Саша сбивчиво объяснил, кто он такой («Может быть, помните механика Сергея Петровича?..») и какая забота привела его сюда.
- А вы что в Обществе делаете? - спросила Дэк.
- Я научный сотрудник,- солгал Саша.- Младший… Специально по китобойному промыслу.
Он почувствовал, что после этих слов старуха Дэк окончательно потеряла к нему доверие. Она неторопливо поднялась, взяла с шаткой бамбуковой этажерки книгу в бумажном переплете - сборник статей и публикаций одного из институтов Академии наук - и протянула ее Саше.
- В таком случае вам следовало бы знать,-старуха презрительно поджала губы,- что работа моего деда переведена и напечатана по-русски.
Саша листал сборник, не различая строк, готовый провалиться сквозь землю.
- Еще в тридцать шестом году за рукописью приезжал ленинградский ученый… - Она назвала знакомое Саше имя, но он уже не решился хвастать этим.- Как видите, работа опубликована и хорошо известна всему научному миру. Вам знаком портрет деда?
- Нет,- виновато вздохнул Саша, не поднимая головы.
- Взгляните. Он за вашей спиной.
С поясного фотопортрета на него смотрела такая округлая, симпатичная физиономия з обрамлении седых бакенбард, такие плутовские глаза, что у Саши отлегло от сердца. Все еще пунцовый от стыда, он сказал седой внучке капитана Дэк:
- Извините меня, я молодой работник. Вероятно, у нас в Обществе многие читали эту книгу. Я не посоветовался, хотел подарок сделать… Получился конфуз…
- Ничего, вы все-таки заходите,- сказала женщина просто.- У меня сохранилось кое-что из старого. Письма есть, фотографии.
Видимо, ей хотелось, чтобы интерес общества к памяти деда не оборвался на полуслове, не исчерпался посещением молодого и не слишком сведущего человека. Может быть, она мечтала о том, чтобы поясной портрет деда украсил одну из комнат Географического общества…
Саша уходил от старухи Дэк с пустыми руками, но в отличном настроении. На улице его окликнули:
- Товарищ!
Саша остановился.
- А у нас почему счетчика не проверили? Нехорошо!
Две девушки стояли у распахнутого настежь углового окна. Одна крупная, с тяжелыми светлыми косами, уложенными вокруг головы. Она прилегла грудью на подоконник и с вызовом смотрела на Сашу. Вторая дичилась, готовая в любую минуту улизнуть.
- С вами разговор короткий,- улыбнулся Саша.- Сниму счетчик. Вы за прошлый месяц не уплатили.
Толстуха рассмеялась и села на подоконник.
- Будет тебе, Катя,- шепнула ей подруга, но у Саши хороший слух, и он услыхал ее шепот.
- Чего же вы не идете? - вызывающе спросила Катя.- Испугались? - Катя уселась, свесив наружу полные, обутые в резиновые тапочки ноги.- А мы знаем вас! Правда, Лена?
Но Лена уже скрылась в комнате.
- Ну? - удивился Саша.
Теперь и ему показалось знакомым это широкое и светлое лицо со считанными, а потому особенно приметными оспинками.
Оказалось, обе девушки работают в отделе кадров главка. Они жили после войны в Крыму, закончили десятилетку, вместе завербовались на Дальний Восток. Теперь они посещают курсы радистов, а днем «скрипят перьями в главке». Девушки запомнили Сашу- он приходил за справкой, когда бросил техникум.
- Разве вы одного года? - спросил Саша., Худощавая подруга Кати казалась моложе.
- Конечно. Лена даже старше меня на три месяца. Она только с виду цыпленок… Ой, Ленка!
Катя схватилась за оконный наличник, но тщетно,- упираясь в спину Кати головой и руками, Лена столкнула ее с высокого подоконника. Дом стоял на холме, и если бы Саша не придержал толстуху, она пробежала бы еще пять-шесть метров. Катя похохатывала, мягко повиснув на руке Саши, и незлобиво повторяла: «Ой, и задам же я тебе, Ленка, ой, и задам!» И вдруг, не меняя позы, сказала:
- Пойдемте с нами на «Смелых людей»? Я достану билеты без очереди…
Саша не успел ответить. Из дому вышла гражданка Дэк с плетеной корзинкой в руках и, увидев в его объятиях молодую соседку, презрительно поморщилась.,
- Вот… знакомую встретил… Уп… упала,- только и смог пробормотать Саша в спину старухи Дэк.
