Равиль и Виктор, как зачарованные, следили за валкой, утиной походкой котиков на берегу, за их красивым щучьим взлетом над волной. Перед ними мясо, много неповоротливого живого мяса!.. Молодые матросы не понимали тревоги старпома.
А котики и впрямь встревожили его. Петрович знал, что с наступлением холодов котики неизменно уходят из северных районов на юг, мигрируют в теплые воды, на новые океанские пастбища. Только с мая они возвращаются на Командоры, сперва могучие секачи-самцы, затем щенные самки и резвые холостяки.
Трудно предположить, что катер снесло так далеко на юг, туда, где обычно зимуют котики. Все говорило против этого: и записи в судовом журнале, и направление ветров и, наконец, обледенение, случившееся неделю назад и немыслимое в южных широтах. Все это факты.
Но и котики были реальностью, а не игрой воображения.
Петровичу пришли на ум рассказы радиста Аполлинария об Алеутских островах. Порой, длинными зимними вечерами, устроившись у открытой печи в коридоре общежития, «старички» с «Ж-257» - Петрович, дядя Костя и Коля Воронков - с интересом слушали старого алеута. Он уверял, что в Алеутской гряде, где-то между островами Атту, Агатту и Кыска, есть омываемый теплым течением островок, с которого, случается, и зимой не уходит котиковое стадо. Будто отец Аполлинария, которого как-то среди зимы унесло на байдаре за Агатту, видел котиков собственными глазами. А японцы со шхуны, задержанной у острова Беринга зимой 1916 года со свежезасоленными шкурками морских котиков, показали, что забой был произведен тайком на одном из островков Алеутской гряды. Правда, тот же Аполлинарий клялся, что на острове Беринга, у северо-западного мыса, лежит полузасыпанная песком челюсть морской коровы, что стоит только порыться в песке бухты Командора, чтобы тотчас же найти разноцветные бусы, из тех, что Витус Беринг захватил на пакетбот для размена с туземными племе-нами, что нет на земле места краше острова Медного, и, осторожности ради, они привыкли не принимать его рассказы на веру.
Но теперь котики были у них перед глазами, порывы ветра доносили с береговой полосы на катер острый запах лежбища.
- Худо дело, Санек,- сказал старпом.- Похоже, что тут нас искать не станут. Не положено.
- Ясно,- хмуро подтверждает Саша.- Это чужой остров…
- А что, если подводное землетрясение было и остров вытолкнуло со дна, а? Новый остров где-нибудь недалеко от Камчатки? Здесь, говорят, и такое случается.
Петрович смотрит на замшелые валуны, на скалы, словно закапанные известью в местах гнездовий топорков и ар, не верит собственным словам и все же надеется, что вдруг Саша, начитанный, культурный парень, согласится с ним.
- Новый остров! - Саша горько усмехается.- Ему и лет не сочтешь!.. На нем, Петрович, Ной потоп пересиживал. Похоже, Алеутские острова…
- Выходит, на чужой двор попали? А? - задумчиво произносит старпом.- Увидят, уши надерут.
- Факт.
- А за что? - разозлился старпом.- Что мы - виноваты в чем? Зло какое сделали?
- Мы у них во всем виноваты.- Саша помолчал.- На Тайване до сих пор мучаются моряки - и наши и поляки…
- Ребят подготовить надо,- встревоженно отозвался старпом.- Если возьмут на буксир, одну линию пнуть… Лишние документы вон, оставить паспорта, собрать их в одно место надо будет - пустим на дно. И судовой журнал тоже подготовить. Такелажную скобу привяжешь к журналу, что ли. Раз - и за борт. Словом, в полной боевой! Ни хрена они нам не сделают!-закончил он неожиданно.
Петрович вдруг уставился на буро-зеленые заросли, испятнавшие океан вокруг острова.
- А что, Санек, эту штуковину нельзя жевать?..
Сашу словно током ударило. Все так обрадовались земле, что и не подумали о морской капусте. Если это действительно морская капуста, то она годится в пищу. Саша в детстве любил обыкновенную огородную капусту, и однажды мать подшутила над ним, заставив проглотить кусочек жестковатой, приправленной острым соусом морской капусты…
Кок даже за голову схватился. Капуста! Когда еще они попадут на берег, а тут такое сокровище!
