– Ты чего, Бочка, белены объелся?

Стражник растерянно опустил пику и часто заморгал, смотря на меня. Эта иллюзия не могла продлиться долго. Моя сила испарялась на глазах. Я переступила с ноги на ногу, пока Бочка осмыслял увиденное, пытаясь найти хоть какое-то объяснение произошедшему. Наконец он убрал пику и почесал голову, будто мысли вызывали раздражение в его черепной коробке.

– Привидится же… Мне сначала показалось…

– Да, да, иди отдохни, я вместо тебя покараулю, – я торопливо перебила его, – если кто из этих придёт, то разбужу.

Бочка колебался несколько мгновений, всматриваясь в моё лицо, а затем направился в небольшой закуток недалеко от поста. Я не шевелилась, пока не убедилась, что Бочка грузно упал на койку, с которой тут же раздалось тихое сопение.

Магия сильно утомила меня, и мне хотелось присесть и просто перевести дух, но останавливаться было нельзя. Собрав остатки сил в кулак, я направилась наружу. У меня ушло немало времени, прежде чем я всё же смогла найти выход из запутанных коридоров и тупиков. К моему счастью, мне удавалось избегать караулов, прячась в небольших тёмных нишах и за колоннами. Но каждый раз, затаив дыхание, я прислушивалась к шагам, которые гулким эхом разносились по каменным коридорам.

Очутившись снаружи, я зажмурилась от яркого света, который нещадно бил мне в глаза. Оказалось, что всё это время меня держали в подвале местного монастыря, приставив ко мне охрану. Высокие стены скрывали тихий внутренний садик с узкими дорожками между ухоженными кустами роз. Я поглубже втянула свежий воздух и посмотрела на небо – было около полудня, а значит большинство монахов сейчас было в обедне, и я бросилась прочь. Мне нужно было найти лошадь, пока меня не хватились, что, по моим подсчётам, должно было произойти довольно скоро и при этом не попасться на глаза местным обитателям.

Перебегая от куста к кусту, я вслушивалась в каждый шорох. Один раз меня почти заметили, но мне удалось вовремя скрыться. Монастырь оказался небольшим, и я быстро нашла выход, промчавшись стрелой к распахнутым воротам, через которые проходили бедняки в надежде получить свою порцию хлеба. Я бежала, пока стены монастыря не скрылись за крышами городских домов и только тогда, задыхаясь, я остановилась.

Оставалось найти лошадь. Я судорожно попыталась вспомнить, где находился постоялый двор или таверна. К счастью, ноги принесли меня к одному захудалому заведению, которого я обычно сторонилась. Оно было одноэтажным, с прогнившими переломанными стенами и прохудившейся соломенной крышей. Окон там почти не было, так же, как и дверей, поэтому за версту от этого места разносился аромат дешёвой, кислой браги. Рядом со входом стояла старенькая коновязь на три места, два из которых были пусты. Кобылка, привязанная к кольцу потёртой толстой верёвкой, мирно пощипывала траву, хлестая себя хвостом по крупу и отгоняя назойливых мух.

Я подошла к ней, озираясь по сторонам, вроде бы никого не было. Лошадь приветливо потянулась ко мне, думая, что у меня в руках угощение, и фыркнула мне в ладонь. Это заставило меня улыбнуться, вспомнив о наших лошадях в театре, которые так нравились Вэй. Всё тело ужасно ныло, струящиеся потоки магии едва разливались во мне. Лошадь радостно заржала, когда я отвязала её от вязи. Затянув подпруги, я уже было вскочила на неё, но сзади меня раздался чей-то голос:

– А ну-ка слезай! – Мужчина сгрёб меня в охапку. Моя нога зацепилась за стремя, и я грузно упала на землю.

Поднявшийся столп пыли ударил мне в лицо, отчего в глазах неприятно защипало. Песок чувствовался и на зубах, сколько бы я ни выплёвывала его. Нас уже успели окружить любопытные прохожие, которые повырастали из переулков и окон словно грибы после дождя. В это же мгновение над городом пролетел глухой звон монастырского колокола, и я негромко выругалась.

На соседней улице послышался ритмичный топот ног и цоканье копыт.

– Сэр, пожалуйста, прошу вас! – Взмолилась я, ища сочувствие в его глазах. – Я обязательно вам заплачу, но позже. Мне надо найти сестру.

