Я смотрю на нее, но она все еще в ужасе. Я сделал это с ней? В груди и желудке сжимается боль. Я поднимаю ее на ноги. Ее платье все еще стянуто вокруг бедер, но глаза стеклянные и пустые. Она ушла.

Я не знаю, из-за поцелуя или из-за того, что я выбросил нож. Но я наконец сломал ее. И я ненавижу это. Каждую секунду этого.

И я ненавижу то, что чувствую себя так. Потому что меня это не должно волновать. Я должен просто оставить ее здесь.

Но я не могу. И это меня бесит. Потому что этого недостаточно. Я должен отпустить ее.

— Уходи. — говорю я. — Уходи отсюда. Никогда больше не вспоминай обо мне.

Наконец ее зрачки смещаются, фокусируясь на мне. Слеза падает из ее глаз, и эта слеза, эта единственная капля — не от траха в рот или страсти, а от страха перед мягкостью, страха перед тем, что значит для психопата действительно любить тебя, страха передо собой — эта слеза ломает меня.

— Почему я? — она спрашивает.

Я закрываю глаза, затем отворачиваюсь. Каждый человек хочет верить, что он избранный, но я больше не могу с ней так поступать.

— Ты никогда не была для меня чем-то большим, чем человеком, которого я мог бы подставить. — говорю я.

Ее губы дрожат, и я знаю, что ей больно. Это разрывает меня пополам, но ей нужно уйти и забыть обо мне.

— Я заставил тебя убить своего отчима, чтобы иметь твои отпечатки на оружии. Ты марионетка. Больше ничего.

Она качает головой, сначала не веря мне. Я смеюсь, надеясь, что он повернёт нож.

— Как ты думаешь, почему я позволил тебе убить его? — спрашиваю я.

— Пошел ты. — рычит она.

— Думаешь, я боюсь, что ты что-то для меня значишь?

Мой тон холоден, каждое слово произнесено с идеальной точностью. Я хочу причинить ей боль. Я хочу, чтобы она почувствовала все.

— Я использовал тебя, Ремеди. Как и все остальное в твоей жизни. Ты ничего для меня не значишь.

Меня убивает то, что я произношу эти слова, но мне нужно солгать. Мне нужно, чтобы она оставила меня.

Она фыркает сквозь зубы, все еще читая меня.

— Ты врешь.

— Зачем мне лгать об этом? — я киваю голову в сторону. — Ты скрасила мое время. Ты была хорошим трахом. И ты почти сняла с меня подозрения за несколько убийств.

Я хихикаю, и она скалит зубы.

— Если не хочешь оказаться в тюрьме, уходи. Иди к своему детективу. Расскажите ему все и посмотри, что произойдет. Я уверен, что он защитит тебя от меня. — я сжимаю губы. — Или, может быть, я убью и его тоже.

При этом она одергивает подол платья, пока снова не накрывается.

— Заберите свои вещи из поместья. Сообщи агентству, — говорю я. — Что тебя официально уволили.

Она отказывается смотреть на меня. Кровь испачкала ее лицо, как краска, ее глаза устремлены в пустое небо, сдерживая гневные слезы.

— Уходи быстрее. — говорю я.

И она делает это.

Вскоре ее машина выезжает со стоянки с визгом шин. Я смотрю, как она уезжает. Эта пустота снова наполняет меня, как будто я всего лишь полусъеденный труп, недостаточно хороший даже для стервятника. Я пытаюсь доказать себе, что она для меня ничего не значит. Что я ее не заслуживаю.

За исключением того, что на этот раз Ремеди не приемный родитель и не ублюдки, которым на меня наплевать. Она такая же обосравшаяся, как и я.

Человек, который видит меня изнутри, даже когда она этого не хочет. И почему-то она меня не боится. Она даже не уходила, пока я не заставил ее это сделать.

И просто отпустить ее вот так — этого недостаточно.

В своем грузовике я включаю передачу и направляюсь в поместье. Я не знаю, что делаю, но пока не могу позволить ей уйти.

Я должен рассказать ей, как выжить и не попасться.

Если я поеду достаточно быстро, она все равно будет там.

Ремеди

Поместье нависло, как темная тень, поглощающая Ки-Уэст. Я нажимаю на тормоз, и моя грудь врезается в ремень безопасности. Я единственная, кто вышел. Никто больше не выходит на улицу, особенно тогда, когда «Тень» преследует Ки-Уэст.

