— Берти, ты ошибаешься. С тобой все в порядке.

— Да брось, Маша, — жарко возмутился он, — Я же понимаю, что выгляжу странно. И такая девушка как ты постесняется выйти со мной в общество. Ну же, помоги мне. Я хочу тебе соответствовать.

— Ты? Мне?! — искренне удивилась я.

— Ну да, — он передернул плечами, — Видишь, я старался. Хотел выглядеть хорошо.

— У тебя получилось… — мне стало ужасно весело. И от его неуверенности, и от нелепости ситуации. Ведь на самом деле это я ему не соответствую, а вовсе не наоборот. Я со своими мелкими проблемами, с никчемными переживаниями, со свадьбой этой еще. Я почти разрушила свою стройную и распланированную жизнь. Я не тот человек, которому следует соответствовать, если уж на то пошло.

— Нет не получилось, — заупрямился Берти, — Я чувствую диссонанс. Давай, Маша, подгони меня под себя. Пожалуйста. Что, во мне не так?

— Зачем тебе это?

— Мы вместе идем на выставку, так?

— Так.

— И должны выглядеть если не парой, то органично.

— Хм… — возможно какая-то логика в его словах и была, и Мия ее бы точно уловила. Но я не Мия. Поэтому я лишь плечами пожала, — И зачем нам это?

Он вздохнул:

— Я боялся этого вопроса. Потому что ответа на него у меня нет. Ну, кроме того, что, если кто-то куда-то вместе выходит, они должны смотреться органично. Я же педант. Забыла?

— А, тогда понятно.

С этой точки зрения мы смотрелись как Кен из Дома Барби и Монстр Хай Вайдона спайдер.

Я улыбнулась:

— Но это можно решить одним легким движением. Если ты не против.

Наши глаза встретились. Странно, но раньше я думала, что серый, нет, стальной цвет не может быть теплым. Так вот я ошибалась. Может быть и теплым, и ласкающим, и даже согревающим. Этот серый свет вдруг затопил всю меня до кончиков пальцев. Мне снова стало уютно в собственном теле. Берти выдавил из меня похмелье от Марко Сеймура. Может и ненадолго, но мне стало легче. Я вдохнула полной грудью, ощутив вкус воздуха. Какой он? Запах кожаного салона, аромат его туалетной воды: сандал, кора дуба и что-то еще, непонятное и поэтому интригующее, запах старой, прогретой солнцем пыли с передней панели, запах улицы, робко пробивающийся в салон: влажный асфальт, листва кустарников, еще зеленая, но уже не свежая, брошенная мимо урны дымящаяся сигарета. У меня голова закружилась. Как же приятно снова почувствовать себя живой. И способной ощущать.

— Давай, — он кивнул.

Я нерешительно поднесла руки к его голове. Мы все еще смотрели друг другу в глаза. В его серой радужке плясали желтые черти. Может и в моих зеленых плясали, иначе чего бы губы Берти вдруг расплылись в такой озорной улыбке. Я тронула пальцами его волосы. И вздрогнула от неожиданности. Слишком твердые волны. Сколько же геля он на них вылил?

— Геи в шестидесятых так не бриолинились!

— Откуда тебе знать, — хмыкнул он.

— Тик-ток смотрю, откуда же еще!

Мы замерли. Я, запустившая пальцы в его зализанную назад и слепленную волос к волосу шевелюру, и он, погрузивший свой серый взгляд в мои глаза. Мои пальцы неумело взболтали конструкцию на его затылке. Но только прошлись по застывшим гелевым волнам.

— Смелее!

Хорошо ему говорить!

— Давай!

Его ладони накрыли мои пальцы. Наши руки отчаянно завозились в его волосах, взбивая их в пену.

— Ну?

Я улыбнулась:

— А знаешь, мне нравится.

И он мне улыбнулся. И в этот момент я вдруг поняла, что моя жизнь началась с новой строки. Происходило что-то важное прямо здесь и сейчас. Что-то, о чем потом я буду вспоминать в старости. И может быть даже рассказывать внукам.

Марко.

В дверь настойчиво тарабанили. Я разлепил один глаз, тот который не утоп в подушке. До чего же мерзко просыпаться, когда ложился с намерением заснуть навсегда. Правда, жить совсем не хотелось. И сил для этого не было. А в дверь все настойчиво лупили ладонью. Я хотел было крикнуть, кому бы там ни было, чтобы проваливал, но из горла вырвался лишь невнятный сип. Грохот тут же прекратился, я услышал, как скрипнули петли. Черти бы забрали лентяя Джозефа, он совершенно запустил дом.

