– На дорогу смотри.

– Ты успокоилась, мы можем поговорить?

– Бла-бла-бла.

Как же хочется ее задушить!

– Значит, пока покатаемся, пока тебя не отпустит, – поворачиваю на дорогу из города.

Коза сверлит меня в зеркало заднего вида своими синими дулами, каждым взмахом ресниц отсекая выстрел прямо в сердце.

Надулась. Ничего. Зато на глазах, и точно знаю, где она. И никуда не денется.

Через пятнадцать минут, когда становится невозможным игнорировать желтые-рыжие березы вдоль дороги, Истомина не выдерживает:

– Куда ты меня везешь?

И правда, куда мы катим?

Автоматом я свернул на Дубовый умет. Провидение меня ведет не иначе. Родители вчера улетели отдыхать. Так что, похоже, есть место, где нам никто не помешает.

– Чего молчишь? – нервничает звезда. – Куда?

– К конструктивному диалогу, – ухмыляюсь я.

Наверное, я до сих пор не могу поверить, что он это сделал.

Он меня увез. Против воли.

Так что мне мешает, сейчас достать телефон и написать отчиму про этот беспредел?

Почему до самого выезда из города я не открываю окно и не ору с просьбами о помощи?

Потому что я – идиотка.

Потому что рядом с ним сердце стучит живее, даже несмотря на то, что мне больно смотреть на Кира.

Он выглядит паршиво, и девчачья сущность шепчет: «А вдруг это из-за меня он страдал»? Верится с трудом, но ведь всю неделю он атаковал меня звонками. И я знаю, что искал меня в универе.

Только ведь характер у Дикаева – дрянь.

И все эти бестолковые телодвижения – это вовсе не от влюбленности, а потому что кому-то надо, чтобы последнее слово всегда оставалось за ним. Он же сразу бесится, как только не по его выходит.

– Куда ты меня везешь?

– К конструктивному диалогу.

Что? Да он вообще знает, что это такое? Диалог!

Ему говоришь что-то, а он слышит только то, что хочет! Спору нет, удобная позиция, но меня она совершенно не устраивает.

По глазам зеленым вижу, что-то задумал.

Лучше спать пошел. Упырь упырем. Щеки впали, круги под глазами, щетина эта...

Так. Нечего его жалеть. Он меня не пожалел.

«Тебе ничего не мешало хоть раз поднять трубку». И тут же ёкает.

Мало времени прошло. Слишком мало.

Нужно не дать себе слабины, не позволить ему опять навешать мне лапши на уши.

Пока занимаюсь аутотренингом мы заворачиваем в поселок, я не успеваю посмотреть на табличку с названием, а мы пролетаем по центральной улице почти до самого конца.

– Где мы? – нервно сглатываю я. Дикаев – псих. Кто его знает, что он задумал.

– Дома, Оля. Мы у меня дома…

– Но… твоя квартира…

– А это чтобы нас никто не побеспокоил, – зловеще поясняет Кир.

Тоже мне серый волк! Я тут же взвиваюсь:

– И что? Даже Лину не позовем?

Заехав в ворота и пережидая, пока они закроются, Кирилл оборачивается ко мне:

– Ревнуешь?

– Вот еще! – вспыхиваю я. – Больно надо.

– Ревнуешь. Зря, между прочим. Линка теперь на глаза мне не покажется. Можешь, не переживать.

– Я не переживаю! – чеканю я. – Это твое дело, с кем видеться и ходить по гостям!

– Слушай, я взял ее по дурости, насолить отцу…

– Бла-бла-бла…

– Твою налево, Истомина! – рявкает Кир так, что я мгновенно затыкаюсь и таращусь на него испуганными глазами. Такого бешеного я его в последний раз видела в спортзале. – Линка – дура. Не будь такой же. Я сто раз пожалел, что стал ее пропускным билетом на вечер у Ахметовых.

– Мне сейчас должно стать легче? – ядовито спрашиваю я, не спеша верить в эту сказку.

С другой стороны, к чему бы ему врать, если наша с ним история закончена?

Дикаев с усталым вздохом закатывает глаза.

– Я знал, что будет нелегко.

– Мужайся, – елейно обещаю я, – проще не станет.

– Не успокоишься, пока всю кровь не выпьешь? – он достает ключи из замка зажигания. – Пошли.

– Я никуда не пойду.