- Красота! - засуетился кок.- Я ее в китайских ресторанах едал. Деликатес! Всех на санаторное питание поставлю…
Он закинул за борт веревку с несколькими узлами на конце, но капуста не давалась, ускользала. Механику удалось зацепить кончик длинного стебля, плотного, с бахромчатыми отрепьями, он рванул его и тут же отправил в рот.
- Стой! - закричал кок.- Помрешь, Костя. Ее стушить надо, сырую нельзя…
Механик изготовил крюк из металлической трубки, и команда захватывала им сразу по нескольку многометровых стеблей капусты. Ее вытаскивали на палубу, блестящую, будто лакированную, но вода убегала, и капуста, сваленная в кучу, тускнела на глазах. Когда набралось около двадцати килограммов, кок спустился в кубрик готовить новое блюдо.
И только Виктор, несмотря на мучительный голод, оставался безучастен к капусте. Он мужественно перенес удар, когда стало ясно, что обнаруженная им земля - завалящий островок длиной в два-три километра. Вероятно, и северный берег острова так же безлюден, угрюм и дик… Виктор предчувствовал это, и все же, мысленно пронизывая взглядом толщу острова, он хотел видеть и видел, видел, черт побери, домишки, бревенчатый причал, склады, сараи…
Об этом никому не расскажешь, даже Саше или своему подвахтенному Равилю. Как объяснить им, что он видит поселок, который невозможно увидеть отсюда? А вдруг там и впрямь есть промысловый ухож, юрташка с запасом соли, топлива и юколы для промысловых людей?
Если бы ему разрешили, он вплавь добрался бы до берега и все разведал… Склонившись, Виктор кладет ладонь на только что выловленный капустный стебель. Он не холодный, значит, вода тут согрета теплым течением. Берег близко. Правда, по пути рифы, буруны, но у иного рифа можно и передохнуть.
Сумерки опустились на океан, смягчили очертания гористого островка, а затем и вовсе поглотили его. Виктор не уходил с палубы, он прислушивался к шуму воды на рифах и все ждал, ждал, не мигнет ли где-нибудь на береговой крутизне желанный огонек…
Вареная капуста показалась изголодавшейся команде вкусной. Она чуть кислила, так. что можно было есть без соли. Знай проглатывай теплую, приятно тяжелящую кашицу».
С миской дымящейся капусты в руках кок выбрался на палубу и явился к Петровичу в. рубку.
- Возьми, Петрович! - он протянул миску старпому.- Согрей кишку.
Старпом невольно принюхался к йодистому запашку, и руки его уже готовы были оторваться от штурвала.
- Анархия! - крикнул он вдруг, отводя глаза от миски.- Совсем распустились!.. Может, с ложки кормить меня станешь?!
Коля повернулся по-военному, щелкнул каблуками и едва не вывернул капусту на палубу. Прикрыв плечом дверь рубки, он с наигранной свирепостью посмотрел на Виктора.
- Тебя сколько звать? - Он ткнул миску матросу.- Хожу вот, ищу тебя!..
- Я мяса хочу, Коля,- печально сказал Виктор.- Видал, сколько мяса на берегу?
Капуста тяжело легла в отощавшие желудки. Одолевал сон, а еще сильнее хотелось курить. Даже у Саши, уже отвыкшего от курева, заныло под ложечкой. Откуда-то появилось несколько пересохших лавровых листиков. Кок снова пустил в ход каликановскую трубку.
- Небось «Казбек» закурил бы? - спросил механик у Саши.
Саша упрямо мотнул головой, хотя от одного только слова «Казбек» чуть закружилась голова. С дяди Кости станется спрятать в какой-нибудь потайной уголок пачку папирос.
Но нет, Саша не закурит, слово надо держать.
Дядя Костя и впрямь развязывает какую-то замасленную тряпицу. В ней окурки, не «Казбека», правда, а «Севера», но все же окурки. Попадается и «Беломор». Они пахнут настоящим табаком. Такую гильзу приятно подержать во рту, чуть прижать губами, вдохнуть табачный аромат. А стоит зажечь ее - и на третьей затяжке все перешибает запах горящей бумаги.
Коля Воронков тоже решил «перекантоваться» на «Казбек». От трубочного крошева его вдруг замутило - может быть, окурок поправит дело. Он долго выбирает окурок «пожирнее» и прячет его за ухо.
