— Я попаду в тюрьму. — шепчу я.

Затем меня внезапно охватывает головокружение. Кто-нибудь узнает. Моя жизнь закончена.

— Я попаду в тюрьму. Тюрьму. Тюрьму. Тюрьму. — смеюсь я.

Вся моя жизнь скоро закончится. Меня заберут из Ки-Уэста. От моей мамы. От Дженны. От Кэша. Эти мысли пугают меня до чертиков, но я смеюсь как сумасшедшая, мое тело дрожит, а руки ледяные.

Кэш встает передо мной, загораживая мне вид на труп, затем сжимает мне горло, пока я не перестаю смеяться.

— Слушай меня внимательно. — говорит он. — Никто не отправится в тюрьму. Это не конец ни для кого, кроме как для этого куска дерьма.

Он пинает труп, затем проводит пальцами по моему подбородку, влажная жидкость, частично кровь, частично сперма, размазывает мое лицо.

— Я не позволю ничему случиться с тобой, Ремеди. Я обещаю.

Спокойствие, как тяжелое, теплое одеяло, давит на меня, потому что я верю ему. Я, блядь, верю всему, что говорит Кэш. Кэш сказал мне, что сделает для меня все, что угодно, и он доказал это своими действиями.

— Что бы ни случилось, — говорит Кэш. — Мы в этом вместе.

Он рывком поднимает меня на ноги, его толстые, бугристые руки обхватывают меня. Мои слабые колени дрожат от шока, но он прижимает меня к себе. Кровь моего отчима окрашивает его тело.

— Иди сюда, трахни меня, Ремеди. — говорит он.

Он раздевается, затем садится на диван, раздвигая ноги. Жесткие волосы темнее на его бедрах, а эти пухлые, розовые шрамы украшают его грудь, но я хочу его всего.

Он сжимает свой член, головка жесткая и красная, его глаза не отрываются от моих.

— Ты чертовски горячая.

Я дотрагиваюсь до своей щеки. Я вся в крови моего отчима. Кэш думает, что я горячо выгляжу?

С каждым шагом вперед меня охватывает оцепенение, но я выполняю движения, снимаю одежду, размазывая кровь по телу.

— Почему я не чувствую себя виноватой? — спрашиваю я, и мой голос едва слышен.

Я становлюсь коленями на диван и забираюсь на Кэша, мои икры прижимаются к его толстым волосатым бедрам.

Он теплый там, где я холодна и мертва, и я хочу погрузиться в него, пока больше ничего не смогу видеть или слышать.

— Все, чего я хочу, это трахнуть тебя прямо сейчас. — говорю я.

Кэш рычит, его первобытные слова вибрируют во мне.

— В следующий раз, когда ты сделаешь это, это будет приятно.

Холодок пробегает по моему животу, поднимается к горлу. Он так уверен в себе, как будто знает, что следующий раз будет. И если я честна с собой, может быть, я тоже этого хочу.

Он приподнимает мои бедра, затем опускает вниз, трахая меня так сильно, что его член врезается в мою шейку матки, пока боль не сводит с ума мои нервы.

Похоже, он хочет, чтобы мне было больно. Как будто он хочет, чтобы я запомнила это. Каждую мелочь, которую я не могу воспринять эмоционально, он хочет, чтобы я восприняла физически.

Он тянет меня за волосы на затылке, пока я не смотрю прямо в потолок, как одержимая женщина. Он лижет мою шею, ощущая вкус крови и пота на моей коже, и я знаю, что я одержима.

Он владеет мной. Он бьет меня по лицу, и шок проходит через меня.

— Правильно, шлюха. — тихо говорит Кэш. — Посмотри, что ты сделала. Я так горжусь тобой.

Мой желудок сжимается от этих слов. Я беру лицо Кэша в ладони, и его глаза прожигают во мне дыры.

Это правда. Каждое слово. Он гордится мной. Он верит в меня так же сильно, как я верю в него. Может быть, это было внутри меня все это время. Может быть, здесь, прямо сейчас, мне должно нравиться это, с Кэшем.

— Ты знаешь, кем это тебя делает? — рычит он.

— Кем?

— Моей.

Адреналин захлестывает меня, и я едва могу дышать. Каждый вздох моих легких прерывается от давления. Но я продолжаю трахать Кэша, впиваясь ногтями в его кожу, исследуя свежие шрамы на его спине.

Шрамы от меня.