– Рассказывай свои байки кому-нибудь другому, – он взял под уздцы лошадь и погладил её по морде.

– Внимание, внимание! Достопочтенные жители, берите детей и прячьтесь сами! Из городской темницы бежала ведьма! Да хранит Мифрил ваши души!Кто-то из толпы расстроено цыкнул, видимо, ожидая зрелищ. Колокольный звон всё разносился и разносился над городом, оповещая жителей о пришедшей беде. Некоторые, не дожидаясь известий, захлопнули ставни – чтобы не произошло, это их не касалось. Приближавшийся крик глашатая вывел меня из растерянности:

Послышались крики, они разносились повсюду. Женщины бросали свои дела и в ужасе подхватывали кричащих детей, волоча их домой. Некоторые мужчины последовали примеру своих жён и, спрятав глаза, трусили за ними попятам. Другие же, те, кто был настроен более свирепо, схватились за вилы, а кто-то даже за факелы – не иначе как поджечь меня, а затем спалить весь город к Бериаловым чертям. Мужик, стоящий рядом, перестал обращать на меня внимание и теперь волок за собой упирающуюся лошадку.

– Стой! – Я случайно выкинула руку вперёд, и сгусток магии попал прямо в него. Он замер, словно каменная статуя, и только его зрачки бешено вращались в разные стороны. Будучи не в состоянии разжать губы, он жалобно застонал. Я с ужасом смотрела на свои руки, которые теперь были мне неподвластны. – Я не хотела! Прости, я сейчас!

В надежде, что я не оплошаю, я снова вскинула руку, и мужчина отмер, упав на землю.

– Она здесь! Ведьма, ведьма-а-а! – Он заорал, словно резаный поросёнок, и я вскочила на лошадь.

На улицу тут же вывалились разгорячённые крестьяне с вилами в руках, загораживая мне дорогу. В их глазах виднелся азарт, такой же, как если бы они охотились на кабана или рябчика. Во мне они не видели человека, в их глазах я была просто чудовищем. Многим из них я годилась в дочери, но в их пропитых осунутых лицах было невозможно различить хоть какую-нибудь эмоцию. Они – толпа застывших масок с перекошенными от тупой злобы лицами.

Я как можно сильнее схватилась за узду, озираясь по сторонам. Толпа продолжала наступать. Они делали это настороженно, прицениваясь к каждому моему движению. Никто не решался приблизиться ко мне вплотную, и я решила воспользоваться этим. Пришпорив лошадь, я двинулась к толпе. Передние ряды отшатнулись назад, давя и наступая на ноги сзади стоящих. В этой суматохе кто-то всё же набрался смелости и кинул в меня камень. Со свистом пролетев над головами, он ударил в грудь лошади. Та с диким ржанием встала на дыбы, и мне только и оставалось, что вцепиться в узду, что было сил.

Этого было достаточно, чтобы толпа с криком ринулась на меня. Не знаю, кто был в большем ужасе: я или лошадь, но мне удалось быстро справиться с ней и направить её в противоположную от толпы сторону. В моих ушах свистел ветер и пролетающие рядом со мной камни и ботинки: к толпе также присоединились неравнодушные люди, которые высунулись из своих окон и кидали в меня первым, что подворачивалось им под руку. Несколько раз меня сильно задели чем-то тяжёлым: макушка отдавала тёплой пульсирующей болью, другой раз мне попали в спину. Каждое новое попадание сопровождалось победным улюлюканьем.

Я успела оторваться от толпы, которая теперь растеклась по улочкам, пытаясь поймать меня: на некоторых уже успели растянуть верёвки, и мне приходилось метаться из стороны в сторону, словно загнанному зверю. К толпе уже успела присоединиться и городская стража, что усложнило мои попытки выбраться из лабиринта улиц. Они были вооружены острыми пиками, а кто-то уже целился из лука.

Лошадь задыхалась то ли от бега, то ли от страха. Рядом со мной пролетела стрела и вонзилась в деревянный ставень, когда послышался надрывистый крик Тинтина:

– Идиоты! Не стрелять! Не стрелять!

Обернувшись, я увидела покрасневшее лоснящееся от пота лицо Тинтина. Его доспех свободно болтался на нём, а в некоторых местах был наоборот перетянут. Скорее всего, его сборы были весьма и весьма торопливыми.