Господи! А если и правда не принесли на руках, еле дотащив от поместья на пару километров, а привезли за тридевять земель? Может быть я в другом графстве. Или вообще во Франции! Откуда мне знать. Я же ничего не помню. Я даже не знаю, какой сейчас день!

Я стряхнула с локтя, беснующегося в припадке дезориентации муравья, и огляделась, не забыв, посмотреть и на небо. Допустим, я понятия не имела сколько суток я была в отключке, но то, что уже за полдень, я могла определить. Наверное, часа три, не меньше. А может и пять. Но до вечера еще полно времени. Природа на подъеме: птицы суетятся, муравьи ползают, мухи летают с энтузиазмом. По небу, затянутому тяжелыми бледно-серыми тучами, трудно диагноз поставить, но солнце, которое ими закрыто, все же немного греет. Но какая, в сущности, разница сколько времени, если я понятия не имею, куда мне идти.

— Маша!

Я замерла, не веря своим ушам. Голоса слышались издалека. Я, конечно, не следопыт, и понятия не имею, какие в лесу правила. Как распространяется звук, к примеру. Но мне показалось, что кричали очень далеко. Километров за десять. Я развернулась и побрела туда, откуда, как мне казалось, меня звали. Кто — не понятно. Какой-то коллективный разум.

— Маша!

Голоса и не приближались, и не отдалялись. Звучали однообразно. Монотонно даже. Словно люди уже потеряли всякую надежду меня найти и бродят по лесу просто для проформы.

— Маша!

Я вышла на лужайку и тут увидела его. Как в кинофильме «Гордость и предубеждение», моей любимой постановке с Кирой Найтли, когда мистер Дарси рассекал утренний туман в темном халате поверх белой рубашки. В моем случае все было немного не так. Марко несся ко мне на всех парах с перекошенным лицом. Кричал что-то. Руками размахивал. Но все равно, туман там присутствовал. Он утопал в нем по колено. И белое на нем что-то было. Определенно. Футболка, наверное. И темное тоже. Куртка, может…

Я поняла, что ноги меня больше не держат. Бегущий Марко накренился в сторону. Или я падала. Он подхватил меня совсем рядом с землей.

— Маша! — странно, но даже в таком состоянии мое тело, оказывается, может производить мурашки. Да еще какие!

Я закрыла глаза и вздохнула. А потом прошептала только для себя:

— Почему ты пришел так поздно?

И снова провалилась в темноту. Но это была другая, приятная темнота. Я чувствовала, как его руки держат меня над пропастью. И ни за что не дадут мне свалиться в промозглую бездну.

Марко

— Маша пропала! — выдохнул мне в лицо Ал, а я еще несколько секунд не мог осознать сказанного.

Ерунда какая-то! Как человек может пропасть из поместья?! Нет, тут у нас не Букингемский дворец, где на каждый квадратный метр по десять следящих устройств и по два охранника с лицензией на убийство. И тут даже не лондонская резиденция Лизиного папаши. В этом чертовом каменном мастодонте все еще не установили ни одной камеры. Но слуги-то тут есть. И в таком количестве, что кто-то что-то да должен был увидеть. Даже глубокой ночью и даже в самом уединенном месте. Одним словом, человек не может пропасть в этом доме, напичканном людьми, которым совершенно нечего делать, кроме как сплетничать. Как мимо них просочилась девушка в открытом блестящем розовом платье, которое в этих местах само по себе скандал. А она ведь еще была на каблуках, которые непременно цокали по полу подкованными копытами молодой и резвой лошадки.

— Видели ее, видели, — нетерпеливо мотнул головой недопринц на мой уточняющий вопрос, — Она с час по дому бродила, наверное, заблудилась. А потом пропала.

— Прости пожалуйста, — я стиснул кулаки с такой силой, что ладоням больно стало, — а где все это время был ты?!

— Э… Я, видишь ли, не хотел ей мешать… — в мрачном серо-буром рассвете стало заметно, как щеки его покраснели.

— Не хотел ей мешать блуждать по собственному дому? Ал, что произошло?

Я давил внутри раздражение, которое булькало как болото, переполненное метаном. Я злился уже не на Ала, на себя. Я снова бросил Машу на произвол судьбы, поддавшись эмоциям. Второй раз. И снова ее потерял. Теперь уже не любовь всей своей жизни, а вообще потерял. Хоть бы не по-настоящему!

