— Хочешь, я с ней поговорю?
Я вздрогнул. Как оказалось, мы давно стоим возле какого-то нарочито пышно цветущего куста, а я, по выражению Лизи, вдруг взял и превратился в копию надгробной статуи ее предка Вильгельма Печального, который в расцвете лет лишился родового поместья.
— Как ты это себе представляешь?
— Ну… скажу, что ты от нее без ума. Страдаешь, пьешь и трахаешься со всеми подряд.
— Ты этим сильно мне поможешь! — я усмехнулся как тот самый вышеупомянутый Вильгельм. Весьма печально.
— Я тебя знаю. Ты трахаешься с кем попало только в сильном стрессе. Так что это аргумент.
— У Маши был один, ну может быть два парня.
— За месяц или год?
— За всю жизнь.
— Нет! — Лизи прикрыла рот рукой, потом решительно мотнула головой, отрицая такой вброс, — Ты ее идеализируешь. Как всякий влюбленный мужик.
— Много ты видела влюбленных мужиков, чтобы обобщать?
Теперь она замерла. Ушла в себя надолго, а потом вернулась женским вариантом ранее упомянутого Вильгельма Печального.
— Представляешь, я таких вообще не видела. Я чувствовала, что парень меня хочет, или что я ему нравлюсь, или ему нравятся деньги и власть моей семьи. Такое тоже бывало. Но вот любовь… Разве она вообще существует? В нашем циничном мире?
— Как думаешь, почему Платон сделал Маше предложение?
Она пожала плечами:
— Понятия не имею. Либо обкурился, либо… обкурился. Это же Платон, в конце концов. Он слонов из Индии самолетом выписал. Он мастер красивых жестов.
— Он любит Машу, — я упрямо кивнул, хотя эти простые слова каждым звуком тыкали иглой в сердце, — Любит ее до трясучки.
— Не понимаю, — Лизи поджала губы, — Почему одних любят, хотя в них нет ничего такого. Даже состояния приличного, и того нет. А мы с тобой красивые и богатые — тухлые гопники на обочине.
Обед в доме лорда Кентского прошел в атмосфере чопорного осуждения. Матушка Лизи леди Кентская даже жевать умудрялась с поджатыми губами. И не проронила за все время ни звука. Лорд Кентский был более многословен. Сказал: «Добрый день» и «Подавайте». Первое мне, второе дворецкому. Обедали леди и лорд, с моей точки зрения, какой-то фигней. Овощной суп-пюре, перепела, опять же с тушеными овощами, пирог с капустой. Кто тут составляет меню? Неужели у леди Кентской настолько плохой вкус? Понятно, почему Лизи терпеть не может есть дома. Я вежливо ковырял вилкой тушеные овощи, тщательно огибая скрюченную птичью тушку. Сухую до безобразия. В этом доме не мешало бы сменить повара.
В общем, мы ели молча и собранно. Как воины перед решающей битвой. Даже Лизи не проронила ни словечка. Что для нее тяжкое испытание. А я, между прочим, пытался изо всех сил сгладить углы. Начал с того, что произнес пространную речь, как я благодарен хозяевам дома за приют и поддержку. На это Леди Кентская сжала губы с такой силой, что они побелели. А муж ее лорд кивнул с непроницаемым лицом. Ну, и черт с ними. В конце концов, они для меня и пальцем не пошевелили, а Лизи я уже сказал все что хотел. Однако десерт слега смягчил атмосферу неприятия. Объявили шоколадный пудинг, но подали в результате вязкую приторно сладкую субстанцию подозрительно светло-коричневую для того, чтобы считаться шоколадной. Нет, этому дому просто необходимо сменить повара. Однако и эта малость смягчила желудки, а за ними и сердца хозяев.
— Вот что я хочу вам сказать, молодой человек, — торжественно обратился ко мне хозяин внушительного поместья и отвратительного пудинга.
Повисла многообещающая тишина. Мы все, включая леди Кентскую жадно внимали. А по лицу лорда неожиданно расплылось недоумение. Похоже старик забыл с чего начал и теперь мучительно вспоминал заготовленный спич. Хотя бы его направление. Впрочем, тот, кто хоть раз побывал на заседании палаты лордов ничуть такому не удивится. А я бывал довольно часто. Один раз некоему старикану пришлось пять раз вслух зачитывать его же обращение к собранию. Хором. Иначе он не слышал. Так что все слушатели оказались еще и невольными спикерами. Кстати, хороший политический ход. Так как каждый присутствующий, повторивший спич по пятому кругу, да еще и громко с выражением, уже по полному праву считал его своим. И приняли предложение единогласно. С аплодисментами.