– А я никуда не поеду. Будешь тут сидеть одна? Пошли, Оля. Не буди во мне зверя. Мне ничего не стоит еще потаскать тебя к верху копилкой.

Придурок!

Выхожу, зло хлопнув дверью, и иду туда, куда приглашающим жестом указывает Кирилл. Он идет сзади, словно готовится ловить, если я попытаюсь убежать.

Куда я побегу? Прохлопала момент, и теперь только до трассы пешком идти не меньше часа. Надо просто донести до Кира, что больше он играть в меня не сможет. Я больше не поддамся ни на жалобные взгляды, ни на попытки помочь.

Как назло, у Кира урчит в животе, пока он, звеня ключами, открывает дверь в дом.

Ничего. Большой мальчик.

Я ему в поварихи не нанималась.

– Прошу, – пропускает меня вперед, зажигая свет в просторном холле.

Я по примеру Дикаева не разуваюсь и не спешу раздеться или даже положить рюкзак, всем своим видом показывая, что эти игры ненадолго.

И тут до меня доходит, что нам действительно никто не помешает.

В доме никого. Наши шаги гулко отдаются по всему первому этажу.

– Ну, говори, – останавливаюсь я напротив входа в кухню. – Тебе же обязательно надо высказаться и плевать, что я не хочу слушать. Выкладывай и вези меня домой.

– Что даже чаю не выпьешь? – он теснит меня на пищеблок.

– Насухую послушаю.

Тем не менее Кир ставит чайник и пять минут растерянно вертит головой.

Психанув, я открываю шкафчик, который мне кажется подходящим, и достаю оттуда пачку с чаем. Дикаев на смотрит, будто я сбежала с «Битвы экстрасенсов».

Видимо, не доверяя пачке, которую добыла я, он включает кофемашину. Секунду стоит ко мне спиной, а потом, запустив пятерню в волосы, оборачивается ко мне.

– Просто дай мне сказать, ладно?

Складываю руки на груди.

– Я идиот. Я не должен был говорить всего этого тебе. И бросать тебя одну не должен был. Но ты сама виновата!

Я скептически поднимаю бровь:

– Что меня пока не впечатляет твоя речь.

– Ты мне все мозги свернула, – огрызается Кир, но тут же примирительно поднимает руки, заметив, что я хочу уйти. – Оль, прости меня. Я дурак. Я облажался. Готов искупить. Но то, что ты делаешь, это слишком. Ты уверена, что все плохо настолько, чтобы делать так?

– Как?

– Игнорировать меня, – выдавливает Кирилл.

– Ты обозвал меня шлюхой!

– Я такого не говорил…

– Ты сказал еще хуже! И главной шлюхой был ты! Ты заманивал меня к себе домой, а сам поехал в гости с Линой! Ты обвинил меня в мерзких вещах, и это притом, что ты знал, что до вчерашнего дня я была девственницей! Да как у тебя язык повернулся? Как тебе вообще в голову пришло?

Я почти задыхаюсь, говоря все это.

Желваки у Дикаева играют, не нравится ему слушать, какой он скот.

Взгляд виноватый, но недостаточно. Он не понимает, какую боль причинил. Для Кира это всего лишь неосторожные слова, за которые можно попросить прощения, и все будет как раньше.

– Или это был просто удачный повод избавиться от девчонки, с которой ты уже взял, что хотел? Или девственницы не так хороши? Я тебя разочаровала? Так и проваливал бы молча! Катился бы ко всем чертям!

– Очень хороши. Ты меня не разочаровала. Оль…

– Господи, ты непробиваем, – вырывается у меня стон бессилия. – И как ты собирался это искупить?

Перехватываю его взгляд на своих губах. Ну не идиот ли? Кто его к себе теперь подпустит.

– Даже и не мечтай! Все. Ты выговорился. Я послушала. Вези домой.

– Прости, Оль. Мы никуда не поедем, пока все не исправим.

– В смысле? – таращу я глаза.

– В прямом, – отвечает Кир абсолютно серьезно.

– Ты серьезно? – не верю я тому, что слышу. – Ты считаешь, что можешь что-то требовать? Да какое вообще право ты имеешь меня удерживать здесь?

Кир опять запускает пятерню в волосы на затылке.

Нельзя думать, какой он красивый! И вся его милота сейчас – это игра!

– Может, и никакого. Может, и не имею. Но ты моя, Оль. Я не отпущу все равно. Так что лучше бы нам найти общий язык…