- Пойдемте, а? - настаивала Катя.
Саше не хотелось почему-то перечить этой славной и веселой девушке, и, если бы не старуха Дэк, он в четвертый раз посмотрел бы «Смелых людей». Помешала досадная мысль, что теперь ему не видать ни писем, ни старинных фотографий знаменитого китобоя. Взяв девушку за плечи, он подтолкнул ее к окну.
- Держите, Елена,- сказал Саша.- Больно она у вас смелый человек.
Вдогонку Саше полетели без всякой злости сказанные слова Кати:
- Ты зачем техникум бросил? - Так всегда случалось с Катей, она и сама не могла объяснить, почему в какую-то секунду переходила с чужим еще человеком на «ты».- Надоело, что ли? Или женатиком стал?
- У меня отец умер,- сказал Саша.
На мостовой, выложенной темно-розовым на закате булыжником, его догнала Лена. В резиновых, таких же как у Кати, тапках, она появилась рядом почти бесшумно и прошла несколько шагов, выбрасывая вперед худые, загорелые руки.
- Не сердитесь на Катю,- сказала девушка низким грудным голосом.- Она добрая и очень веселая.
- Я и не сержусь,- искренне ответил Саша.
- Приходите к нам в гости, если, конечно, будет желание. Ладно?
Лена протянула ему руку, и, пожимая ее, Саша почувствовал, как тонкая ладонь податливо, трубочкой согнулась в его руке.
И Саша зачастил в двухэтажный дом на крутом склоне сопки. Катя с первого же вечера поняла, что он пришел не к ней, и, повздыхав для порядка, принялась устраивать сердечные дела Лены. Даже оставаясь с ними в комнате, она умела так стушевываться, притворно засыпать на провалившейся клеенчатой кушетке или судачить с кем-нибудь из соседей, загородив собой чуть ли не все окно, что Саша и Лена чувствовали себя совсем просто и свободно.
Случалось, Лена поджидала Сашу в сквере, у кинотеатра, и, освободившись от работы, он шел с ней в соседнее с Обществом здание Краевого музея. Тут Лена быстро зябла, и Саша накидывал ей на плечи свой пиджак. Они подолгу простаивали перед черно-красным, сотканным из крапивной ткани халатом сахалинских айнов, перед моделями старинных бригов или захваченными на Камчатке шпагами английских морских офицеров, с золочеными эфесами и кружевным чеканным узором по темной стали, перед искусно выполненным макетом фрегата «Паллады» или бронзовой доской с именами сподвижников Невельского. В городе все дышало морем, а Саша любил море, много читал о нем и охотно распахивал перед Леной двери в новый для нее, увлекательный мир.
Чем ближе становились они друг другу, тем тягостней думалось Саше о том, что мать ничего не знает о Лене. Дело еще можно поправить, прийти домой об руку с Леной, познакомить их и терпеливо ждать той минуты, когда мать примирится со встающим перед ней одиночеством. Когда-нибудь-это хорошо понимала и мать - ее Саша станет мужем и отцом.
Когда-нибудь!.. Но только не теперь, когда рана еще так свежа и мать, сама худая, как девочка, всякий день спешит со службы домой и взбегает по семи ступеням крыльца с единственным желанием поскорее обнять сына, который и чертами лица и взглядом напоминает ей самого любимого, словно растаявшего где-то за туманом Японского моря, человека. Только не теперь.
Саша хорошо понимал эту нервную взвинченность, напряженность, ранимость всего существа матери и хотел защитить ее от нового удара. Быть может, это было и неумно, и нерасчетливо, но иначе поступить он не мог. Поначалу, когда дружба с Леной только завязывалась, не стоило тревожить мать. А если не выйдет дружбы? Случается ведь и так.
С течением времени становилось все труднее, тревоги матери он отметал притворной шуткой, стараясь избегать внимательного взгляда настороженных глаз, на прямые вопросы отвечал спасительной, на его взгляд, ложью. Клубок стянулся так туго, что порой просыпаясь среди ночи, Саша ощущал давящую тяжесть в груди.
- Спи, Сашок…- раздавался ровный, так хорошо знакомый с детства шепот матери.- Что это ты просыпаться стал? Спи…