Его тело в пятнах крови, как и мое, и это похоже на сон. Как будто ничто в мире не может быть настолько идеальным. Но мой отчим там, прямо за нами. Он человек, который раньше контролировал меня, но у которого больше никогда не будет власти надо мной.

Теперь он кусок плоти и костей. Кэш сделал это для меня.

Пот покрывает наши тела, когда Кэш встает, поднимая меня и используя голову моего отчима в качестве опоры, чтобы не упасть. Но я опускаю ноги, освобождаясь от Кэша, затем притягиваю его, пока он не оказывается лежащим на земле, рядом с трупом.

Кэш обнажает зубы, на его лице что-то среднее между хищным предупреждением и ухмылкой. Но на этот раз я трахаю его. Я показываю ему, кто я. Я поднимаю бедра вверх, затем резко опускаюсь, заставляя его член пронзать меня, пока не становится больно, пока я не плачу. Я жива и более могущественна, чем когда-либо. Я сжимаю подбородок Кэша пальцами.

Он сказал, что сделает для меня все, что угодно, и он сдержал свое слово. И я понимаю, что это оно. Это то, чего я хотела. Почему я хотела убить Кэша в первую очередь. Дело никогда не было в том, что Кэш сделал или не сделал Дженне. Дело было в моем отчиме. И теперь, когда его нет, каждой клеточкой своего существа я верю Кэшу. Он не причинил вреда Дженне, и он никогда не причинит вреда мне.

Я впиваюсь ногтями в его кожу, и он рычит, его челюсти сжаты, но его член дергается, как будто он не может контролировать себя, как бы сильно он ни старался, и это ощущение доводит нас обоих до предела.

Его глаза закатываются к затылку, когда он издает первобытный вой, и я не отрываю от него взгляда, даже когда меня сотрясают неконтролируемые спазмы.

Мы непобедимы. Вместе мы можем сделать все. Как только наше дыхание успокаивается, я наклоняюсь и касаюсь языком его уха.

Он истощен, его дыхание учащенное, и мне все это нравится. Я сделала это с ним. Скользя зубами к мочке его уха, я шепчу.

— И ты мой.

Ремеди

На следующий день энергия бурлит во мне, придавая уверенности в каждом шаге. Я смотрю на пустое голубое небо, солнце освещает мою продрогшую зимнюю кожу.

Может быть, это и есть свобода. Но я все равно чувствую себя как-то не в своей тарелке. Как будто внутри меня что-то гремит. Я не уверена, что мне с собой делать.

Все не так, как раньше. Мой отчим больше никогда не побеспокоит ни меня, ни кого-либо другого. И все же, у меня все еще есть это желание что-то сделать. Но я не знаю что.

Раздается дверной звонок, когда я вхожу в пекарню. Торты на витрине подсвечены, как маленькие произведения искусства.

Нежно-голубые. Бледно-розовые. Светло-зеленые. Это кажется глупым. Кэш дал мне возможность вернуть свою жизнь, и я купила ему чертов торт. В дальнем углу витрины я замечаю белый торт с красными струйками глазури, стекающими по ребристым краям.

Я вижу вспышки крови моего отчима, которая забрызгала, покрытую шрамами, грудь Кэша. Тепло покалывает низ моего живота при этой мысли. Это было так горячо. Мой желудок переворачивается.

«Он использовал тебя, утверждает мой разум. Манипулировал тобой. Заставил тебя убить твоего отчима, чтобы он мог еще больше шантажировать тебя. Как ты можешь быть такой глупой?»

Я хватаюсь за живот, пытаясь заставить себя прекратить подозревать его. Но здесь есть видеокамеры. Они все зафиксировали, как и моя личная камера, которая все еще стоит на каминной полке в офисе.

Даже если Кэша обвинят в похищении, меня обвинят в убийстве. Но я не могу позволить этому страху парализовать меня. Кэш освободил меня.

«Он обидел твою лучшую подругу.» говорит этот ворчливый голос.

«Это уже не тот человек.» возражаю я в ответ.

Пекарь откашливается, ее глаза подсказывают, что мне уже нужно выбрать торт. Я оглядываю каждый ряд угощений, пытаясь собраться с мыслями. Мой телефон звонит.

— Ремеди Бассет. — отвечаю я.

— Ремеди Бассет? Это звонит департамент полиции Ки-Уэста. Есть ли какой-нибудь шанс, что вы сможете приехать в участок? Детектив Сэмюэлс хотел бы поговорить с вами.