Медсестра принесла мне выписку и рекомендации по лечению на дому. Я переоделась и, не желая больше торчать в надоевший за последние два дня палате, вышла на улицу. Удивительно, но дождя, которым так гордится Великобритания, а особенно ее прибрежная часть опять не было. Наоборот, стоял сухой, хоть и продуваемый влажными ветрами день. Желтое, нетеплое солнце время от времени показывалось из-за серо-золотистых туч. В воздухе пьянило море. Я всегда мечтала жить на побережье. Все равно каком. Лишь бы ветер был напитан тяжелым, чуть солоноватым привкусом прибоя. Пусть и такого, по северному мрачного. Все равно же здорово. Я закрыла глаза и вдохнула полной грудью. И замерла, желая пустить море по венам. Бушующее, клокочущее, со взбитой пеной, — для меня в самый раз. Только такое может взбодрить меня и зарядить, когда я на нуле. Я представила, как падаю в холодные, дрожащие у ног волны, ощутила волну мурашек на ребрах и улыбнулась.

— Ты выглядишь здоровой.

Я вздрогнула. Он сказал это хриплым, глухим голосом, словно разболелся всеми простудами сразу. Открыв глаза, я уставилась на Марко Сеймура, который стоял от меня в трех шагах и сверлил своими темно-голубыми глазами. И как я раньше его не почувствовала?

— Именно так мне врач и сказал, — мой голос звучал не лучше. Как будто у меня связки треснули в трех местах.

— А на самом деле? Как ты себя чувствуешь?

— Ну… — ни за что не признаюсь, что я в предобморочном состоянии. От счастья. Потому что он рядом. Да еще так неожиданно. Ведь мы же с ним договорились больше не видеться. И все же, я счастлива до чертиков, что он нарушил это наше дурацкое соглашение, — Мне намного лучше.

Я не удержалась и улыбнулась.

— Очень рад, — он вдруг тоже улыбнулся. Просто так, как будто мы с ним были давними друзьями. С детства. И знали друг о друге почти все.

И мне не хотелось терять этот момент. А хотелось замереть в нем, потому что он был наполнен мягким светом осеннего солнца, и солоноватым ветром, и нашими улыбками. Он был наполнен настоящим, а не придуманным счастьем. Лучший момент в моей жизни. Не знаю, о чем думал Марко. Может и вовсе ни о чем. Просто ему было приятно улыбаться мне в ответ. Такое бывает даже с самыми надменными людьми. Ни с того, ни с сего. Вот как сейчас. И я, конечно, опять решила, что между нами может быть…

— Марко?! — Берти выглядел удивленным. Как будто видел не друга, а пришельца из космоса, — Я думал, ты уже в Оксфорде.

— Я заехал попрощаться.

Я не смогла скрыть удивления. Хотя с чего бы. Я ведь сама запретила ему попадаться мне на глаза. Просто это солнце и эти улыбки… Мне показалось, что все это так много значило…

— А… ну да, — Берти отступил на шаг назад. Как будто это хоть что-то меняло в нашей мизансцене.

И зачем он вообще приперся, да еще так рано! Меня мог довести до дома Марко, в конце концов.

— Вечером я улетаю в Нью-Йорк.

— О! — это-то я из себя выдавила. Но дальше не пошло. Я так и стояла с этим «о» во рту, не зная, куда его вырулить. «О, как это интересно» или «о, как замечательно»? Хотя больше всего на свете, мне хотелось выть: «Пожалуйста, не бросай меня! Я же умру без тебя!», но никакого «О» в том рыдании не было. А потому, я просто стояла с открытым ртом, изо всех сил сохраняя достоинство. На лице и вообще.

— У семьи Марко бизнес в США, — развил за нас тему Берти, — И ему придется там задержаться до лета.

До лета… Для меня это значит навсегда. Я, наконец, смогла закрыть рот. И проглотить ком, вдруг вставший в горле. В носу бушевала истерика, того и гляди готовая прорваться слезами. Я давила в себе эмоции из последних сил. Потом подумаю об этом. Сейчас, главное сделать все, чтобы он не догадался. Чтобы уехал и забыл. А летом… летом меня в Оксфорде уже не будет. Я исчезну сразу же после первой сессии. Леха прав. Делать нам тут нечего. Что ж… вы спрашивали меня, мистер Сеймур, держит ли меня что-нибудь или кто-то в Англии. Вот вам и ответ, больше меня уже никто не держит.

