— Марко Сеймур!

И распахнув глаза, замерла подавившись собственным воплем. Сердце вдруг ухнуло вниз, потом подпрыгнуло к горлу, потом сильно ударилось о ребра. Бух, бух, бух. Мгновенно вспотев, я с силой оттолкнулась ладонями от внешнего подоконника. Но лишь навалилась на Мию, которая, ничего не понимая, продолжала меня удерживать снаружи.

— Скажи! — уговаривая, прошептала она мне в ухо, — Сейчас это важно для тебя! Ты должна это сказать! Себе, Маша! Скажи это себе!

Он стоял там внизу. И смотрел на меня, прожигая взглядом. Странный, не похожий на себя, в расстегнутой на несколько пуговиц рубашке, с болтающимся петлей повешенного галстуком. Одна рука в кармане, а на губах все та же надменная полуулыбка. Он смотрел мне в душу и ждал.

— Марко Сеймур… — голос сорвался на хрип.

— С ума сошла?! — возмутилась в затихшей комнате Эльза, — Ты нас предаешь, подруга!

— Соберись! — Мия всунула мне в руку полный бокал.

Да, я должна отвоевать у него свое право на жизнь. На жизнь без его прожигающего взгляда. Без его твердых пальцев и без его мягких, ласкающих губ.

Я выпила залпом что-то горькое и чрезмерно этиловое. Выдохнула, глянула прямо ему в глаза и заорала:

— Марко Сеймур, ты говнюк!

Повисла тишина. Внизу, под фонарем, Марко пошатнулся, словно мои слова пробили ему грудь. Потом поднял руку с бутылкой. Отсалютовал мне. Опять криво ухмыльнулся. Вышло у него как-то грустно. Он выпил из горлышка, выдохнул и снова уставился на меня. А я замерла, стремительно трезвея. Зря я напилась. Алкоголь это всего лишь иллюзия свободы. Но по-настоящему я все еще принадлежу ему. Этому мужчине под фонарем. Я не верила в собственные слова, которые проорала ему в лицо. Нет, они не от сердца. От головы, которая желает избавления. Но в этом споре сердце сильнее. И упрямее. Я прямо сейчас готова броситься к этому говнюку Марко, обнять, вжаться в его тело с силой, чтобы согреться. Я только сейчас поняла, как замерзла. Да меня же всю трясло! И вовсе не от мокрой осенней ночи. От одиночества. Теперь я точно знала, без него мне всегда будет холодно.

За спиной комната вздрогнула вступлением новой бодрой песенки. И я вздрогнула.

— Маша, закрой окно. Холодно!

Оказывается, Мия меня покинула. Теперь танцевала с Эльзой, на ходу разливая «Blue Curacao» по бокалам.

Я должна с ним поговорить. Прямо сейчас! Я повернулась к окну. Но в желтом круге под фонарем уже никого не было.

Марко

Руки ее казались бесконечно-длинными. Я скользил ладонями от тонких пальцев по изящным запястьям, слегка сжимая предплечья, задерживаясь на острых локтях, выше, выше, выше… Дыхание перехватило, в груди бухало так сильно, что отдавало в гортани. В висках шумело. Я почти ничего не видел, я тонул в изумрудной зелени ее глаз. Мы ведь уже целовались. Так страстно, так откровенно, так обнаженно. Почему же сейчас я волнуюсь, как будто это наш первый поцелуй? Или действительно первый? Не безумный, опьяненный десятком коктейлей и орущей со всех сторон музыкой. Теми поцелуями я затащил ее в свой мир. В мою реальность. Где все просто, где тела сливаются, пока мозги в отключке. Но этот поцелуй будет ее. Другим, вот в чем фишка. Первым нашим настоящим, глаза в глаза, рот в рот, душа в душу. Воздуха не хватало, кончики пальцев покалывало. Все мое тело натянулось струной и стало телом дерганного неврастеника. Наверное, она чувствовала то же. Она смотрела на меня, не отрываясь, а тело ее мелко вздрагивало от каждого касания. Кистями, предплечьями, ключицами, шеей. Ладони мои обхватили ее скулы, потянули губы к губам. Теперь между нами лишь наше дыхание. Робкое, осторожное, прерывистое. Я медлил, не зная, как передать ей все, что чувствую в этом первом и таком важном поцелуе. Чтобы стало понятно без слов, что она для меня значит. Стыдно, но я никогда не задумывался, как это объяснять поцелуями. Мой стандартный поцелуй — это по-деловому быстрое обозначение намерений. Доведенный до автомата натиск, когда сминаешь губы девчонки властно и жестко, сразу показывая, кто тут хозяин. Так было в Черной королеве, когда мы с Машей накинулись друг на друга. И продолжилось в номере отеля. Но сейчас, сейчас она ждала, а я готовился сделать самый важный шаг ей навстречу. Как же это трудно. И как же страшно. А вдруг она не поймет? Или поймет не так?

