Куча всяких снимков с танцевальных соревнований. В основном бальные танцы, но в последний год появляются фотки с танцем живота. Пристально разглядываю наряд Истоминой, точнее его скудость. Надо ей сказать, чтоб носила джинсы и толстовки. Нечего всем разглядывать. Талия, конечно, тонкая… А грудей у нее таких нет. Костюм видать увеличивает.

Член коварно шевелится, когда я вспоминаю, как тискал Ольку…

Да куда она провалилась?

Наконец раздается звонок в дверь.

И на пороге даже Истомина с коробочкой в руках, только вид у нее…

– Ты вплавь, что ли? – охреневаю я, наблюдая за тем, как ручьями течет вода с мокрой насквозь козы.

– Очень смешно, – огрызается она, и я затыкаюсь, настолько Истомина сейчас свирепа. Молча пододвигаю к ней новые тапки.

Олька сует мне в руку коробку и начинает стаскивать с себя сырой плащ.

Что удивительно, под плащом она тоже мокрая.

Что я там говорил про толстовки? Беру свои слова назад.

Прямо сейчас мне очень нравится, как длинное тонкое платье липнет к ее телу, показывая мне, что Истомина не любит лифчики. Да и зачем они нужны…

Грудь у нее стоячая с острыми сосками, живот плоский, задница круглая…

– Я дам тебе майку, – хриплю я.

– Спасибо, – бормочет Оля, отлепляя подол от бедер. – Я его выжму, и оно быстро высохнет…

Можно не благодарить, я не из благородства, но естественно я об этом помалкиваю.

Истомина уходит в ванную, а я пялюсь в не до конца закрытую дверь. Видно мне мало, но фантазия работает на всю катушку. Да так, что, когда я понимаю, что Оля уже сняла платье, у меня сносит крышу.

Я помню, что заходить нельзя, но это выше моих сил. Я одним глазком.

Уже у самой двери меня приводит в чувство вопрос:

– Просунь мне сюда, пожалуйста! – кричит она, не догадываясь, что я в полуметре от нее.

Нервно вскрываю коробку и вгрызаюсь в кекс.

– ИШТОМИНА! ТУТ ИЖУМ!

– Дикаев, дареному коню в зубы не смотрят! – гневный вопль из ванной становится мне ответом. – Ты мне майку обещал!

Нет, ты посмотри! В гостях пять минут, а уже куча требований.

В прошлый раз были тапки, в этот – майка. Что дальше? Ключи от тачки?

Если я зайду и сниму для нее свою футболку, пойдет?

Что-то мне кажется, что в благодарность я получу по шее.

С непрожеванным кексом за щекой хромаю в спальню. Сейчас выделю ей майку-алкашку… Нет, тоже убьет. Где она вообще так вымокла? На улице сухо. Ни облачка.

Добыв нечто, что может устроить Истомину, я возвращаюсь и просовываю руку в щель. И даже не подглядываю. Но кто оценит мой героизм?

Мне кекс и тот бракованный принесли.

Пока сивая там возится, я, чтобы не возвращаться во влажные фантазии, провожу кулинарную доработку. И через пять минут я наколупываю из кекса половину блюдца сраного изюма. Они туда весь городской запас бухнули, что ли?

К балкону мимо меня проходит коза в моей футболке.

– Там вешалки есть?

– Есть. Скажи мне, Ольга Истомина, что непонятного в словах «без изюма»?

– Все понятно, но был только с такой.

Абсолютная безответственность. И главное, ни грамма раскаяния.

– Ясно все с тобой, – вздыхаю я.

Истомина вешает свое сырое барахло на балконе, а меня прям корежит.

Есть что-то противоестественное в том, что девчонка сушит у меня свои вещи, отдает затяжными отношениями, навевает мысли о пеленках. Сглаживает стресс только то, что футболка вот-вот задерется.

Или не задерется, блин.

Обломщица. Истомина рождена, чтобы портить мне жизнь. Блюдце, стоящее рядом, тому подтверждение.

– Так ты раскроешь интригу века? Где ты нашла столько воды? – спрашиваю, когда сивая возвращается и щелкает чайником.

Интересно, что она собирается пить? Чая у меня нет.

Или есть… Коза с красным носом уверенно достает из шкафчика железную банку. Я ее вообще никогда там не видел.