Я отпираю белые ворота и тащусь к входной двери.

Дверь со скрипом открывается, и я оглядываюсь по сторонам, убеждаясь, что я здесь одна. Без Кэша это пещера. Кэш вел себя так, будто он был бы не против убить меня, зная, что я осталась рядом с ним, даже после того, как он рассказал мне свои секреты. И это больно.

Если он не хочет признать, что у нас есть что-то настоящее, то мне конец. Я не собираюсь ждать, пока он это поймет.

Я беру камеру наблюдения из офиса внизу. Все на своих местах и чисто, как будто Кэш всегда такой, но это тоже ложь. Он не такой человек, и я хочу разрушить этот имидж.

Я сбрасываю все с его стола. Скидываю пальто и куртки с вешалок в заднем шкафу. Выкидываю пресс-папье и глобус в закрытые окна, разбивая стекла. Я хочу, чтобы он знал, что я вижу его настоящего и знаю, что он делает. Я делаю то же самое в офисе наверху. Я хочу, чтобы он видел меня везде, куда бы ни посмотрел.

Внезапно позади меня оказывается Кэш, прислонившись к стене напротив. На его руках опухшие порезы и пятна крови на лице. Но лицо его гладкое, без эмоций. Есть что-то захватывающее в опасном человеке, тело которого покрыто кровью. Я втягиваю воздух. Если бы я не ненавидела его так сильно, я бы хотела его.

Но сейчас я не хочу иметь с ним ничего общего.

— Веселишься? — спрашивает он.

Я шиплю сквозь зубы. Все это ничего для него не значит, но, черт возьми, мне приятно уничтожать это, как будто это дает мне силу над воспоминаниями.

— Ты последовал за мной, — говорю я. — Какой сюрприз.

Я прохожу мимо него, спускаюсь по лестнице, и он спускается за мной, наши шаги синхронны, раскачиваясь по дому.

— Ты когда-нибудь перестанешь меня преследовать? — спрашиваю я.

— В Панхандле есть парень. Мэнни Литтлтон. У него есть автомойка. «Сверкающие тачки Мэнни» или что-то в этом роде.

Я усмехаюсь. Почему он мне это говорит?

— И?

— Он может дать тебе новую личность.

Он пытается мне помочь, не так ли? Моё сердце замирает в полном смятении. Я разворачиваюсь.

Глаза Кэша полны голода и жадности, но это все фальшивка. Он может признаться, что хочет меня, что он одержим мной, что он использовал меня. Но даже когда он пытается помочь мне найти стабильное будущее без него, он никогда не признается, что испытывает ко мне чувства.

Если он говорит правду об этом человеке и его автомойке, то он пытается помочь мне сбежать. Кэшу, наверное, трудно сделать что-то подобное. Но если он не сможет признать свои чувства, то я больше не буду его терпеть. Я найду свой путь без него.

Я дохожу до входной двери и натягиваю ремень сумки повыше на плечо. Камера там. Не думаю, что я что-нибудь с этим сделаю, но мне нравится иметь это в качестве защиты от него.

Но моя последняя мысль — о Дженне. Я до сих пор не отправила ей сообщение с фотографиями трупа Уинстона, но, если я знаю Кэша, он считает ее безнадежным человеком. Даже если он не убьет меня, он не будет колебаться с ней.

— Если ты прикоснешься к Дженне, — говорю я дрожащим голосом. — Если ты хотя бы тронешь к ней, я убью тебя, Кэш.

Его глаза остаются неподвижными. Эти темно-коричневые пятна загораживают его взгляд. Он видит только меня.

— Меня не интересует твоя подруга. — говорит он. — Я никогда не прикасался к ней и никогда не буду.

— Но ты думал о том, чтобы убить ее. — я сжимаю кулаки, затем поднимаю их вверх. Я хочу ударить его по лицу, но это ничего не изменит. — Ты думал убить меня.

Он моргает.

— Тебя это правда удивляет?

Я прижимаю руки к бокам.

— Я думала, что могу доверять тебе. — шиплю я. — Я думала, что ты единственный человек, с которым я могу быть настоящей.

— Забавно, не правда ли? — он вздыхает.

И в каком-то смысле это забавно. Это жалко и грустно, и мне хочется кричать. Предоставляя мне информацию о получении новой личности, он дает мне спасательный круг. И все же он все еще отрицает свои чувства ко мне.