян вьётся, их обхаживает, их ублажает, им потакает.

— А ты в храмы ходи почаще на поклон, может и к тебе Боги добрее станут.

— Ну схожу я, ну зарежу ягнёнка, купленного на распоследний серебряник, проголодав до этого с месяц, а следом за мной приведёт к алтарю какой-нибудь богач-купец десяток откормленных тельцов и зальёт его тёплой кровью божеству на радость, и тем его к себе всё одно от меня переманит. У меня, бедняка неимущего последнее убудет, а у него, толстосума имущего ещё больше прежнего прибавиться. Скажи мне, умник ты эдакий, где же тут справедливость?

— Не такой уж ты и бедный, чтобы на жизнь жаловаться.

— Но и в дворце стопалатном что-то не живу, вина сладкого каждый день не пью и жена всего одна единственная, так ещё старая и сварливая. Разве это жизнь?

— В таком случае зачем тебе за неё держаться? Сделай полезное дело и отдай её без лишних разглагольствований, а то утомил уже, балабол чёртов.

— Вон ты как чужой жизнью легко распоряжаешься, как безделушкой какой-то, прямо истинный начальник. Что же до меня, так я подобную жертву не то, что ради какого-то там залётного эрсумского дворянишки, а ради его светлейшего величества короля, если бы таковой бестолковый болванчик у нас всё же и был, никогда и стократ меньшего бы не сделал, а ты мне предлагаешь пожертвовать своим пузом! Да ни за что на свете! Хрен им всем! Пускай все эти дармоеды и душегубы передохнут, и не важно чья рука принесёт им смерть, а если перегрызутся между собой и так истребят на корню свою гнусную породу, то так даже лучше для всех выйдет. Без них, паршивцев, жить только лучше станет.

— Эх, брат, однажды ты точно лишишься башки за свои речи.

За этим спором стражи не сразу заметили, что не принимавший участия в их препираниях, несший фонарь и шедший чутка сбоку Ли, остановился, и опомнились лишь после того, как прежде отгоняемая светом фонаря тьма обступила их со всех сторон.

— Эй, ты чего встал? — обеспокоенно выпалил Вико, разворачиваясь на месте. В нём уже жила твёрдая уверенность в том, что Шкуродёр нанёс новый удар и окровавленный Ли лежал мёртвым на дороге, но тот вполне себе стоял живой и целёхонький, вытянув тяжёлый светильник вперёд и оглядываясь по сторонам. — Что-то увидел? Ну, не молчи, скотина!

— Не ничего… должно быть показалось.

— Конечно тебе, болвану, показалось, в такой-то ураган. Не стой столбом и идём дальше. Вроде бы уже недолго до конца нашей смены осталось, тогда наконец-то и поспим.

Пускай Ли действительно почудилось, что он уловил какой-то шорох в общей шелестящей и скрипящей какофонии штормовых порывов, однако, по поразительному совпадению, именно в этот момент невидимый убийца с короткого разбега наскочил на стену и, оттолкнувшись от её циклопических каменных блоков, взмыл вверх, зацепился кончиками тренированных пальцев за край и одним сильным рывком подтянул худощавую тушку. Сидя на стене верхом, он ещё раз настороженно огляделся по сторонам, присматриваясь к снующим по саду огонькам, после чего соскочил вниз, мягко приземлившись на свежие, покрытые прохладными капельками влаги стебли газонной травы.

Сторожей в дворцовом саду было довольно-таки много, человек под тридцать, может быть даже и сорок, однако они были рассеяны по его обширной площади, а несчётное количество аккуратно подстриженных и высаженных в длинные линии кустов, позволили передвигавшемуся резвым гуськом Янсу в пару минут обойти всех охранников и подойти вплотную к дворцу. Теперь ему оставалось только найти лазейку внутрь. Переходя с места на место, меняя точки наблюдения, он осматривал здание со всех сторон, примерялся к входным дверям, но все они выглядели либо слишком массивными, чтобы их можно было незаметно приоткрыть, к тому же они были наверняка заперты на неподъёмные засовы с внутренней стороны, либо охранялись стражами и рыцарями с фонарями, мимо которых было почти невозможно прошмыгнуть, даже будучи незримым. Но это на земле, а на высоте второго этажа Янс почти сразу заприметил несколько балконов, с которых обитатели дворца в дневное время могли наслаждаться отменными видами на цветущий сад. Каждый из них имел по деревянной, очень красивой и дорогой, но при этом довольно хлипкой на вид дверце, которая совершенно никем не охранялась и вряд ли закрывалась на замок. Однако до того, как пробраться внутрь, убийца решил взобраться на самую крышу и провести последний этап разведки.

Хотя дворец имел всего два этажа не считая подвала и небольшого чердака, но потолки в нём были столь высоки, что каждый этаж был высотою в два обычных, и таким образом здание приобретало весьма внушительные размеры. Тем не менее обильное число резных элементов в декоре позволяли взбираться по его отвесным стенам также просто, как по приставной лестнице, так что с этим препятствием смог бы справиться не то, что мастер-лазутчик, но и вполне себе обыкновенный уличный мальчишка.

Оказавшись наверху, Янс слегка оттопырил заветный кармашек, так что лучи света смогли прорваться через тончайшую щель и обратить часть его незримого запястья в бледный туман. Убийца принялся осторожно перемещаться по крыше в полуприседе, наблюдая за усилениями и затуханиями свечения, пытаясь таким образом как можно точнее определить местоположение его цели, чтобы избавить себя от неуверенного и рискованного брождения по дворцовым коридорам. Близкое присутствие поистине могущественного демона, заставляло сиять хрустать столь ярко, что все изменения свечения были едва различимы, и это значительно усложняло дело, так ещё Янсу приходилось постоянно опасаться того, что лучик света мог попасться кому-то на глаза, и выдать его присутствие. Впрочем, эти сложности не смогли помешать ему осуществить задуманное, и вскоре убийце выяснил, что демон находился ближе к левому крылу, вдалеке от особо охраняемых покоев герцога. К его удаче, в непосредственной близи с этим местом располагался заветный балкон, и теперь дело оставалось совсем уж за малым.