— О, ты проснулся, — по комнате энергично затопал длинными ножищами принц Альберт.

Не совсем принц, титула у него нет, но я уже привык его так называть.

— Ты мешаешь мне сдохнуть, — ответил я свободной от подушки половиной рта, — Надеюсь, у тебя веские на то причины.

— Ты ведь в курсе, по дому бродит голая девица.

— Это Флор. Мне кажется, она вошла в роль моей… я не знаю, кем она себя вообразила. Если хочешь, спроси у нее сам.

— Прислуга в ужасе. Я с трудом отыскал Питера. Он прятался в коморке для швабр.

— Жаль, что я не знал о такой. Я бы тоже там спрятался.

— С девушкой надо что-то делать.

— Ну да, давненько мы никого в саду не закапывали.

Я все-таки оторвал лицо от подушки и с большим трудом сел, спустив пятки на пол. Ал оглядел меня, и брови его слегка дрогнули. Я потер лицо, инстинктивно пытаясь придать ему здоровый вид. По ощущениям, оно было каким-то неправильно перекошенным.

— Что-то случилось? — поинтересовался мой добрый друг.

О да, за последние 48 часов в моей жизни случилось все, что только можно. Я практически пережил демоверсию чего-то такого ультра-шекспировского. Как будто какой-то сумасшедший библиотекарь раздербанил собрание сочинений великого драматурга и вывалил мне ворох листов на голову.

Возможно, молитвы всех девчонок, которых я обидел в своей жизни, в конце концов толстым световым потоком долетели до главного штаба управления нашим миром, и там на мое дурное поведение, наконец, обратили внимание. И решили показательно отшлепать. Иначе как объяснить, что жизнь так жесткого раскатала меня по асфальту? Проведя операцию с такой выверенной точностью, как будто готовила ее заранее?

— Ты не знаешь, Джейн Эндрюс оккультизмом не увлекалась?

Брови Ала поднялись еще на миллиметр выше. Что характерно для его крайней степени удивления. Тем не менее, он с хладнокровием принца по крови пожал плечами и ответил:

— Если бы она увлекалась оккультизмом, она бы втыкала иголки в твою восковую копию, а не прыгала вокруг твоего автомобиля с ледорубом. По мне так оккультизм куда безопаснее женской истерики.

— Что верно, то верно. Хотя с Джейн станется и иголки повтыкать.

— Я ни в коей мере тебя не критикую, но ты сам где-то находишь этих девиц. Таких вот неординарных.

— Лучше и не скажешь.

— Ты подумай, может стоит переключиться на более спокойных что ли…

Я закрыл глаза. Сил не было видеть спальню, в которой перебывали все эти удивительные и ужасные Моники, Клары, Джейны, Анджелики и прочие Флоры. Моя огромная кровать как состарившаяся хозяйка борделя готова обласкать новенькую, чтобы тут же пустить ее в дело. Я всегда полагал, что здесь, в этой спальне и происходит настоящая жизнь. Горячая, страстная, вечно молодая. Как я ошибался. Никакой жизни тут не было. Так, суета одна. Малый лучик настоящего заглянул сегодня в гостиную на первом этаже. Но мы все дружно: Флор, дворецкий и я в первую очередь затоптали его ногами. И больше никогда ко мне не вернется это чувство. Когда живешь с удовольствием. Не с удовлетворением, а именно с удовольствием.

— Ты не подумай, я не ханжа…

— Неужели? — тут уж я и глаза открыл, и даже бровью дернул.

От чего Ал смутился, но, взяв себя в руки, продолжил:

— Я вовсе не против твоей голой подружки, которая разгуливает по дому. Это даже как-то бодрит… Заставляет по-иному взглянуть на длительные прогулки по парку… И все же, если какой-нибудь папарацци заснимет в моем доме голую девицу…

Ну да, на него же до сих пор смотрит вся страна. И как я мог забыть! Ал, хороший парень, и мой лучший друг. Но как ни крути, он член королевской семьи. Со всеми вытекающими. А я, между прочим, начальник его охраны. Так что в мои обязанности входит ограждать Альберта от подобного компромата, а не провоцировать его.