Л у к а. Другому, может, этого б и хотелось. А ему — нет. Он был не из трусливых.

М о г и л ь щ и к. Ишь ты! Хочешь сказать, что знал его? Винишко вместе попивали, а? В картишки перекидывались с его превосходительством?

Л у к а. Знал, да не так, а по-человечески. Другой, если бы сделал такое, спрятался бы за крепостные стены. А он — нет.

М о г и л ь щ и к. А по мне, лучше, что мы его закопали в два раза глубже, чем обыкновенных, порядочных людей.

Л у к а. Твое ремесло, тебе лучше знать, как надо.

М о г и л ь щ и к. Конечно, знаю.

Г у б е р н а т о р  в штатском, воротник пальто поднят, шляпа глубоко надвинута на глаза, на лице неопрятная, многодневная щетина, темные очки, входит, прячется за дерево, слушает.

(Сплевывает.) Целый сад сюда натащили. А у такого, что за наше народное дело погибнет, едва травкой порастет. С этой чертовой справедливостью всегда так: жди — не дождешься и в могиле. А ты не стой над ним с таким молитвенным видом, неудобно. Еще кто-нибудь подумает, что жалеешь.

Л у к а. А разве знаешь когда-нибудь наверняка, над кем стоишь? Каков был человек, который лежит здесь, плох или хорош?

М о г и л ь щ и к. Еще скажи, что погиб геройски. Тьфу, пропасть!

Л у к а. Этого не скажу. Но погиб по справедливости. Свой долг заплатил сполна. Был человеком чести.

М о г и л ь щ и к. А мне что с его чести? Один погибнет — другого дадут. От этого ничего не изменится.

Л у к а. Лучше с честью под эту глиняную перину, чем с подлостью тут, наверху.

М о г и л ь щ и к. У тебя, брат, в голове какая-то кутерьма. Любой тебе скажет наоборот: лучше жить, чем гнить.

Л у к а. Нет, не любой. Вот он так бы не сказал.

М о г и л ь щ и к. Впрочем, мне все едино. Любому ямку выкопаю. Но их превосходительствам — всегда в два раза глубже.

Л у к а. Слава богу! По крайней мере со мной не помучаешься.

М о г и л ь щ и к. Ну, не торопись. Ты еще крепкий.

Л у к а. Однако знакомых у меня, как видишь, становится все больше тут, чем там, в городе. А человека всегда тянет к своим. Пойду проведаю еще кое-кого. Над этим подумаешь, над другим повздыхаешь — вот люди великие и малые… (Уходит.)

Могильщик выколачивает свою трубку о каблук. Губернатор, немного повременив, подходит к могиле.

М о г и л ь щ и к. А вы как на службу. Каждый день в эту пору.

Г у б е р н а т о р. Навещать умерших, дружище, — долг христианина.

М о г и л ь щ и к. В таком случае христиан в нашем городе можно перечесть по пальцам. Хотя, говоря по правде, вы не смахиваете на христианина. (Фамильярно.) Вы больше походите на одного из тех, что бросают бомбы в губернаторов… (Толкая в бок Губернатора.) Признайтесь-ка, вы приходите сюда караулить свою жертву? Что?

Г у б е р н а т о р. Да, вот именно, дружище. Я прихожу караулить свою жертву. Надеюсь, ты меня не выдашь?

М о г и л ь щ и к. Еще чего! Пусть хоть сам отец Анастази…

Г у б е р н а т о р. Отец Анастази никогда не навестит этой могилы.

М о г и л ь щ и к. Конечно, он предпочитает навещать губернаторский дворец. Пусть только назначат нового…

Г у б е р н а т о р (машинально). Кого?

М о г и л ь щ и к. Нового губернатора.

Г у б е р н а т о р. Нет, не назначат. Этот был последний.

М о г и л ь щ и к. Последний? Как вы это понимаете?

Г у б е р н а т о р. Не так буквально, как ты думаешь.

М о г и л ь щ и к (впервые серьезно). Мне думается, что у меня было бы меньше работы, если бы на свете не было губернаторов.

Г у б е р н а т о р. Кто знает, может, еще придумают что-нибудь такое, что ты вообще окажешься лишним.

М о г и л ь щ и к. Придумают? Кто же?

