Левой рукой держать самострел не удобно. Все заточено под правую, и чтобы дотянуться до рычага пришлось постараться, но я справился. Взвел самострел, наложил болт, поднял, прицелился.

Коротышка не отреагировал, так и продолжал стоять в полный рост на саркофаге, вещая мне о скорой и мучительной смерти, творя волшбу на яйцо. Был бы он один, я бы спустил рычаг сейчас, но два обезьяноподобных типа мне этого не простят. Я отмахаться от них я вряд ли смогу, уж больно угрожающе выглядели их мышцы. И взгляды не предвещали ничего хорошего.

Я продолжал улыбаться, они продолжали недобро на меня смотреть, а коротышка продолжал говорить и грозить мне всеми жуткими смертями какие только мог вспомнить. Я полез в колчан, вытащил болты, разложил их на полу, так, чтобы можно было дотянуться. Пересчитал. Восемь. Не понял. Пересчитал ещё раз. Восемь. Хм, было двадцать. Два торчат в глазах паука, три или четыре я выронил, и они где-то на полу, восемь вот они, а остальные где? Да демоны с ними. Все равно все восемь использовать не успею.

— Твоя сделать преступления. Твоя не испытывать раскаяния. Твоя умрет!

Я продолжал улыбаться, но нахмурился. Мне начало казаться, что коротышка тянет время. Его рука с посохом направлена на меня, но вторая окутана сиянием и сияние это перетекает на яйцо. Не знал я кто в том яйце, но и узнавать не хотел. Однако, похоже коротышка решил нас познакомить, не спрашивая моего мнения. Я вложил болт в рот, прижал зубами.

— Твоя есть очень повезти. Моя завидовать твоя. Юная бога только что сказать, что твоя стать им. После смерть. Моя завидовать. Моя ненавидеть твоя. Моя желать убить твоя немедленно! Моя…

Я спустил самострел. Болт вошёл точно в слишком разговорчивый рот коротышки. Сморщенный мерзавец захрипел, удивлённо уставился на меня, рухнул на колени, поднял руки ко рту, но сказать ничего не успел. Второй болт пробил его череп на вылет. Точно промеж глаз.

Обезьяноподобные завыли и бросились на меня. Я подхватил болт с пола. Непослушные пальцы с трудом наложили его, взвели самострел. Я успел всадить болт в плечо одному, но со вторым сделать ничего не успевал. Встретил его пинком в морду. Он отлетел, упал, но тут же вскочил. От второго пинка, он уклонился. Как и я от его когтей. Оказавшись сбоку от него ударил под ребра и чуть не сломал пальцы. Может, шкура у него была дубленая, а может зря я правой бить пытался.

Он в долгу не остался, ударил кулаком. Я отклонился, и кулак выбил крошку из стены рядом с моей головой. Он взвыл от боли, или ярости приподнялся. Мне хватило времени и ловкости, подтянуть ноги и врезать ему в грудь. Такого он не ожидал. Похожее на обезьянье тело отлетело, ударилось спиной о саркофаг, рухнуло на пол. Ждать, что будет дальше я не стал. Собрав остатки сил прыгнул к нему, на ходу выплёвывая болт изо рта. Навалился сверху и вложив в удар всю силу воткнул снаряд ему в глаз. Болт пробил не только глаз, но и кость за ним. Жутко захрустело, звериную морду исказила боль. Он потянулся ко мне руками, я надавил сильнее, болт провалился внутрь. Я отдернул руку, вытащил покрытый чем-то липким болт, поднял его, размахнулся и вложив в удар остатки сил пробил обезьяне шею. Он захрипел, странно, злобно. Я ударил еще и еще раз. Он обмяк, после третьего. После четвертого дернулся и затих.

Я встал. Вытер тыльной стороной ладони кровь с лица, сплюнул в сторону. Осмотрелся. Коротышка свернулся в странной позе, вроде как младенец в люльке, но совершенно точно был мертв. Вторая обезьяна ещё жива, но угрозу не представляла, лежала и скулила.

Шатаясь, я дошел до брошенного ножа, поднял его, зачем-то вытер о штаны, налипшую слизь, подошёл к ещё живому похожему на обезьяну спутнику коротышки. Странно, я всадил в него всего один болт и тот в плечо, и надо сказать руками я это делаю лучше. Но выглядел он так, словно попал под стадо взбешённых лошадей. Одежда в клочья, грудина сломана, осколки ребер пробили кожу, торчат наружу. Левая рука раздроблена, чуть выше локтя, правая цепляется за пол, скребёт по нему сломанными когтями. И судя по тому как он пытается отползти на одной руке у него перебит позвоночник. Я его точно так не бил, да и болт торчавший из плеча не мог такое сотворить.