Ее приоткрытые, готовые принять меня губы настолько близко, что я почти чувствую их вкус. Я хочу их так сильно, что у меня сводит под языком как от капли лимонного сока. Спазм сдавливает горло. В глазах темнеет. Я задыхаюсь. Пытаюсь вдохнуть, но не выходит. Я словно парю в безвоздушном пространстве.

— Марко! Марко! — шепчут ее губы, а тонкие пальцы, обхватили мои плечи, — Марко, дорогой, что с тобой!

Голос ее стал резче, громче:

— Марко! Чертов идиот! Да, очнись ты!

Я распахнул глаза скорее от неожиданности. Маша не могла проорать такое мне в лицо. Ну, да, все правильно. Это и не Маша. Это… как же ее…

Я жадно вдохнул, чувствуя, как поток воздуха с болью врывается в легкие. Узкое бледное личико в обрамлении черных кудряшек, сдвинутые широкие брови правильной формы. Неужели брови теперь тоже наращивают? Или рисуют? Или что они там с ними делают, чтобы придать им идеальный вид? Двести лет назад девицы наклеивали мышиные шкурки. Надеюсь, индустрия моды шагнула куда-нибудь от этого тренда…

— Усмехаешься. Значит тебе полегчало, — она выдохнула, и губы ее тоже какие-то уж слишком пухлые растянулись в улыбке, — Думала, ты сейчас окочуришься.

И где мне повезло подцепить этот продукт апгрейда? Обычно я такое за пять шагов обхожу. Когда вся дурь сразу на лице. Никаких тебе загадок, и полное отсутствие надежды хотя бы на легкие проблески разума. Нет, это не мой охотничий ареал. Видимо, вчера все было куда хуже, чем подкидывает мне услужливая память. Я выдохнул и закрыл глаза.

От Софи я свалил почти в четыре. Дотащился до клуба Черная королева. Долго барабанил в закрытую дверь, потом доказывал охраннику, что на их стоянке все еще пылится мой автомобиль. Повезло, что он там оказался единственным. Сев за руль, еще раз вытащил телефон из кармана. На что я надеялся? Чего ожидал? Ответного сообщения от Маши? Но что можно ответить на идиотское «Давай останемся друзьями». Любой из вариантов полоснул бы меня хуже розги. И все же я проверял телефон каждые четверть часа. Но Маша молчала. Подъезжая к дому, я уже решил, что должен сам с ней встретиться и поговорить. Объяснить, что имел в виду. И вырулить как-то на то, что мы могли бы не оставаться друзьями. Если, конечно, она не презирает меня так же, как я сам себя сейчас презираю. Да, я сходил по ней с ума, да, хотел ее безумно каждой клеткой своего поганого организма, но это же не повод накачивать ее алкоголем и тащить в койку. Не таким должен быть наш первый поцелуй. Не в клубе, не в пьяном угаре, не с переходом в номер через лифт и коридор отеля, когда лучше всего запомнился ужас в глазах двух пожилых леди. Сейчас ночное пьяное благородство уже не казалось мне таким правильным. Таким рыцарским поступком. Все это средневековье с платоническими чувствами к прекрасной даме, в которое я погрузился ночью, при свете дня показалось мне полной чушью. И достойно было лишь восклицания: «Это надо ж было так нажраться!». Маша нормальная, современная девушка, а я обычный парень. Найдем мы как-нибудь с ней компромисс. Я расскажу ей о себе, расскажу о своих чувствах, и тогда, она примет решение. Я надеялся, что она даст мне шанс. В конце-то концов, если у нас не получится, ну, мы хотя бы попытаемся. Или она пошлет меня. Но это будет честно. Я должен дать ей такую возможность. И вот это последнее, о возможности меня послать, пугало меня до одури. И поэтому, я до самого вечера тянул. Раз двадцать брал в руки мобильный в намерении ей позвонить. Или хотя бы малодушно написать, попросив о встрече. И всякий раз откладывал. Нет, а если она опять мне не ответит? Если проигнорирует, как то мое идиотское сообщение «Давай останемся друзьями». Господи боже, как в дешевом кино про подростков. Кто вообще сейчас такое предлагает девушке, которую бросил в номере отеля?! Я серьезно видел перспективу такой дружбы? Буду заваливаться к ней как к Софи, чтобы поплакаться на жизнь? Пообещаю стать крестным ее дочке? Меня передернуло. Нет уж, спасибо огромное. У нас с Машей могут быть лишь два варианта отношений: любовь или пустота. Любовь… Что я подразумевал? Софи посоветовала мне оставить Машу. Странно, но именно эти ее слова убедили меня в обратном. Черта с два я ее оставлю! Да я костьми лягу, чтобы быть с ней. И сделаю для этого все, что нужно. Если она захочет совместных завтраков до самой старости и кучу детей в придачу, что ж, я буду с ней завтракать и рожать детей. А со своим телом, желающим разнообразия я как-нибудь разберусь. Современная медицина творит чудеса. А уж психоаналитики… В конце концов, лоботомию никто не отменял.