Маша

Берти усадил меня в свою супермашину, из которой мне осталось лишь помахать Марко рукой. Я держалась, играла словно на сцене. Ах, как я рада, что он улетает решать свои семейные проблемы в США. Действительно, что может быть лучше, чем расстаться с любимым парнем навсегда. Но если бы я увидела хотя бы намек с его стороны, хотя бы тень желания остаться, я бы кинулась к нему, обняла, прижалась и умоляла не покидать меня. Я обещала бы ему все что угодно. Свободные отношения без обязательств? Пожалуйста. Дружба? Не вопрос. Только секс и ничего больше? Я готова. Жить втроем… Мне самой было противно от условий, на которые я в душе уже согласилась. Я же не такая тряпка. У меня должно быть чувство собственного достоинства. Ну, в теории-то точно. Только вот и достоинство, и гордость и здравый смысл растворялись в огромной кислотной беде — он улетает за океан, и больше я его не увижу.

— Ты расстроилась?

Я вздрогнула. Берти выдернул меня из ада мучительных размышлений о том, как я низко пала. И как ниже я еще готова упасть ради Марко Сеймура. Я вздохнула:

— Несколько дней назад какие-то придурки оставили меня умирать в лесу на муравейнике. И их до сих пор не нашли. Ты думаешь, у меня нет повода быть расстроенной?

— Да, и мне тяжело сознавать, что на тебя напали в моем доме, — он вздохнул.

А мне стало стыдно. Я грущу вовсе не из-за покушения. И заставила милого парня испытывать вину. Хотя он-то тут вообще ни при чем. Я улыбнулась и взяла его за руку. Правда тут же об этом пожалела. Господи, я ведь забыла, что у нас с ним теперь не простые и не дружеские отношения. Мы целовались. И каждое мое прикосновение наполняет его момент новым смыслом. Черт! Я попыталась отдернуть руку, но Берти уже вцепился в мои пальцы. Не пустил. Другой рукой он уверенно держал руль. Машина неслась на дикой скорости 95 миль в час (около 150 км/ч). Я не решилась на борьбу.

— Берти… — я замерла, глядя перед собой. Нам надо открыто поговорить. Хватит уже недомолвок! С меня Платона довольно, — Тот поцелуй…

— Тебе не понравилось. Я уже понял, — он ухмыльнулся, не сводя глаз с летящей на нас магистрали, — Чего не могу сказать о себе. Я держу наш первый поцелуй в сердце, Маша. И не боясь показаться излишне романтичным, скажу, что воспоминания о нем каждый раз заряжают меня энергией. Я готов горы свернуть, честное слово. И вот что я думаю, как мужчина, я тебе не нравлюсь.

Я не стала на все это отвечать. Мне кажется, что последнее время от меня вообще никто не ждет ответов. Мама, Марко, Леха, Берти, Платон, — все они вещают на своих волнах, не озадачиваясь услышать мое мнение. Они сами все за меня продумывают и воплощают в жизнь. Как же надоело!

— Но я не отступлю, — ожидаемо продолжил принц, — Я готов за тебя бороться.

О, да! Наслышана.

— И поэтому ты пообещал убить Платона, если он еще раз назовет меня своей невестой?

Берти усмехнулся одними губами. А вот что светилось в его глазах, я не увидела. Он ведь вел машину и не мог ко мне обернуться.

— Да, — неожиданно просто ответил он.

А у меня по спине пробежали мурашки. Берти не шутил. И не рисовался. Думаю, Платон это тоже понял. И поэтому слинял по-быстрому назад в Оксфорд. Возможно и Марко тоже испугался. Хотя, на Марко это и не похоже.

— Берти… — я хотела сказать много чего рационального. Например, о том, что нельзя идти на поводу у своих желаний. Но он меня перебил:

— Я принц, Маша. Так уж сложилось. Я не готов расстаться с тем, чего хочу больше всего на свете.

— И… — черт, у меня дыхание перехватило. Как я могла так ошибаться? Марко и Платон циничные мажоры? Нет, они дети в сравнении с моим душкой-Берти, — Чего же ты хочешь?

— Не чего, а кого. Я хочу тебя, Маша. Я хочу, чтобы мы любили друг друга.

— Берти, — я не смогла сдержать идиотский смешок, — Чувства нельзя обязать или заставить. Как они появляются, никто не знает. Но управлять ими не получится. Ни у кого еще не получилось.