Г у б е р н а т о р. Те, для которых правят губернаторы. Либо правили… (Показывая на могилу.) Как этот…

М о г и л ь щ и к (вдруг встревожившись). Теперь я вижу, что вы действительно из тех, что развлекаются бомбами… Впрочем, не мое дело. Любому ямку выкопаю. (Доверительно.) А вам в случае чего сделаю легкую оградку, с калиточкой, посажу кустики жасмина или сирени… Предпочитаете сирень ли жасмин?

Г у б е р н а т о р. Безразлично, моя философствующая лопата. Безразлично.

М о г и л ь щ и к  осматривает свою лопату, пожимает плечами, уходит.

Губернатор с минуту один у могилы.

Р а с с к а з ч и к (входит, за спиной Губернатора). Пора кончать. Губернаторы уходят, народ остается.

Г у б е р н а т о р. Однако на сей раз получилось так, что остался и губернатор. Смешно. Этот славный малый с лопатой принимает меня за анархиста. А я попросту лишь на нелегальном положении.

Р а с с к а з ч и к (показывает на могилу). Он тоже. Живой и мертвый — перед лицом мира вы оба на нелегальном положении.

Г у б е р н а т о р. Это удивительно. Мне все больше кажется, что оба мы — он и я — были людьми одинакового покроя. Теперь, когда я совсем один, так, как и он в этой моей яме…

Р а с с к а з ч и к. Он не один. Тысячи уст с любовью произносят его имя.

Г у б е р н а т о р. С любовью или страхом — не все ли равно? И то и другое не позволяет нам быть собой — только собой! Я лишь теперь понял это. Какое счастье — быть только собой! Для себя.

Р а с с к а з ч и к. Жаль. Я предпочитал видеть вас таким, каким вы были прежде. Несмотря на то, что внушали людям страх и отвращение, никто не мог вам отказать в порядочности и отваге.

Г у б е р н а т о р. Плевал я на них! Теперь, когда глупая судьба и еще более глупые люди вернули мне мою свободу, я жалею лишь об одном: что оставили мне на это так мало времени…

Р а с с к а з ч и к. Внимание! Приближается тот, кто до недавнего времени был вам не совсем безразличен, но кому бы не понравилось то, что вы говорите…

Входит  И о а с я. Губернатор отступает за дерево, стоя в укрытии, слушает.

(Наблюдает за Иоасей. Пауза.) Вы знали его превосходительство, барышня?

И о а с я (машинально). Нет. (Пауза.) Да.

Р а с с к а з ч и к. Как все в городе. Знали и не знали.

И о а с я. Нет, не так, как все.

Р а с с к а з ч и к. Иначе?

И о а с я. Немного иначе. (Пауза.) Я принесла розу. Но не знаю, следует ли ее тут положить. Мне казалось, что на него навалят самый тяжелый камень, какой только можно найти… Мне было жалко… Между тем тут — столько великолепных венков, лент… За что, почему?

Р а с с к а з ч и к (с иронией). Очевидно, его любили — жена, дети, подчиненные…

И о а с я (после некоторого раздумья). Все-таки положу. Нет. Не ему. Тем, кто его убил.

Р а с с к а з ч и к (приблизясь, доверительно). Возможно, вы правы. За день до смерти он сам говорил, что это сделают отважные люди.

И о а с я. Вот видите! (Пауза.) Говорят, что те, кто его убил, хотят исправить мир.

Р а с с к а з ч и к. Разумеется. Но бомбами его не исправишь.

И о а с я. Я тоже так думаю. А все-таки многие из них за это погибают. Хоронят их тайком, мало кто знает, где они лежат. Поэтому я положу эту розу здесь. Я положу ее наперекор этим великолепным венкам. (Кладет розу на землю у подножия горы венков.)

Р а с с к а з ч и к. Что касается цветов, то безразлично, за что они либо против чего. Они одинаково пахнут и одинаково истлевают. Как и останки, что здесь покоятся: через десять лет не узнаешь, чьи они…

И о а с я (отступает от могилы). Через десять лет? Я буду тогда совсем взрослая… Но боюсь, что до этого времени мир не будет исправлен.

Р а с с к а з ч и к. Пожалуй, еще нет, милая Иоася…

Сцена погружается в темноту; яркий прожектор освещает только гору венков и лежащую возле нее на земле розу.