— Она попросила дать ей время. Сказала, что хочет в свою комнату, — у принца Альберта дрожали руки.

Чего он так разволновался? Дом большой. Может Маша присела где-нибудь и заснула. Трезвой ее ночью нельзя было назвать.

— Надо обыскать дом.

— Если ты не заметил, мы уже обыскали. Вон даже с полицией.

Я огляделся и присвистнул:

— Ты что людей из Ми5 вызвал? (Mi5 — агентство внутренней безопасности Соединенного Королевства. Занимается контрразведкой, борьбой с терроризмом и другими вопросами национальной безопасности в Великобритании).

— Я вообще-то принц. И моя невеста пропала! — Ал вздернул подбородок, хотя губы его не слушались и вообще видок у него был скорее как у растерянного мальчишки. Похоже он уже несколько часов бегает по собственному дому в поисках Маши. И здорово напуган тем, что не может ее найти.

Я тут же словил его импульс. Черт! Куда могла подеваться девчонка из поместья? Решила сбежать? Но тогда ей стоило бы оставить хотя бы записку… ладно, просто послать сообщение из поезда.

— Ты ей звонил?

Ал посмотрел на меня как на идиота. Потом снизошел до ответа:

— Она оставила телефон в комнате. Как и все вещи. Марко, никто в наше время не уходит из дома без телефона и кошелька! Ну… по своей воле…

Он был прав.

— Слуг опросили?

Ал кивнул на поджарого мужика в черной полицейской куртке с деловым даже суровым лицом:

— Они тут уже всех замучили вопросами. Но никто ничего… Марко, я не знаю, что и думать.

— А ее подружки?

— Та, которая нормальная, ничего не знает. Мы ее разбудили. А немка, сама под утро из сада выползла. Говорит, что потеряла телефон. Полночи его искала. Там же столько фоток…

* * *

— Лизи! — я схватил ее за плечи, укрытые мягким плюшевым халатом, и хорошенько встряхнул, — Это твоих рук дело?

— Возможно… — она хлопнула заспанными глазами, — Давай для начала уточним, в чем ты меня обвиняешь?

Я неблагородно вторгся в ее спальню и теперь пытался вырвать из нее признание. Ал более благородно топтался на пороге. Но глазами сверкал довольно устрашающе. Наверное, его решительные взгляды и стиснутые до белой нити губы, сработали куда эффективнее моих встрясок и крика. Она тут же скорчила плаксивую гримасу:

— Не трогала я эти чертовы гобелены! Я же не вандал. Им пятьсот лет! Я уважаю антиквариат.

Я отпустил ее, отметив на будущее, что Томасу надо бы дать наводку проверить эти самые гобелены. Но все потом. Сейчас я уперся взглядом в совершенно ненакрашенные, а потому казавшиеся мелкими и блеклыми глазки Лиз и спросил строго:

— Что ты сделала с Машей?

Промелькнувшее в ее глазах непонимание сказало мне все. Дальше слушать было бессмысленно.

— … достали меня с этой своей русской девкой!

Я захлопнул дверь ее спальни, предварительно вытолкав в коридор Ала.

— Она коварная, ты же знаешь, — он вздохнул как человек, у которого отобрали последнюю надежду, — И играет хорошо. Она ведь до сих пор так и не призналась, что подложила кубинского таракана в сумку нашей няне миссис Мур.

— Это я подложил.

— Что?! Марко!

Я резко развернулся, схватил его за лацканы все еще вечернего пиджака и хорошенько встряхнул. А потом процедил сквозь зубы:

— Какая разница, мать твою! Ты что не понимаешь, Маша пропала! Может быть она в беде! Может ей нужна помощь!

Я еще немного подержал его над землей. И мы побуравили друг друга взглядами.

— Я вызвал полицию, поднял на ноги Ми5 и организовал поиски. А что сделал ты? — Ал не прищурился, — Только бегаешь и всех подряд обвиняешь.

Пальцы мои разжались. Он был прав. Толку от меня ноль. Я как огромный оголенный нерв пока способен только рефлексировать. Надо взять себя в руки.