А за нашим столом престарелый лорд никак не мог ухватить мысль за суетящийся хвост.
— Ты хотел поговорить с ними о том, как важно найти свой путь в жизни, — напомнила мужу леди Кентская, не отрывая придирчивого взгляда от пудинга.
Этот намек показался туманным не только нам с Лизи, но и лорду.
— Да? — изогнул он бровь в легком удивлении.
— Несомненно, — леди была непоколебима. Странно, ведь у нее, по сути, с бабушкой Лизи кровного родства не наблюдалось. Но если поставить рядом леди и лорда Кентских, то у дамы генов от старушки Берты, державшей в железном кулаке всех алкоголиков графства, наблюдалось куда больше, чем у ее собственного сына!
— Надо же, — отец Лизи покачал головой, словно сетуя, и как он умудрился сам дойти до такой мысли. По всему походило на то, что старый лорд, дожив до седин, не был уверен, что и сам нашел этот путь. А тут еще и другим такое советовать.
— Помнишь, ты говорил, что юное поколение живет сегодняшним днем и не думает о будущем? — напомнила ему жена тоном учительницы диктующий школярам какую-нибудь теорему.
— Я такое говорил? Надо же… — искренне удивился лорд Кентский и, не удержавшись от соблазна, сунул в рот еще одну ложку с подозрительным недо-шоколадным пудингом.
Если бы воспитание матери Лизи позволило ей закатить глаза, она бы их закатила до самого затылка. Во всяком случае, выдохнула она соответственно. Даже я напрягся от ее эмоций, вихрем носящихся над столом. Лизи замерла в предвкушении развязки. А слуги вжали головы в плечи. Но лорд Кентский, видимо, привык к неуемному нраву благоверной. Так что он как ни в чем небывало, слопал еще пару ложек пудинга, а потом неожиданно заявил:
— Что вы думаете, юный Доудсен о брачном союзе? Как вам кажется такая перспектива?
Такого поворота ни я, ни Лизи не ожидали. Мы оба замерли и затравленно переглянулись. И оба отчаянно понадеялись, что наши папаши в ходе вчерашней телефонной ностальгии не пожелали породниться. С чего бы!
— Я отношусь к такой перспективе с ужасом, милорд, — ответил я в миг одеревеневшим языком.
— Ну еще бы! — кажется леди Кентская фыркнула?
— Вот! — ее супруг повертел десертной ложечкой в воздухе, — О том я и говорю! Падение нравов приведет-таки нас к краю бездны. Мы, молодой человек, аристократы, столпы этого общества. На наших плечах моральных дух и нравственность поколений!
Прозвучало устрашающе. Мы с Лизи синхронно хлопнули глазами. А леди Кентская удовлетворенно кивнула. Страшная женщина, если так посудить.
— Я полагаю знатные молодые люди, достигшие совершеннолетия обязаны своим примером, так сказать, задавать тон нации. Да, студентам пристало гулять по барам, и что уж там, устраивать всякие непотребства… — лорд Кентский пер как локомотив, набирая обороты. А я, понимая, куда он клонит, отчаянно искал пути отступления и кидал панические взгляды на окна, двери и даже под стол.
Лизи делала то же самое.
— Не вся молодежь такая испорченная, — не преминула вставить свои два пенса леди Кентская, — Есть среди них истинные бриллианты.
— Конечно есть, — проявил демократичность ее муж, — Но нам о них ничего не известно. Приходится иметь дело с тем, что есть. Так вот, Марко, скажу прямо, я решил прекратить эти ваши бесчинства и выдать свою дочь Лизи замуж.
Мы с Лизи разом сглотнули. Похоже мы могли бы выступать в каком-нибудь парном соревновании, например по парному стрессу или парному бегству от родителей с препятствиями.
— За кого? — осторожно уточнил я.
И тут лорд Кентский посмотрел на меня снисходительно. А потом заявил:
— Сейчас это не так уж и важно. Ведь главное сама идея, не так ли?
И я, в отличие от Лизи очень облегченно выдохнул. Очень! Этот старикан не планирует выдать Лизи за меня! То есть я по-прежнему свободен! Не то, чтобы я был против Лизи! Она мне друг, несомненно. Но Лизи — жена? Нет, уж, спасибо!