– Возле твоего дома нашла. Кто-то не очень ловкий решил помыть окна. Хорошо еще, что вода чистая. И что ведром не прилетело, тоже радует. Но вот не зря я не хотела приходить…

– Это тебе за кекс. Бог шельму метит, – не выдерживаю я.

Сивая закатывает глаза.

Она пьет чай, а я сижу и маюсь.

Ну вот она, Истомина, сидит у меня. И даже не вполне одетая.

А толку?

Что с ней делать?

Она тоже смотрит на меня с насмешливым подозрением.

Забавная вообще-то. У нее волосы подсыхая начинают виться. И синяя футболка ей идет. Но без нее было бы лучше…

Я задумываюсь над тем, как бы довести внешний облик Ольки до идеала, но меня возвращают с небес на землю:

– Ты говорил, что поможешь с домашкой.

Как можно быть такой бесчувственной?

– Какая ты меркантильная, Истомина.

– Это будет о-о-чень романтичным поступком, Дикаев, – тянет зараза.

Ладно, это повод сесть поближе.

– Пошли в комнату, покажешь, что там у тебя.

Я уже потираю руки. В спальне нет стола и стульев, зато есть кровать…

Правда, когда Олька притаскивает свою тетрадку, мне становится кисло. Она принесла самое занудное.

– И что тебе тут непонятно?

– Все, – отвечает она, и в ее голосе слышно злорадство. Нашла, чем гордиться.

– Ну иди сюда, – я хлопаю по покрывалу рядом с собой. – Будем тебя образовывать.

Истомина смотрит на меня, будто ждет подвоха. Правильно делает. Альтруизм – это не мое. Буду брать натурой.

Натура, покусав губы, все-таки садится рядом:

– Ты же не будешь приставать? – щурится она.

Наивная. Ну, разумеется, девушку заводят, чтобы ни в коем случае к ней не пристать. Конечно же. Все так делают.

– Все в рамках договора, – делаю морду кирпичом. Коза мне не верит, хотя я старательно изображаю воплощенную невинность. – Давай ляжем, у меня нога болит, а у тебя спина устанет.

Я подтягиваю к себе ноутбук. Будем сразу делать долбаную презентацию.

– Ты неисправим! – ругается Истомина.

– Ну, хочешь, сиди, – я демонстративно укладываюсь, и тетрадка оказывается далеко от ее носа.

Сопит.

– А ты точно объяснишь?

– Да, поймешь даже ты, – фыркаю я. Мне когда-то отец именно это на пальцах объяснял. – Давай уже. Будем как в «Приключениях Шурика».

– Пф-ф, вспомнил, – бурчит Олька, но все-таки заползает на кровать и ложится рядом, постоянно одергивая задирающуюся футболку.

Ага. Попалась.

Меня окутывает цветочный запах, идущий от влажных волос, и я быстренько прикрываю ноутом своего дружка, который бодро натянул ткань спортивных штанов. В джинсах было бы не так видно, но перебитая клешня затрудняет их надевание.

Лично я считаю, что у меня естественная реакция, но Истомина сейчас заорет: «Извращенец» и будет компостировать мне мозг.

Так что сначала заговариваем ей зубы.

– Ну смотри… – начинаю я, морально готовясь к бесконечным пояснениям, но то ли метод отца так хорош, то ли про блондинок врут, но Истомина схватывает на лету.

Правда, презу делать заставляет все равно меня.

Я так понимаю, это женская натура. Нельзя, чтобы человек просто лежал, надо ему даже лежачему найти работу. Еще совсем сопля, а замашки тиранские.

Но я терплю.

Потому что Истомина наклоняется, тычет пальцем в экран, щекоча меня волосами и прижимаясь ко мне грудью.

В какой-то момент она настолько осваивается, что без палева закидывает на меня ногу. Ну это уже совсем ни в какие ворота не лезет! Она что думает, что я импотент?

Я решительно отставляю ноутбук.

– Ты чего? Еще последний слайд! – сепетит Олька. – Мы не кончили!

– А ты еще поелозь по мне, и кто-то точно кончит! – я опрокидываю ее на спину.

– Дикаев, ты чего! Мы же так не договаривались! Ты обещал…

Вот реально. Ничему ее жизнь не учит. Ничего я ей не обещал. Сама придумала, сама поверила.

– Оля, – я рефлекторно трусь стояком о ее бедро, заглядывая в глаза с расширенным зрачками. – А сейчас мы освоим кое-что из смежного предмета.