Вздохнув, иду за ним.

Стоит в гостиной, смотрит в окно. Лохматый. Полуголый. И надувшийся.

– Кир, если для тебя это важно, то я маму перенесу на другой день…

– И гандона-Сашеньку? – ядовито спрашивает Кир.

Ах вот оно что… Услышал.

– И Беснова перенесу, – покорно соглашаюсь я. – Не понимаю, чего ты бесишься?

Кирилл разворачивается ко мне мгновенно. Разъяренным коршуном смотрит.

– Не понимаешь? Всю душу вынула!

Оторопев смотрю на Дикаева. Да что сдохло-то? Все ж хорошо было.

– Я кольцо ей купил, ресторан заказал, а она по Сашенькам шастает! Знаешь, что, Истомина? – рычит Кир.

– Что? – офигеваю я, прикидывая, правильно ли я все поняла или мне послышалось.

– Даже не думай, что можешь отказаться! Я все решил! Свадьба летом! И не надо мне тут! Ничего не хочу слышать! Ты моя! Мне тебя подарили!

Господи, он все еще считает это аргументом. Проблема в том, что если Дикаев что-то вбивает себе в голову, то обратного пути нет. Так, например, было с моим переездом к нему. Они с отчимом пипец как поругались, но Кир настоял на своем.

– Кир… Я же не знала, что ты что-то запланировал, – подбираю я слова. – И вообще, предложение по-другому делается. Девушку надо спросить…

– Если я тебя буду спрашивать, ты можешь отказаться. Нахрен мне такие приключения?

– А ты меня любишь? – в лоб спрашиваю я.

– Конечно, люблю! – выпаливает он и замолкает, хлопая глазами.

Проболтался.

– Тогда я подумаю над твоим предложением, – обещаю я, а у самой в груди розы расцветают, в животе бабочки порхают, и я уже на все согласная.

Но чтобы не показывать этого, иду обратно на кухню.

Дикаев ревет мне в спину:

– В смысле подумаю? Все решено. Вечером ресторан, я вручаю кольцо, ты соглашаешься. Других вариантов нет! – влетает он за мной вслед и, видя, что я наливаю чай, давит на совесть: – Это ты меня не любишь!

Оборачиваюсь на него, а он нервно распаковывает кекс, который я ему вчера купила. Нервничает. Сейчас все слопает. Меня захлестывает нежность.

Я хочу сказать, что я его очень люблю и согласна выйти за него замуж.

Только я открываю рот, чтобы это произнести, как Кир откусывает кекс и негодует:

– Истомина! Сколько можно? Опять изюм!