— Кто ты? И кто тебя так? — спросил я, не ожидая ответа.

Он его и не дал, лишь заскулил, подобрался. В глазах ее явно читался страх. Он был уже мертв, и, наверное, понимал это, но отчаянно цеплялся за жизнь, хоть ему и было очень больно и наверняка очень страшно. Я бы мог его оставить, позволить ему умирать долго, без еды и воды. Скоро кураж такого неудачного для него боя пройдет, и он ощутит всю прелесть вмятой внутрь грудины и сломанных ребер. Хотя, наверное, он быстрее кровью истечет. А может и нет. Полоска крови, оставшаяся от него на полу тонка и едва заметна. Но даже если не умрет от кровопотери он все равно не жилец. Я бы мог оставить его умирать, но я не стал.

Он прикрылся широкой ладонью, но прикрыл лишь лицо, а я ударил в шею. Кровь брызнула в очередной раз окатив меня фонтаном капель. Стекленеющие глаза смотрели на меня и мне казалось, что в них была благодарность.

Я снова вытер лицо. Сплюнул. Выругался. Ещё раз осмотрелся. Склеп больше походил на место великой битвы. Всюду валялись тела и куски пауков, мертвые птицы, пол залит кровью, смешавшейся со слизью. Эта смесь понемногу светилась и от нее поднимался пар. Или дым. Демоны его знают. На расколотой крышке саркофага тело мага-коротышки, под саркофагом мертвая обезьяна. В стороне лежало тело огромного паука, рядом с ним светилось яйцо. Но лишь светилось, окружающая его дымка исчезла. А над всем этим, застыв со сложенными на груди руками висел призрак бывшего хозяина Дола.

— Все? — спросил я, не обращаясь ни к кому. Да и кому тут было обращаться. Вокруг только мертвые, считая призрака.

— Так все? Или ещё кто остался?

Тишина. Полная, абсолютная тишина. Не слышно даже шороха крыльев птиц, нет звука капель, не трещат факела. С трудом удалось вспомнить, что они прогорели и погасли, а свет, что заливает склеп, исходит от призрака.

— Видимо все.

Я рухнул на колени. Боль мгновенно завладела телом, заставив пожалеть, что я ещё жив.

Тум!

Звук ворвался в уши громовым раскатом, разорвал цепи боли, вырвал из груди стон.

Я посмотрел на яйцо. Большое, мне по грудь будет. Светится неприятным, недобрым жёлтым светом. Чем-то нехорошим веяло от яйца, но чем… Плевать! К демонам все! Я слишком устал, чтобы думать. И тело мое слишком болело, чтобы что-то делать.

Тум!

Я упёр руки в пол, пытаясь удержаться и не рухнуть лицом в дымящуюся жижу.

Тум!

Гулкий звук прокатился по склепу, отразился от стен, ударил мне по ушам. Он был сильней чем раньше, он был громче, он был злее.

Я вновь посмотрел на яйцо. Свет его медленно угасал, уже не освещая даже скорлупу. А с самим яйцом что-то происходило, оно мелко дорожало и раскачивалось. Я медленно развернулся на четвереньках, подобрал оброненный нож, подумал о болте, даже глянул на лежащие на полу, но брать не стал.

Тум!

Что-то чёрное лишь на миг мелькнуло внутри яйца, коснулось скорлупы и скрылось вновь. И в тот же миг, в этот краткий миг касанья, по склепу разнеслось громкое "Тум!"

Я выругался, послал все к демонам. Хотелось плюнуть на все, на мертвецов вокруг, на боль во всем теле, на Суть Смерти, на болтающегося под потолком призрака, на яйцо. С каким бы наслаждением я сделал последнее, но не доплюну.

Тум! Тум! Тум!

Удары следовали один за другим и каждый следующий приближал мое лицо к жиже. Я, что было сил, пытался удержаться, но ладони скользили. Звук бил по телу словно молот по наковальне. Уши разрывало от каждого удара. Лёгкие сжимало до боли. Желудок подбрасывало к горлу. Из глаз текли слезы, а из носа сопли.

Тум!

По спине словно молотом ударили. Я рухнул лицом в дымящуюся, дурно пахнущую жидкость.

Тум!

Тело сжало, череп сдавило с такой силой, что на глазах выступили слезы. Я закричал. Но мой крик утонул в новых тяжёлых, частых ударах.